Когда в газетах его все чаще стали называть суперменом, Наоми Уэмура застенчиво улыбался; ну какой он супермен? Рост - 159 сантиметров, вес - 50-55 килограммов.
Он родился в феврале 1941 года в деревеньке на юго-западе Японии. Младший из семи детей. В школе ни в учебе, ни в спорте не выделялся. О своих студенческих годах Уэмура рассказывал так: "Я приехал в большой город из родной деревни, что находится в префектуре Хиого, совершенно необразованным человеком... Как истинный провинциал, я страстно мечтал, чтобы городские люди признали меня за своего. Но стать с ними в один ряд мне никак не удавалось. За что бы я ни брался, меня везде опережали... В университете я записался в альпинистскую секцию, но поначалу оказался в этом деле абсолютной бездарностью и в горы не ходил. Я был предметом насмешек, потому что ни разу не поднялся даже на Фудзияму. Это было унизительно... Тогда, не желая выказывать свое неумение, я тайком от товарищей по секции стал уходить в горы, постепенно все больше и больше испытывая удовольствие от занятий альпинизмом. Так и начались мои самостоятельные походы...
"Однокурсник Уэмуры по сельскохозяйственному факультету Токийского университета Мэйдзи рассказывает: "Жил Наоми скромно, экономил деньги на походы. Ел в основном рис и картошку. Потом устроился подрабатывать чернорабочим на стройку, с восьми утра до пяти вечера таскал тяжелые мешки с цементом, а вечером шел на лекции. Мы были уверены - надорвется. Не для его хрупких плеч такая нагрузка. Но тяжелый труд закалил Наоми..."Летом 1964 года Наоми Уэмура приехал в Альпы, в городок Шамони, и поставил палатку у подножия Монблана. Он знал несколько французских слов и мог кое-как объясниться по-английски. У него не было ни денег, ни знакомых.
Во время тренировочного восхождения Уэмура сорвался в трещину, пролетел несколько метров, но, к счастью, зацепился рюкзаком за камни. Это его спасло.
Виллем Баренц – датчанин по происхождению, картограф по профессии и путешественник по духу - родился в 1550 году на острове Терсхеллинг (Нидерланды). Эта страна давно пыталась найти короткий путь в Азию. В 1594 году Баренц на корабле «Меркурий» отправился на его поиски. Это была его первая попытка.
Историческая справка Многое в его жизни было впервые. Приняв необычного зверя за опасное чудовище, Баренц застрелил его. Это произошло 9 июля 1594 года. Рассмотрев поближе этого белого гиганта, было обнаружено почти полное сходство с обычным медведем. Так Баренц открыл для себя полярного медведя, а на карту был нанесен Bear Island – Медвежий остров. Первое путешествие с целью открыть путь в Азию, хоть и было признано удачным, но закончилось на архипелаге Новая Земля. Причиной преждевременного возвращения домой стали скопления айсбергов, буквально перекрывших путь судну.
Вторая попытка была более масштабной: экспедиция состояла из 7 кораблей, включая «Меркурий». Залогом успеха мероприятия, в который верили организаторы похода, стала полная загрузка трюмов товаром для торговли в Китае. Маршрут пролегал через остров Вайгач, где и состоялось очередное поражение кораблей экспедиции перед полярными льдами. Вернувшись домой, Баренц, несмотря на свою уверенность в обязательном успехе этой задумки, встретил враждебное отношение со стороны правительства страны. Третью и последнюю экспедицию финансировало уже не нидерландская власть, а иные, частные источники. Хотя была назначена большая денежная награда от Нидерландов в случае победы первого открывателя северного пути в Азию. В мае 1596 года два корабля отправились в плавание на восток. По пути был открыт архипелаг Шпицберген, однако пришлось опять остановиться у Новой Земли из-за ранних льдов. В отряде начались разногласия, которые привели к разделению группы. Проведя зиму 1597 года на острове, команда окончательно потеряла надежу на удачное плавание и, сколотив шлюпки из остатков корабля, предприняла попытку вернуться домой. Она оказалась успешной, однако 20 июля 1597 года Виллем Баренц скончался.
