| | Сообщение #1 | Пн, 17.07.2017, 18:56 | | |
|
Группа: wing
Сообщений: 27411
|
автопортрет
"Молодой, сильный, всего пять лет живший как художник, достигший высоты громадной,.. он открыл живое небо, он открыл мокрое, светлое, движущее небо и те прелести пейзажа, которые он выразил в сотне своих картин." (Ге Н.Н.)
* * *
Васильев Федор Александрович, русский живописец, пейзажист родился 10 февраля 1850 г. в Петербурге, в семье мелкого почтамтского чиновника. Поступает в рисовальную школу Общества поощрения художеств. Сближается с И.И. Шишкиным, который становится авторитетным наставником начинающего художника.
Ф. А. Васильев был исключительно одарённым художником, одним из самых талантливых русских пейзажистов. Его произведения написаны сияющими, насыщенными красками, проникнуты одухотворённым восприятием природы и романтическим волнением, поэтичностью и восхищением чувственной красотой мира.
Зимой 1870 г. художник сильно простудился, и у него обнаружилось сильное заболевание легких, перешедшее в туберкулез, который и стал причиной ранней кончины Федора Александровича Васильева 24 сентября 1873 года.
http://www.liveinternet.ru/tags....C%E5%E2
|
|
|
| | Сообщение #2 | Пн, 17.07.2017, 19:01 | | |
|
|
Группа: wing
Сообщений: 27411
| Крым Фёдора Васильева: от ненависти до любви
В Крым блестящий петербуржец Федор Васильев попал вынужденно. В столице у него уже была ранняя, но громкая и заслуженная известность, его любили при дворе, ценили в художественных кругах, его картины стоили достаточно дорого. Будущее рисовалось юному, но чрезвычайно одарённому и трудоспособному «шалопаю» (так он назвал себя) прекрасным и бесконечно притягательным. И вдруг – как приговор – смертельный диагноз: туберкулёз горла. Надежда на исцеление слаба, но она есть: нужно сменить климат. Из туманного и промозглого (хотя и любимого – свидетельством тому замечательные, почти импрессионистские зарисовки «После дождя. Весна в Петербурге», «Иллюминация в Петербурге», «Заря в Петербурге») Петербурга необходимо ехать в тёплый Крым.
Васильев с матерью и маленьким братом поселяется в съёмной квартире в Ялте. Крым угнетает его не только фатальной невозможностью вырваться отсюда, но и вызывающей яркостью, пышность природы, а главное, тем, что крымские реалии так не похожи на любимую им, неброскую и скромную природу средней полосы России. Первое время Васильев даже крымских этюдов делать не хочет – перебирает свои старые наброски и пишет по памяти великолепный «Мокрый луг», картину-воспоминание об опоэтизированном им среднерусском болоте. «Если бы Вы знали, хотя бы наполовину, как мне трудно жить в этой проклятой Ялте!» – вырвется у него в письме к другу Крамскому.
Даже визит прославленного Айвазовского, много лет назад по собственной воле оставившего столицу, чтобы жить в обожаемом родном Крыму, вызывает у Васильева приступ эпистолярного сарказма: «Одолевают меня теперь мухи, жара и любители изящных искусств, – сообщает он Крамскому. – Был даже на днях со свитой г. Айвазовский и сообщил, между другими хорошими советами, рецепт краскам, с помощью коих наилучшим манером можно изобразить Черное море; впрочем, всем без исключения остался доволен, свита тоже, хотя она, свита, предпочитает всему обед или, по крайней мере, закуску…»
Но мало-помалу Крым перестаёт вызывать у Васильева раздражение. Он теперь часами может просидеть у линии прибоя, пытаясь изучить заворачивание волны у берега «по законам физики» и зарисовать их «по науке». Меняется и тон его писем к Крамскому, сарказм сменяется лирикой, отвращение – приязнью: «Горы стали теплого розоватого тона и далеко ушли назад со своего прежнего места, заслонившись густой завесой благоуханного весеннего воздуха, наполненного мглой. Небо чудного какого-то голубого тона, которого никто не видал на севере: так он глубок и мягок...»
В последний год его жизни происходит некий перелом. Болезнь Васильева заставляет его всё острее мучиться одиночеством, бывают периоды, когда ему не разрешают даже ходить по комнатам, запрещают разговаривать, чтобы не нагружать горло, – художнику остаётся писать «в разговорных тетрадях» (как когда-то глухому Бетховену). Когда ему становится легче, Васильев уходит в горы, он зарисовывает скалистые склоны, любуется неожиданными обрывами и каменными глыбами, опасно нависающими над горными тропками. В минуты почти беспросветного отчаяния ему открывается новый Крым. «Вместо парадного, нарядного и улыбающегося Крыма, розово-коричневых гор и лазоревого неба Васильев вдруг увидел и ощутил суровую каменистость и холодную печаль горного пейзажа..., – рассказывает биограф художника Алексей Фёдоров-Давыдов. – Но в таком пессимистическом аспекте Васильев впервые почувствовал и индивидуально пережил новую для него природу».
