интересные тут вещи у меня творятся. Задумал я давеча написать путешествие к Арктуру, ну а кто может туда кого-то послать? Конечно же Люцифер. И тут я вижу что существует и обратная книга - ,,Путешествие к Люциферу" Блума, правда вроде бы пока только на инглише - вот бы еще что почитать
пролетал бы стрелой через хлопнувшееся пространство.
разрабатывается теория бран
я мало что понимаю в ее математическом описании)), физики оторвались далеко вперед, кратко:
Согласно этой теории наша вселенная это некая «Мембрана» парящая в «мультивселенной», поверхность данной мембраны не ровная, при столкновении и соприкосновении «Мембран» мембраны касаются друг друга не всей поверхности а только некоторыми частями, при соприкосновении происходит возможно небольшая (по меркам мультивселенной) вспышка, т.е. «Большой взрыв» таким образом М-Теория дает ответ на вопрос что было до большого взрыва, и утверждает что время существавло и до большого взрыва.
да, поисковик неизменно выкидывает к Арктуру) и все..
Из многочисленных трудов Блума наибольшее внимание публики и критики привлекли книги о «страхе влияния» как механизме литературной динамики, об «ошибках прочтения» («очитках») как стратегии восприятия текста и о формировании « канона » западной литературы и, в частности, американской словесности (а также феноменов «гения», «великой книги» и т. п.). Вряд ли есть хоть сколько-нибудь значительный англоязычный автор, о котором Блум не написал бы, причем нередко — книгу, а, случалось, и не одну. В этом смысле, он не только исследует канон, но и деятельно его формирует.
Имя звезды происходит от др.-греч. Ἀρκτοῦρος, < ἄρκτου οὖρος, «Страж Медведицы». По одной из версий древнегреческой легенды, Арктур отождествляется с Аркадом, который был помещён на небо Зевсом чтобы охранять свою мать — нимфу Каллисто, превращённую Герой в медведицу (созвездие Большой Медведицы). По другой версии Аркад — это созвездие Волопаса, ярчайшей звездой которого является Арктур.
По-арабски Арктур называется Харис-ас-сама', «хранитель небес» (см. Харис).
По-гавайски Арктур называется Хокулеа (гав. Hōkūle’a) — «звезда счастья», на Гавайских островах она кульминирует почти точно в зените. Древние гавайские мореплаватели ориентировались по её высоте, когда плыли на Гавайи.
это еще не всё. Арктур входит в так называемый ,,арктурианский поток", куда входит еще 50 гигантских звёзд-мутантов, и которых, предположительно, сожрал Млечный Путь у другой галактики.
все как-то переплетено - в статьях по ""Путешествию к Арктуру" встречаются помимо Блума Колин Уилсон (роман "Паразиты сознания" - единственный из его библиографии мной прочтенный, но произведший впечатление, но вообще у него богатое наследие литературное, в Паразитах сознания он не гнобит человека, наеврно, потому и впечатлил..
нельзя пройти мимо, не заметить, пренебречь писателем, который смело заявляет, что верит в Человека и убежден в неизмеримой силе его возможностей. Утверждающий это - Колин Уилсон, сказавший о себе в 1969 году, в дни расцвета своей деятельности: "Я убежденный оптимист. И мне даже кажется, что подобных мне оптимистов нет среди современных западных интеллектуалов" (из личного письма от 4.2.1969 г. автору данной статьи). И сегодня, когда над Великобританием сгустились черные тучи и из-за океана на просторы Зеленого острова прилетели черные чудовища, несущие человечеству смерть, оптимизм не изменяет Колину Уилсону, писатель верит в человеческий разум, который не может не победить безумие. Чтобы понять книги Колина Уилсона и, в частности, его ключевой роман "Паразиты сознания", надо прежде всего хоть немного узнать о том, кто эти книги создал, понять незаурядную силу его интеллекта и личности. Самоучка с биографией, во многом напоминающей биографию Горького, выходец из демократической среды буржуазной Англии, Уилсон (род. в 1931 году) очень часто менял профессии и, берясь за любую работу, с детства жадно читал, став к тридцати годам глубоко и всесторонне образованным человеком. К концу 60-х годов К. Уилсон уже ездил читать лекции в университетах США и слыл там философом и психологом, притом высокого класса. В 1956 году Уилсон прославился книгой "Посторонний" (The Outsider), сделавшей его на несколько лет кумиром английского студенчества, еще охваченного влиянием "рассерженных". Он даже приобрел известность за пределами своей страны.Уже в этом, раннем своем произведении Уилсон ставит вопрос о безграничных возможностях человеческого мозга и огромном потенциале человеческой воли и интеллекта. Он видел и признавал тяжесть человеческой доли, ранимость человека, одолеваемого враждебными силами в окружающем его капиталистическом обществе. Именно во внимании к этим сторонам человеческой жизни и сказалось влияние на автора "Постороннего" одноименной книги А. Камю, литературного кумира К. Уилсона. Однако, ставя сходные темы, писатели решали их каждый по-своему.