Главным штурманом на втором корабле был Виллем Баренц (ок. 1550 - умер в 1597 году). По-видимому, купцы считали его слишком смелым и легкомысленным и потому не доверили ему пост капитана. Но Баренц был самым опытным и самым энергичным человеком в экспедиции, и в трудные минуты все на корабле со всеми вопросами обращались к нему, несмотря на то, что официально не он командовал кораблем. Когда прошли Нордкап, между Рийпом и Баренцом возникли разногласия относительно дальнейшего курса. Баренц предлагал повернуть прямо на восток, а Рийп считал нужным продолжать путь на северо-восток. Мнение Рийпа взяло верх, и корабли продолжали движение вперед. Вскоре показался небольшой остров. Голландцы убили на нем белого медведя и в память об этом случае назвали остров Медвежьим. 29 июня они добрались до обширной гористой земли, которую приняли за часть Гренландии. Горы этой страны, покрытые льдом, поднимались от самой воды. Голландцы обогнули часть страны и назвали ее Шпицбергеном, что значит "горы с острыми пиками". Затем они вернулись к Медвежьему острову. Там Рийп и Баренц снова заспорили о том, куда плыть, и разошлись в разные стороны. Баренц направился к Новой Земле, как и хотел с самого начала, дошел до ее северной оконечности, которую назвал Ледяным мысом, и попытался идти к югу, но вскоре попал в сплошной лед. Здесь началась замечательная первая зимовка европейцев в Арктике. Она так характерна для всех полярных исследований и имеет так много общих черт с десятками других, более поздних зимовок, что заслуживает особого внимания http://severnash.ru/library....97.html
Нидерландский исследователь Люк Коойманс в предисловии ко второму русскому изданию дневников экспедиций Баренца (2011), которые вел Геррит де Веер, указывает полное имя мореплавателя — Виллем Баренц ван дер Схеллинг — вероятно, по месту его рождения, острову Терсхеллинг. Однако в источниках конца XVI — начала XVII века подобное написание имени Баренца не встречается. Картограф по специальности, Баренц совместно с Петером Планциусом издал атлас Средиземноморья, ставший результатом его плавания по этому региону. Всемирную известность принесли ему экспедиции в Арктику в поисках альтернативного морского пути в Ост-Индию. Баренц верил в существование «свободной ото льда дороги» через Ледовитый океан, полагая что солнце в полярный день должно растопить весь лед. Основной причиной, побудившей Нидерланды заняться поисками северного морского пути в конце XVI века, являлось господство Испании и Португалии, полностью контролировавших дорогу специй вдоль побережья Индии в эпоху Великих географических открытий. После же освоения голландцами в начале XVII века прямого маршрута от мыса Доброй Надежды к Зондскому проливу необходимость таких поисков отпала.
Участники экспедиции Баренца во время зимовки впервые наблюдали оптическое явление, позже названное Эффект Новой Земли по месту его наблюдения. Геррит де Веер вёл дневник экспедиции, где помимо этого явления впервые описаны симптомы гипервитаминоза А, вызванного употреблением в пищу печени белого медведя. В 1871 году у Ледяной Гавани на Новой Земле норвежской полярной экспедицией Эллинга Карлсена была обнаружена относительно хорошо сохранившаяся хижина Баренца, в которой были найдены посуда, медные монеты, настенные часы, мушкеты, алебарды, протазан, астрономические и навигационные инструменты, а также письменный отчет о зимовке, спрятанный в печной трубе
Если начать живо представлять себе, как туда ходили в 16 веке по компасу и астролябии, без аккумуляторов , ледоколов , и даже фонариков, понимаешь, что они , предки наши, были крепче.. и Земля ещё была Терра инкогнита .
https://soviet.mirtesen.ru/blog....ptevyi. - про братьев Лаптевых, это уже позже, 18 век. Читаю)- Беринга отправили проверить не соединяется Евразия с америкой . А карты знаменитые каких веков , интересно
Сегодня я вспомнил старшего лейтенанта Седова не просто так. 5 мая отмечается 140 лет со дня его рождения. Есть небольшая оговорка. В дошедших до нас документах значится, что родился-то он 3 мая 1877 года, а пятого — крещен был. Но сам Георгий Яковлевич, заполняя в свое время какие-то бумаги, собственноручно обозначал вторую дату. То есть 5 мая. Ему виднее, верно? Впрочем, к масштабу личности и его подвигу во имя науки, а даже больше — во имя государственного престижа России, это имеет самое маленькое отношение. Занятная деталь, не более.
На свет Егорка Седов появился в поселении донских казаков Кривая Коса, которое уходит, хоть и не очень далеко, в Азовское море. Нынче это поселок Седово на юге ДНР. Как у нас шутят, курорт республиканского значения. Большинство «пансионатных» селений Приазовья сейчас временно контролируют украинские каратели, отчего-то считающие, что это их земля, и море их.
Линия фронта проходит от Седово в считаных километрах. Раньше из Донецка сюда можно было на машине за час доехать, теперь все два уйдут. Дорога скверная, часто встречаются блокпосты с непременной проверкой документов. И прочих атрибутов военного времени достает: армейские машины по трассе попадаются регулярно, пришлось увидеть и грузовик с невеселой табличкой «Груз 200». Коса войны продолжает свою страшную жатву.
Зато зверья, птицы всякой расплодилось! Война фауне, оказывается, гораздо меньшая помеха, чем хозяйственная деятельность человека. Фазаны по дороге носятся, как у себя дома, успевай только маневрировать.
Земляк капитана Татаринова
Я ехал в родные места Георгия Седова накануне его юбилея и все думал, как его из глухого угла области Войска Донского занесло к Северному полюсу. Нет, желание выбраться из рыбачьего поселка, где будущему полярнику чуть не с младенчества приходилось вместе с отцом ловить азовских бычков, вполне понятно. Жили бедно, часто и впроголодь. Батя нашего героя был человеком плодовитым, работящим, крепко пьющим. Настрогал девять детей, но когда был в состояние трудиться, так и жили терпимо. А как впадал в запой, все в кабак тащил, хоть беги из дома от такой напасти.