Мокрый луг
"В крымских горах"
https://artchive.ru/artists...._gorakh
«В Крымских горах» звучит патетически и торжественно – картину позднее будут сравнивать с симфонией.
Пространство специально организовано Васильевым так, что зритель не может одним взглядом охватить всё, что есть на картине. В переписке они долго спорили на этот счёт с Крамским: старший товарищ считал, что такое построение неверно: в классической композиции глаза зрителя не должны «спотыкаться», а в картине «В Крымских горах» взгляд невольно упрётся в запряжённую волами арбу (она поначалу казалась Крамскому лишней). Крамской критикует Васильева за слишком большой разворот по вертикали, он считает его неестественным, нарушающим зрительное правдоподобие: «Чем дальше, тем больше зритель невольно не знает, что ему с собой делать. Ему слишком непривычно то, что ему показывают, он не хочет идти за Вами, он упирается, но какая-то сила тянет его все дальше и дальше, и, наконец, он, точно очарованный, теряет волю сопротивляться и совершенно покорно стоит под соснами, слушает какой-то шум в вышине над головою, потом опускается, как лунатик, за пригорок, ему кажется, — недалеко уже лес, который вот-вот перед ним; приходит и туда, но как хорошо там, на этой горе, плоской, суровой, молчаливой, так просторно; эти тени, едва обозначенные солнцем сквозь облака, так мистически действуют на душу, уж он устал, ноги едва двигаются, а он все дальше и дальше уходит и, наконец, вступает в область облаков, сырых, может быть, холодных; тут он теряется, не видит дороги, и ему остается взбираться на небо, но это уж когда-нибудь после, и от всего верха картины ему остается только ахнуть».
Однако Васильев, хорошо осознавая все возражения и резоны Крамского, выстраивает картину именно так, как считает правильным сам – он называл такое построение «картина вверх». Зритель, действительно, не может объять одним взглядом всё пространство «В Крымских горах» и вынужден, послушный замыслу художника, перемещать взгляд от пыльной дороги к арбе (здесь будет вынужденная пауза, чтобы рассмотреть спешившегося татарина, желающего облегчить участь своих лошадей), от арбы – к пригорку, а дальше – в гору, к вершинам сосен и небу.
Не будем забывать, что это была последняя картина измученного туберкулёзом, безденежьем и моральными терзаниями художника, а значит, в своём роде его завещание. Последние рассуждения Васильева о картине приписывают живописи почти мессианскую роль – исправить человеческую природу. «Если написать картину, состоящую из одного этого голубого воздуха и гор и передать это так, как оно в природе, - рассуждал Васильев, - то, я уверен, преступный замысел человека, смотрящего на эту картину, полную благодати и бесконечного торжества и чистоты природы, будет отложен и покажется во всей своей безобразной наготе».
Секрет колорита картины «В Крымских горах»
А вот в чём Васильев мог хотя бы отчасти согласиться с Крамским – так это в вопросе выбора колорита. Крамской утверждал: «Чем ближе к правде, тем незаметнее краски». Васильев не ищет в пейзаже «крымской экзотики», кричащих красок, наоборот, он намеренно «обесцвечивает» гамму, делает картину почти монохромной, выстраивает ее на тонких переходах зелёного, сиреневого и коричневого. А эффект лёгкой дымки, тумана, похожего на тончайшую кисею, над горами настолько удаётся художнику, что Крамскому даже показалось на мгновение, «что картина чем-то завешена».
Васильев признавался, что вследствие болезни ли или же предчувствия скорой смерти, он столкнулся с необычным явлением психики: «У меня до безобразия развивается чувство каждого отдельного тона, чего я страшно иногда пугаюсь. Это и понятно: где я ясно вижу тон, другие ничего могут не увидеть, или увидят серое или черное место. То же бывает и в музыке: и иногда музыкант до такой степени имеет развитое ухо, что его мотивы кажутся другим однообразными...»
На конкурсе Общества поощрения художников картина «В Крымских горах» получила первую премию, её купил брат Павла Третьякова Сергей Михайлович. Сейчас «В Крымских горах», одна из лучших картин Федора Васильева, хранится в Третьяковской галерее.
|
|
|
| | Сообщение #4 | Пн, 17.07.2017, 20:21 | | |
|
|
Группа: wing
Сообщений: 27411
| Летящая, я не знаю, откуда появились "лошади")
Удивительный, захотелось в музей..
Тонкий художник, я раньше не замечала этого, казалось - чересчур гладко, не смотрела).
|
|
|