еще встречается в тех статьях Евгений Головин, его статьи и стихи даже тут на форуме уже встречаются, он делает послесловие к другому роману Линдсея Наваждение, немного пишет о его судьбе:
Человек интересен именно в момент, когда он пересекает сферу события — до и после он совершенно неинтересен. Человеческие частицы, спрессованные в довольно однородный материал, распыляются, рассекаются, уничтожаются в беспощадном и принципиально необъяснимом энергетизме событий. Это впечатление остается после чтения любого выдающегося рома-на нового времени: герой «Преступления и наказания» просто взрывается от собственной тривиальности, о герое «Процесса» вообще ничего нельзя сказать. По-этому замечание Колина Уилсона, справедливое на первый взгляд, не отличается глубиной. Отношение Дэвида Линдсея к человеческому материалу вполне холодно, вполне современно. Но прежде всего надо немного рассказать об этом писателе, совершенно неизвестном в России. Его судьба стерильна и страшна. Дэвид Линдсей (1876—1945) родился в Шотландии и довольно долгое время работал в страховой компании Ллойда (возможная реминисценция присутствует в данном романе). Писать начал поздно: первая книга — «Путешествие на Арктур» — вышла в 1920 году. Несмотря на недурные деловые способности, он отличался мрачностью, тенденцией к одиночеству и всякими странностями. Похоже, «черное солнце меланхолии» рано взошло над его жизненным пейзажем да так и не закатилось, ибо словом «карьера» менее всего можно характеризовать его писательство. За двадцать лет творческих усилий он создал семь романов, из которых ни один не принес даже мизерной популярности, даже намека на успех. И поскольку «человеческое», очевидно, не чуждо даже элитарному писателю, Дэвид Линдсей — судя по отзывам его немногих друзей — очень тяжело переживал свою катастрофическую неудачу. Одинокий, отчужденный, надменный, нервический, ранимый, он и умер-то весьма оригинально. При одной из последних бомбе-жек в 1945 году единственная бомба, сброшенная на город Брайтон, угодила в его ванную комнату, когда он принимал душ. Хотя бомба и не взорвалась, Линдсей не смог оправиться от шока и вскорости скончался. Неукоснительно злая судьба поставила точку, вернее, восклицательный знак в конце его земного бытия. И что дальше? Полностью неожиданно этот автор стал «классиком научной фантастики» — потому, вероятно, что действие «Путешествия на Арктур» происходит на другой планете. Странный финал для визионера, которого Колин Уилсон, несколько поморщившись, все-таки нашел необходимым сравнить с Мильтоном и Блейком. Авторская манера Линдсея необычайно сложна и многообразна. Сюрреалистические, сумасшедшие колориты и очертания его видений («Путешествие на Арктур»), с трудом удерживаемые меридианом мистического скепсиса, ничего не имеют общего с достаточно сдержанным, холодным и простым повествованием «Наваждения». Современные критики, изощряясь в суперлативах по поводу труднейшей метафизической концепции первой книги, ограничиваются кратким изложением проблем и сюжетов остальных сочинений, останавливаясь более внимательно лишь на замысловатой конструкции большого неоконченного романа «Утес дьявола». Для каждого последующего сочинения Линдсей находил другое, иногда кардинально другое стилистическое решение. И тем не менее его сигнатура заметна в каждой книге — весьма приблизительно это можно сформулировать как чувство скептического трагизма и панического холода. И в данном плане его справедливо можно сравнить с более удачливыми и знаменитыми соотечественниками и современниками — Элиотом, Джойсом, Лоуренсом, — ибо он исключительно хорошо понимал, что живет в конце культурной эпохи и что ему остается лишь прокомментировать европейский цивилизованный порыв, основанный на античной триаде «субъект, объект, предикат» и принципе иерархии. С распадом данной триады и данного принципа энергия метафизической мысли иссякла и свернулась кровь побудительного мифа. Хайдеггер определил философию Ницше как «перевернутый платонизм»: в этом смысле транспозицию античного мифа в «Улиссе» Джеймса Джойса можно назвать «перевернутым гомеризмом». Цикл завершен и многократно прокомментирован. Примечания, пролегомены, энциклопедии, осмысление — интеллектуальная археология, стремление заполнить высыхающие вены призрачной кровью фолиантов и могил, пристальное изучение выражения лица фараона Тутанхамона. А за окном человеческое месиво митингов, демографический взрыв, женская эмансипация, крушение гуманизма, инфернальная