Георгий и побежал. Причем не куда-то, а к мечте. Хотел стать капитаном, и смог это сделать. Правда, это скоро сказка сказывается, а что ему пришлось испытать, чтобы выучиться, найти свое место, да просто элементарно выжить, тут можно тома написать и гору сценариев для кино. Собственно, кое-что и написано, и снято. В капитане Татаринове из советской приключенческой классики, в книге и фильмах «Два капитана» от биографии Седова многое взято.
Причем в книге куда больше, нежели в кино. Сталинский лауреат Вениамин Каверин специально изучал судьбу Георгия Седова, общался с его соратниками, фиксировал различные интересные повороты и драматические фрагменты. А один из докладов знаменитого уроженца Приазовья писатель и вовсе цитирует чуть ли ни буквально.
Собственно, и капитан Татаринов, по задумке автора, не в мифическом Энске делал первые свои шаги, а на азовском побережье. А погиб, как и Седов, в Заполярье, штурмуя Северный полюс. Хотя понятно, что образ Татаринова собирательный, там и от других отважных путешественников многое взято. Просто Седов просматривается четче всех остальных.
Да! Отдадим должное элегантному ходу Каверина. Писал-то он Татаринова с Седова, но и собственную экспедицию последнего в книге упомянул. Она спасла одного из уцелевших членов экипажа — Ивана Татаринова. Здорово, да? Вымышленного полярника спасают полярники настоящие.
Долгая дорога из нищеты
Помнится, в подростковом возрасте, читая об экспедиции Георгия Седова, я представлял ее как проект гигантского значения. Почему-то думалось, что была солидная государственная поддержка. Ведь это же не шутка — Северный полюс покорять. Вопрос национального престижа, никак не меньше. Правда, меня подспудно смущало, что у подобного масштабного начинания в лидерах обозначен всего-то старший лейтенант.
Теперь многие вещи видятся иначе. Седов завершил свои земные дни в 37 лет. Молодой, в принципе, человек был, в самом расцвете сил. В имперские времена в такие годы можно было и в полковники выслужиться, если не в генералы. Но Георгию Яковлевичу понадобилось слишком много времени, чтобы просто выбиться из нищеты рыбацкого поселка в морские офицеры, стать непререкаемым авторитетом в мире гидрографии, войти в различные солидные научные общества (не за родовитость или капитал, а за талант и фанатичную преданность науке). У него не было денег и покровителей, все приходилось добывать самостоятельно.
В музее Седова (поселок Седово, улица Седова, 1, — отличный адрес, не находите?) хранится кошелечек, который Георгий Яковлевич подарил своей супруге. Знаете, мне показалось, что он ей прямо давал понять: мол, в миллионерах их семья значиться не будет никогда. Кошелек мизерный, разве что для нескольких мелких монеток.
Но Седов настырно, в чем-то даже маниакально, шел к большой цели и в 1912 году отважился на форсирование событий. Ему не давала спокойно жить мысль, что Руаль Амундсен, наметивший экспедицию на следующий год, прославит Норвегию, а Россия останется не у дел. Седову был важен сам факт: нога русского человека ступила на макушку земного шара раньше.
Русская плата за мечту
Вот только проект его сочли безумным в министерствах и ведомствах. Между прочим, правильно рассудили. Слишком много в нем было фантастики, а риска еще больше. Государственного финансирования выделено не было. По сути, для сбора средств на экспедицию пустили по кругу шапку. Жертвователи награждались жетоном на ленте. В музее Седова один такой хранится. Симпатичный, красивый жетон, вот только далеко не каждого он заводил и вдохновлял.
Николай II внес в фонд проекта 10 тысяч рублей. Как частное лицо! Обратили внимание? «Кровавый тиран» лично задумку поддержал, во всяком случае, оценил отвагу организаторов. Но настаивать на выделении казенных средств считал неуместным, раз уж соответствующие чиновники сочли выделение бюджета невозможным.
Катастрофические сложности с подготовкой никак не смущали храброго безумца Седова. Думаете, он не понимал, что шансов погибнуть у него в разы больше, чем перспектив оказаться на Северном полюсе? Уверен, что понимал прекрасно. Он к тому моменту был опытным путешественником, участвовал в целом ряде экспедиций, пусть и не столь амбициозных. Зато и лучше экипированных.
Готовность принести себя в жертву во имя большой цели — это очень по-русски, не находите? Подозреваю, что Георгий Седов наверняка даже знал, что назад ему не вернуться. Но шел на верную смерть, только бы достичь полюса. И ладно, что не вернется, зато флаг установлен… Этот флаг, кстати, моряки уложили с ним в могилу, когда Седова не стало.
Экспедиция была оснащена в совершеннейшем эконом-варианте. Старенький корабль «Святой великомученик Фока», слабые собаки для упряжек, скверные и недостаточные припасы… Но Седов не унимался. Ему и команду-то удалось собрать с трудом. Видя жалкий уровень оснащенности, прикидывая адскую сложность маршрута, опытные моряки, пусть и вполне смелые ребята, списывались на берег, уходили. Даже радиста найти не удалось, так что передовую технику для связи — большой по тем временам дефицит — пришлось оставить в Архангельске.
Два года, с 1912-го по 1914-й, экспедиция боролась с Арктикой. И предсказуемо уступила в этой неравной схватке. Команда смогла вернуться, в не самом лучшем физическом состоянии, конечно. Изможденные, битые цингой и прочими болезнями полярники первого поколения. Многие вскоре умерли.
А Георгий Седов упокоился на острове Рудольфа. Уже не имея возможности двигаться, он приказал матросам привязать себя к саням и все равно идти вперед. Да, могила его очень далеко на севере, но и на очень существенном расстояние от полюса. Надо ли было идти на такую жертву? Для него ответ был однозначным: надо. На такое способен далеко не каждый. Седов был способен. Герой потому что, обыкновенный русский герой.
В уже неоднократно сегодня упоминавшемся музее Седова в его родном поселке есть несколько экспонатов особой ценности и важности. Например, подсвечник из каюты Георгия Седова. Сколько он под ним передумал обо всяком… А еще часть обшивки корабля, остатки лопаты… Не так и много дошло до нашего времени от славного покорителя северных широт. Но, с другой стороны, очень много: открытия, бесценная научная информация, собранная в экспедиции, а главное — пример бескорыстного героизма на грани жертвенности, и даже за этой гранью. Сильный у нас был земляк, таким мы можем гордиться. И даже обязаны.
Мыс Флора Земли Франца-Иосифа находится на острове Юрия Кучиева, смотрю , кто же это. А это первый капитан арктический , достигший Северного полюса на ледоколе, осетин https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Кучиев,_Юрий_Сергеевич
XVIII век отметился в русской географической истории прежде всего Великой Северной экспедицией. Начатая в декабре 1724 года по личному указу Петра I (Первая Камчатская экспедиция Витуса Беринга), она продолжилась в 1733–1743 годах, уже при Анне Иоанновне. Экспедиция состояла из семи самостоятельных миссий, двигавшихся вдоль Арктического побережья Сибири к берегам Северной Америки и Японии. Итогом этого широкомасштабного проекта стало издание первой полной географической карты Российской империи.
Василий Прончищев. Великая Северная экспедиция. 1735–1736
Один из участников Великой Северной экспедиции. Легендарная личность в среде российских полярников. Легендарная и романтическая. Гардемарин. Учился в Морской академии вместе с Семеном Челюскиным и Харитоном Лаптевым, которые также участвовали в этой экспедиции под его началом. А раньше, в 1722 году, принял участие в Персидском походе Петра. И внешне, кстати, был очень похож на императора. Вместе с ним в экспедиции принимала участие его жена Татьяна. Для того времени это было настолько невероятно, что ее присутствие на корабле было неофициальным Во время Великой Северной экспедиции отряд Прончищева, состоящий из 50 человек, выйдя в июне 1735 года из Якутска на парусно-гребной дубель-шлюпке «Якуцкъ», составил точную карту русла и устья реки Лена, карту побережья моря Лаптевых и открыл множество островов, лежащих к северу от полуострова Таймыр. К тому же группа Прончищева продвинулась на север гораздо дальше других отрядов: до 77° 29′ с. ш.
Но в историю освоения Арктики Прончищев вошел еще и благодаря романтической истории. Вместе с ним в экспедиции принимала участие его жена Татьяна. Для того времени это было настолько невероятно, что ее присутствие на корабле было неофициальным. В августе 1736 года во время одной из вылазок на полярные острова Прончищев сломал ногу и вскоре умер от осложнения, вызванного открытым переломом. Жена пережила его всего на несколько дней. Говорят, что скончалась от горя. Похоронили их в одной могиле на мысе Тумуль близ устья реки Оленёк (сегодня здесь находится поселок Усть-Оленёк). Новым начальником отряда стал штурман Семен Челюскин, а после того, как он отправился с санным обозом в Якутск с отчетами экспедиции, его сменил Харитон Лаптев. Удивительно, но имена Челюскина и Лаптева гораздо ярче отразились в общественном сознании, чем имя их командира Прончищева. Правда, весной 2018 года на экраны выйдет фильм «Первые», в котором рассказывается о судьбе супругов Прончищевых. Роль Василия сыграет Евгений Ткачук (Григорий Мелехов в «Тихом Доне» и Мишка Япончик в одноименном сериале). Возможно, имя Прончищева еще займет достойное место в ряду других великих исследователей Арктики.
ЛАПТЕВЫ Дмитрий Яковлевич (1701-1767) Харитон Прокофьевич (1700-1764) русские полярные исследователи
Петр I положил начало грандиозной научной экспедиции к берегам Северного Ледовитого океана — Великой Северной экспедиции. Эти берега были хорошо известны поморам, которые издавна плавали здесь на своих ладьях и кочах. И сибирские казаки, выходя из устья сибирских рек, проходили вдоль почти всего побережья океана. Однако поморы и казаки, будучи отважными мореходами, не умели составлять точные географические карты. При составлении географических карт в начале XVIII века возникла необходимость в установлении точных очертаний берегов Северного Ледовитого океана.