симметрия конвейерных линий... Как мог на все это реагировать гордый, одинокий, непризнанный Дэвид Линдсей? Да понятно как: «И над Англией, и над Европой, и везде, и над всем миром... дома, мостовые, фактории, шахты, каменоломни, мосты, рельсы, авто-мобили, механизмы, сажа бесчисленных труб, трущобы, страшные углы, заляпанные грязью и бесстыдством... И повсюду царственная вульгарность этих борцов за легкое насыщение — человеческих двуногих, чей желудок, естественно, центр этой таинственной вселенной... Замученная, убитая жизнь имеет право спросить, куда подевалось все живое? И современные мужчины и женщины, не расслышав вопроса, продолжают свою болтовню о деньгах, спорте, комфорте, развлечениях и сексе. Брамины, стоики, христианские святые и мученики, пуритане, создатели героической музыки, возвышенные философы — все они были оправданием для такого уничтожения, но они исчезли и никто не пришел вслед за ними» («Утес дьявола»). В чем причина столь трагического положения? Откуда наплыл «закат Европы» и когда началась катастрофа? Демократия, материалистическая наука... но это, скорее, следствия. Разнообразные объяснения проходят в двух главных аспектах: остановка перводвигателя (смерть Бога, провозглашенная Ницше); агрессия инферно и еще более страшных сил беспредельного хаоса. В первом случае ситуация безнадежна, во втором — шанс остается, если согласиться с Вальтером Ратенау, что Бог отнюдь не всемогущ, что Бог страдает и борется. Линдсей, похоже, не придерживается ни той, ни другой концепции. Его мировоззрение последовательно трагично, насколько вообще можно говорить о последовательности в художественном тексте, где мысль часто растворяется в непредвиденных и парадоксальных образных ассоциациях. Но трагизм этот необычайно прихотлив, что не позволяет направить мысль Линдсея в русло определенной метафизической или религиозной доктрины. При чтении «Путешествия на Арктур» понятно: всякая манифестация тайного креативного света, всякая реализация божественной воли сама по себе ущербна: когда какой-либо обитатель планеты Торманс — пусть сколь угодно прекрасный и гармоничный — умирает, по его лицу расползается безобразная усмешка. Красота, нежность, сочувствие — только оттенки чудовищной иронии Кристалмена, местного бога, творца, отнюдь не являющегося последней инстанцией. Кристалмен создает роскошные пейзажи и, что особенно неприятно меломану Линдсею, дивные музыкальные гармонии. Однако в системе двойной звезды Арктур (два солнца планеты Торманс) присутствуют иные теоморфные сущности, которые в противоречивости своей представляют немалую загадку. К примеру, Крэг-Суртур — бог положительной и деятельной воли — почитается дьяволом на планете Торманс да и в глазах земного человека выглядит грубо и несимпатично. Когда в конце романа один из персонажей пытается выяснить истинную его сущность, Крэг отвечает, что его имя и бытие означают на земле «боль, страдание, отчаяние». Итак, познание, ведущее к познанию божества, приводит к безумию и смерти: в лучшем случае любопытствующий субъект приближается к таким безднам, возможность наличия коих вызывает жестокую ностальгию по жалкой, более или менее понятной, ограниченной во времени и пространстве родине. Подобного рода пассажи позволяют интерпретировать творчество Дэвида Линдсея в схемах этико-онтологического пессимизма и даже буддизма (Д. Пайк, К. Уилсон, Дитрих Вахлер). Некоторые философские заметки автора дают тому основания: «Должно расценивать мир не просто как древо иллюзий, но как древо, чья сердцевина прогнила от иллюзий. Самые священные понятия нельзя считать истинными и абсолютными: при внимательном рассмотрении их находят такими же пустыми и никчемными, как и любые другие».(The Strange Genius of David Lindsay, p. 46.) Возможно, здесь присутствует буддистская тенденция или, вернее, впечатление от европейского изложения буддизма, но не лучше ли увидеть здесь общее для крупных современных писателей выражение недоверия к языку? Если для Сервантеса или даже Бальзака такие слова, как «святость», «истинность», «абсолют», «иллюзия», имели живой смысл, то при теперешнем «внимательном рассмотрении» этот смысл либо вообще улетучился, либо рассеялся во множестве вероятностных значений. Причем это касается не только отвлеченных понятий: читая в книге современного беллетриста простую фразу «автомобиль врезался в ближайшую фабрику», мы не можем быть уверены, радоваться надо или грустить, поскольку вообще непонятно, что автор имеет в виду.