Великая Северная экспедиция, работавшая с 1733 по 1743 год, своей задачей ставила изучение и точное описание русских берегов океана от Югорского Шара до Камчатки и нанесение этих данных на карту. В ней принимало участие до 600 человек, разбитых на несколько отрядов. Руководил экспедицией до 1741 года Витус Беринг. Он назначил командиром двухмачтового палубного бота «Иркутск» своего ближайшего помощника лейтенанта Дмитрия Яковлевича Лаптева, а командиром дубель-шлюпки «Якутск» его брата — Харитона Прокофьевича Лаптева. Они служили во флоте с 1718 года, с тех пор, как были зачислены гардемаринами. В 1721 году братья были произведены в мичманы. Далее пути их разошлись. Д.Я.Лаптев, зарекомендовавший себя опытным и образованным морским офицером, на различных судах бороздил воды Балтийского моря. С 1730 года он был переведен на Северный флот, а в 1734 году был включен в состав Великой Северной экспедиции. Х.П.Лаптев в эти годы также служил на кораблях Балтийского флота, ездил на Дон, отыскивал места, пригодные для организации судостроительной верфи. Д.Лаптев в 1736-1739 годах, возглавляя отряд на боте «Иркутск», впервые в истории провел съемку берега от устья Лены до устья Колымы, составил карты этого побережья на математической основе и с ориентиром на астрономические точки. В 1740 году он начал морской поход от устья Колымы в Тихий океан. Пройдя около 80 километров, экспедиция вынуждена была остановиться, так как сплошной лед не позволял плыть дальше. Даже лодки, которые Лаптев взял с собой, не могли пройти вперед и с трудом выбрались изо льда. Д.Лаптеву со своим отрядом пришлось вернуться в Нижнеколымск. Однако экспедиции все же удалось добраться до тихоокеанского побережья: осенью 1741 года они двинулись из Нижнеколымского острога в поселок Анадырский острог. Так как выпал снег, большую часть пути они прошли на собачьих упряжках. Перезимовав там и построив две большие лодки, отряд Д.Я.Лаптева спустился вниз по реке. Во время этого путешествия были получены достоверные сведения о природных условиях этой части Сибири. В 1743 году Дмитрий Лаптев поехал в Петербург с рапортом Адмиралтейств-коллегии, но в столице узнал, что принято решение считать работу экспедиции законченной. Отряд Харитона Лаптева в эти же годы вел исследования самого северного и наиболее насыщенного льдами участка сибирского побережья. Он первый выявил очертания и размеры огромного полуострова Таймыр. В 1739 году Х.П.Лаптев вышел на «Якутске» из устья Лены, повторяя плавание своего предшественника лейтенанта В.В.Прончищева. Льды не позволили отряду Х.П.Лаптева пройти так же далеко на север, как прошел В.В.Прончищев, однако он смог более точно выполнить съемку восточного берега Таймыра и уточнил положение прибрежных островов. Сплошной лед преградил путь на север, и Х.П.Лаптев повернул назад к устью реки Хатанги. Здесь отряд остался зимовать. Чтобы не было цинги, Х.П.Лаптев и члены его отряда в трудные зимние месяцы питались сырой мороженой рыбой. В следующем, 1740 году ледовая обстановка сложилась еще более тяжелой. Выйдя из Хатангского залива, «Якутск» попал в ледовый плен: льды зажали судно и тяжело повредили его. Команда вынуждена была выгрузить провиант и по дрейфующим льдам добраться до побережья. Предстояло еще пройти 500 километров до своего зимовья на Хатанге. В пути несколько человек погибли от цинги и лишений. Потеря судна не остановила исследователей. Харитон Лаптев начал вести съемку неизвестных берегов, передвигаясь на собачьих упряжках. В 1741-1742 годах он и его самый деятельный помощник С.И.Челюскин описали большую часть берега полуострова Таймыр, но не смогли достигнуть самой северной его части. Отряд двинулся на зимовку в город Туруханск, расположенный на берегу реки Енисей. Весной 1742 года Челюскин снова начал описание побережья. В мае он добрался до невысокого каменного мыса на севере Таймыра. Это была самая северная точка Евразии, которая впоследствии стала называться мысом Челюскина. В то же время Х.П.Лаптев проехал от Туруханскадо устья реки Таймыр и послал навстречу Челюскину нарты с провиантом, которые сопровождал один из членов отряда. В конце лета 1743 года экспедиция Х.П.Лаптева доплыла по Енисею до города Енисейска и затем вернулась в Петербург. Кроме официального отчета Х.П.Лаптев оставил интересное географическое и этнографическое описание огромной и сильно выдвинутой к северу территории, лежащей в междуречье Енисея и Лены. Тогда Таймыр еще не имел этого названия, оно было дано ему в 1843 году исследователем А.Ф.Миддендорфом. После окончания экспедиции братья продолжили морскую службу на Балтике. Мало что известно об их дальнейшей судьбе. Есть лишь достоверные сведения о том, что Дмитрий Лаптев вышел в отставку в 1762 году в чине вице-адмирала, а капитан I ранга Харитон Лаптев скончался в 1764 году.
Отмечая заслуги братьев Лаптевых, в 1913 году Русское географическое общество приняло решение назвать одно из крупнейших арктических морей, которое лежит к востоку от Таймыра и берега которого были исследованы братьями, морем Лаптевых. В честь Дмитрия Лаптева назван пролив между островом Большой Ляховский и материком, а западное побережье полуострова Таймыр, которое находится между реками Пясина и Таймыр, названо Берегом Харитона Лаптева. http://biography-peoples.ru/index.php/l/item/400-laptevy
Виктору Конецкому исполнилось двенадцать лет еще до блокады, 6 июня 1941 года. Значит, он по лютым законам времени уже не считался ребенком, перешел в категорию иждивенцев, то есть ему полагалось по ленинградской хлебной карточке той зимы не 250 граммов, а 125… Блокада оставила свою отметину в душах всех людей, переживших ее, будь то ребенок или взрослый, в каждой душе по-своему. В Викторе она сформировала мужество и умение терпеть. Вместе со старшим братом Олегом и матерью он был эвакуирован из блокадного города по льду Ладоги 8 апреля 1942 года. С трудом доехали в эшелоне до Фрунзе — Любовь Дмитриевна была близка к смерти. Потом перебрались в Омск, где находился отец, Виктор Андреевич Штейнберг, живший уже отдельно от семьи. При первой возможности, осенью 1944-го они вернулись в Ленинград. Время еще было полуголодное, Виктор подумывал о ФЗУ, хотя занимался живописью в вечерних классах художественного училища в Таврическом дворце и делал явные успехи. Отец использовал свое знакомство с начальником Военно-морского подготовительного училища («Один блат в моей жизни был», — писал потом Виктор), чтобы устроить туда сыновей. После окончания «Подготии» Виктор стал курсантом 1-го Балтийского высшего военно-морского училища. Он принял присягу в конце сентября 1948 года.
Подпись на фотографии рукой писателя: «Голова на такой шее не может чего-нибудь не выдать, ибо Змей-Горыныч не фунт изюму. 1948 год».
И вот море… «Моря я не брошу. Помирать буду на нем. Решено» — это записано в дневник еще в 1950 году с юношеской категоричностью. Хотя поначалу все было случайно, «по блату», но иногда случайный ход событий определяет многое в дальнейшей судьбе. Но, конечно, это было не романтическое море, на котором маячат вдали алые паруса. Не то море, по которому безмятежно плывут белоснежные пассажирские лайнеры. Это было северное штормовое море, не склонное щадить людей… Море можно навсегда полюбить за то ощущение безграничной свободы, которое оно дает, и за ощущение вечного риска, с ним связанного. Для этого надо иметь душу, склонную к одиночеству. И к свободе. «Когда было оглашено мое направление, вся рота смеялась. На спасатели! Я-то хотел на боевые корабли! Пропал за длинный язык, а может быть, фамилия подкачала…» Виктор носил тогда фамилию отца — Штейнберг, лишь в 1957 году приняв фамилию матери. После окончания училища он получил направление на Северный флот. Он начал свою морскую службу на аварийно-спасательном судне «Вайгач» в Баренцевом и Норвежском морях. Штурманом и помощником командира. Виктор подробно описал в письме к брату от 21 января 1953 года одну тяжелейшую спасательную операцию, в которой участвовал. Письмо начинается такими словами: «Олег, мне не хочется писать об этом. Думаю, потому, что словами не передашь того, что было, без усиления и сгущения красок, а этого делать не хочется совсем — поверь». Далее он пишет, как они спасали севший на камни у берега траулер. Корабль имел три пробоины. Непрерывно производилась откачка воды, и когда корабль наконец стащили с камней, он дал крен на другой борт. Люди с трудом собрались на кормовой надстройке, которая вскоре рухнула. Тогда Виктор отдал приказ перебираться на нос, но сам сделать этого не успел — «через весь спардек, перемахивая через оба борта, шли волны. Мы лежали на верхнем краю рубки, ноги были в воде, брызги заливали лицо». Их забрала «единственная оставшаяся в живых шлюпка». «Она сделала три рейса. Я ушел с корабля предпоследним (последним — старлей). Пробыл в воде 1,5 часа. Это было 16-го января с 19 до 20.30. Сегодня уже 20-е, а у меня нет даже насморка, несмотря на то, что температура воды была +1,7 гр. Было ли страшно? Конечно, и очень страшно — в то время, которое пролежал на рубке без всякого занятия, когда лезли в голову всякие дрянные мысли. Мы пели. В частности, пел: „Когда из твоей Гаваны отплыл ты вдаль…“ <…> Между прочим, учти, что в холодной воде всегда теплее, если что-нибудь надето… О чем думал? О том, что, если выживу, смогу немного уважать себя». Спасателю было 24 года. Матери он, конечно, писать об этом не стал… А через много лет в повести «Вчерашние заботы» он вспоминал о пережитом тогда, проходя мимо тех самых камней, так называемых Сундуков, на которые сел затонувший траулер: «Вокруг была тьма, волны, пена. Судно уходило в мокрую могилу; мы карабкались по уступам надстройки. <…> И крик внутри: „О, так это и бывает? Нет! Только не со мной! Я еще буду рассказывать обо всем этом! Еще буду вспоминать все это! Нет, я-то не поскользнусь, нет! Кто угодно поскользнется и сорвется, но не я! На мне резиновые бахилы с нарезной подошвой! Я молодец, что не надел валенки! Резина, если давишь ею сильно и прямо, не скользит, и я не поскользнусь! Я еще буду все это вспоминать!