В сухом остатке по "Часу быка": любопытно -корабль землян назывался "Темное пламя" , экипаж - 13 человек, из них вернулось - 8, четверо погибли, один остался с любимой тормансианкой.. Там, же на Тормансе земляне познакомились с древней тайной организацией "Серые ангелы" -кто такие - по-моему,проповедуют индивидуальный точечный террор, могу и ошибаться.. Символизм такой, весьма неоднозначный. и уж совсем в финале, инферно на Тормансе сбавило обороты, неизвестным , в общем-то способом , как бы эволюционно, после визита землян.
ага, надо перечиывать, подробностей символизма и философии не помню, одно только общее впечатление..
— Час Быка, два часа ночи, — заметил Гэн Атал. — Так называли в древности наиболее томительное для человека время незадолго до рассвета, когда властвуют демоны зла и смерти. Монголы Центральной Азии определяли так: Час Быка кончается, когда лошади укладываются перед утром на землю. — Долор игнис анте люцем — свирепая тоска перед рассветом. Древние римляне тоже знали странную силу этих часов ночи, — сказала Тивиса. — Ничего странного, — подал голос астрофизик. — Вполне закономерное чувство, сложившееся из физиологии организма ещё с первобытных времён. --------------------------- А по-моему, тоска перед рассветом мало чем отличается от тоски, которая может захватить в любой момент.. Напротив, перед рассветом нет тоски - если приходилось его встречать..
... планета Торманс в общественном отношении выглядела государством, выросшим как бы на слиянии того, что представляют собой современные США и современный Китай (1963-68 гг ). Конечно, надо отдавать себе отчёт в том, что я, как писатель, как фантаст, постарался представить весьма отдаленное будущее. Общественный уклад жизни на планете Торманс ни в коей мере нельзя сравнивать с тем, что мы имеем сегодня на Земле. Я писал не памфлет. .. Мне уже тогда, в начале шестидесятых годов, представлялось необходимым что-то противопоставить всем подобным утопиям, равно как и «антиутопиям». Надо было опровергнуть несколько главных тезисов современных фрейдистов <…>. Они гласят: человек должен иметь свое жизненное пространство, и он его инстинктивно охраняет, человек в основе своей не земледелец, а охотник, бродяга и убийца, инстинкт разрушения в человеке гораздо сильнее инстинкта созидания. С этим я был не согласен, с этим я должен был вступить в борьбу. Вот так зарождалась идея «Часа Быка»... — Иван Ефремов, Как создавался «Час Быка», 1969
да уж.. Я знаю, , Ефремов был знатоком и любителем индийских эпосов, Махабхарата, Рамаяна, Арджуна, Урусвати.. очевидно, и шумерско-египетских.. Может, Ната или Саюри подскажут что-нить по темному пламени - к Агни же имеет отношение.
поищу немножко откуда ноги растут..
это Скрябин, поэма" Темное пламя", попутно. Спойлер
Скрябин – одна из самых загадочных личностей и до конца неизученный творческийфеномен начала XX века. Он был обладателем цветного слуха. Эта способность воспринимать звуки в соответствующих красках имела особое значение. Подобно тому, как Кандинский «слышал» цвета, Скрябин «видел» звуки и тональности. Известны его пристрастия к живописи Дельвиля, Шперлинга, Врубеля, композитора также привлекали Леонардо да Винчи, Ходлер, Милле, Боннер, Рерих, Чюрленис, что дает возможность сопоставлять его музыку, поражающую пространственной пластикой, с живописью [1]. Именно живопись по мере эволюции творчества начинает доминировать в качестве кодирующего механизма музыкального текста, воздействие которой проявляется с различных сторон, прежде всего, в образном плане, о чем свидетельствуют названия произведений «Маска», «Пламя», «Темное пламя», а также в использовании пространственно зафиксированной точки зрения, усилении пространственных, а не временных категорий. / "