“ Но не всегда можно ступить прямо и сильно, когда лезешь по внешней стене ходовой рубки и видишь, как волна первый раз хлестнула в дымовую трубу ниже тебя. Но видишь плохо, потому что ресницы смерзаются, руки коченеют, одна варежка потеряна, а сердце все чаще дает перебои, легкие в груди сдавлены страхом и усилием мышц, теснящих ребра». Ощущение близко подступившей смерти осталось в памяти навсегда. Моряк, как и летчик, работая в чуждой человеку среде, не должен забывать о смерти — это ясно. Она рядом. Но он, конечно, и не думает о ней постоянно. И все-таки эта связь со смертью, видимо, живет притаившейся в глубине души. В 1955 году Виктор Штейнберг был демобилизован по состоянию здоровья — у него обнаружили язву желудка. Через два месяца его зачислили в Ленинградское морское агентство МРП СССР для перегона малых рыболовных судов, «малюток», из Петрозаводска, где они строились, в Петропавловск-Камчатский. Тех самых МРС, о которых на Камчатке в свое время распевали шутливую песенку: Подо мной глубина шесть кило`метров до дна,Шесть кило`метров и двадцать пять акул!А волна до небес раскачала МРС,Но никто из нас, никто не утонул!Он должен был идти капитаном на одном из них. Об этом перегоне восторженно писали в газетах: «…Сразу после выхода из Югорского шара флотилия повстречалась с ледяным полем шириной около полутора миль и плотностью в пять-шесть баллов, <…> пришлось идти к юго-востоку, чтобы форсировать перемычку лишь вблизи Амдермы. <…> Пробираясь на восток вдоль побережья полуострова Таймыр, „малютки“ попали в сложную обстановку. Северо-западные ветры нагнали лед, и пришлось преодолевать большие ледяные поля самим, без ледоколов. <…> Шестимиллиметровая стальная обшивка „малюток“ трещала, льдины в любую минуту могли насквозь проткнуть рыболовные суда. <…> Преодолев ветры, туманы, флотилия благополучно добралась до бухты Провидения, откуда взяла курс на Петропавловск-Камчатский… Так закончился переход „малюток“ через Ледовитый океан. Моряки с честью выполнили свою задачу». Но в жизни все выглядело совсем не так блестяще, как в газете, о чем и вспоминал гораздо позже Конецкий: «О рейсе <…> я написал весьма романтическую повесть „Завтрашние заботы“. На самом деле рейс этот был ужасающим. Самым страшным за всю мою жизнь. Боже, что за сброд набрали в экипажи! А что мы жрали три месяца на этих малютках во льдах и штормах, где на камбузе плита топилась углем и в кубриках тоже. А какую воду мы пили из ржавых малюсеньких танков. Какие кровавые, с ножами, драки вспыхивали на стоянках! А как дурели от денатурата и одеколона. И представьте, все 34 суденышка в одну навигацию прошли СМП. Никому из капитанов не было тридцати лет, а мне 26. <…> Американцы писали в свих газетах, что большевики сошли с ума. Правильно писали. Но мы прошли, а не сошли». И уже в Петропавловске было так: «…когда я явился на судно, застал там дикую драку: мои ребята столкнулись с ребятишками с соседнего МРСа. Я схватил единственное оружие — ракетный пистолет „Вери“ и, спустившись в кубрик к соседям, увидел сгустки крови на переборках и рундуках, заорал: „Прекратить!“ Но выстрелить, слава богу, не успел! — пистолет выбил и сунул себе за пазуху боцман с соседнего судна». Таким было первое знакомство с Северным морским путем. Тогда Конецкий ясно увидел все трудности морской работы. И ее затягивающую привлекательность. После этого Виктор Конецкий ходил Северным морским путем полностью или частично бессчетное число раз, но, конечно, с более надежными и приемлемыми командами. Плавал он и в других морях: трижды обогнул земной шар, побывал в Антарктиде. Успел повидать многое. Но остался на всю жизнь привязан именно к Северу, а не к теплым тропическим водам. Северный морской путь оставался его главным маршрутом. Правда, вскоре после этого первого рейса он написал матери: «На север больше не поеду ни за какие коврижки. Все. Баста. Севернее Ленинграда меня никто не увидит. Надоела нищета в северной природе и голодное, гнусное прозябание человеков, его населяющих». Но мы-то теперь знаем, что все оказалось не так. Север проник в его душу незаметно. И «нищие» краски Севера стали близки ему как раз своей скупостью и неброской выразительностью. Как сдержанно-проникновенно писал он, например, во «Вчерашних заботах» о том, что видел с борта: «Вышли на видимость полуострова Адмиралтейства. Солнце. Синь. Свежесть. Как соединить нежную прозрачность с суровой тяжестью, свирель с грохотом горного обвала, акварель со сталью? Вот если можно соединить такие несоединимости, то получится впечатление от северных берегов Новой Земли. Зализанные плавности ледников, сползающих с вершин гор, и обрывистые вопли береговых круч. Бесследно растворяющиеся в нежной голубизне вершины и четкость берегового уреза. И розоватость неуловимой дымки». Или: «Вода в полынье прозрачна, изумрудна и независима. Она кажется обнаженной. И не стыдится наготы». Он не оставлял акварель и масло почти до конца дней, и сейчас его вдова Татьяна Валентиновна продолжает с успехом устраивать выставки его работ в разных городах страны. А вторая (или, скорее, первая) сторона его художественной натуры — писательство — окрепла и развилась именно на Севере, где сюжетов искать не приходилось — они сами лезли под руку. На какое-то время Конецкий осел на берегу. Он начал печататься в 1956 году; сборник его рассказов «Сквозняк» вышел в 1957‑м. И вскоре он приобрел литературную известность, которая стала еще более громкой благодаря фильмам, снятым по его сценариям, — «Путь к причалу», «Полосатый рейс», «Тридцать три». Но в море его все равно тянуло; это было уже неизбежно. Это была его профессия, не менее дорогая, чем писательство. Мы знаем многих писателей, владевших второй профессией. Но все они рано или поздно становились только писателями. Горячо любимый Конецким Чехов сохранял свое врачебное умение, но постоянной практикой уже не занимался. А если вспомнить Сент-Экзюпери, то он слишком рано погиб, и мы не знаем, что ждало его дальше. Виктор Конецкий оставался моряком до конца. Он не бросил моря ради литературы. В море он не пил, от чего не мог удержаться на берегу. А на борту корабля держался, понимая, что здесь сорваться он не имеет права. Он был человеком очень сильной воли и умел себя заставлять. Во «Вчерашних заботах» он описывает, как, простуженный, с температурой, через силу отправляется в необязательный для него полет — ледовую разведку — вместе с капитаном-наставником, с которым заранее договорился. «Почему я лечу? 1) Потому что не хочу лететь. 2) Надо близко посмотреть море с птичьего полета <…>. 3) Надо наконец „привязать“ значки и символы на картах аэроразведки к натуральным льдам и запомнить эти штуки уже навсегда. 4) Посмотреть на работу летчиков». Летит, потому что ему этого не хочется. Хороший внутренний довод! Конецкий был застенчив, хотя это и не бросалось в глаза: круг его общения был необычайно широк. Мне он как-то признался в разговоре: «Вот в плаванье, сижу часто один в каюте, а сколько мог бы услышать интересных разговоров, рассказов…» Рюмка избавляла от застенчивости… И еще он был человеком щепетильной, «морской», честности и благородства, не пренебрегая при этом мелочами. Помню, он как-то говорил, что подло опускать телефонную трубку, ничего не сказав человеку, даже если к телефону подошел тот, с кем не хочешь разговаривать. Как свидетельствуют в воспоминаниях коллеги-моряки, Конецкий стал не только известным писателем, но и «добросовестным штурманом», и «прирожденным капитаном». Таков был итог его морской жизни.
Владимир Михайлович Голицын , князь, моряк, художник
(30 декабря 1901 (12 января 1902), с. Бучалки, Епифанский уезд, Тульская губерния — 6 (по др. данным — 9) февраля 1943[2], о. Свияжск) — российский и советский художник-иллюстратор, автор настольных игр и полярник. Родом из княжеского рода Голицыных. Сын князя Михаила Владимировича Голицына и Анны Сергеевны, урождённой Лопухиной. Внук московского городского главы князя Владимира Голицына и старший брат писателя Сергея Голицына.
В 1917 году окончил 5-ю Московскую гимназию, после чего семья переехала в городок Богородицк в имение родственников графов Бобринских. Владимир устроился работать иллюстратором в местное отделение РОСТА. Чтобы избежать мобилизации в Красную армию, по фальшивой справке о том, что является бывшим матросом крейсера «Аскольд», отправился в полярную экспедицию Льва Зенкевича на Кольский полуостров, где создал серию зарисовок. В 1922 году отправился в экспедицию на Новую Землю. После этого участвовал в экспедициях на южные моря (Азовское и Чёрное).
Одновременно учился у ряда московских художников. В 1925 году за свои расписные шкатулки получил премию на Международной выставке декоративных искусств в Париже.
С 1925 года постоянно создавал иллюстрации для ряда известных журналов того времени («Пионер», «Всемирный следопыт» и др.). Разрабатывал также настольные игры («Пираты»[3][4], «Захват колоний»[5] и др.).
В связи с дворянским происхождением неоднократно был арестован как «классовый враг». В октябре 1941 году арестован в последний раз и отправлен в ссылку на остров Свияжск, где был приговорён к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Владимир Голицын писал 12 августа 1942 года: «Живу в исправительно-трудовой колонии. В бывшем Свияжском монастыре …Я очень, по-видимому, переменился, меня здесь все зовут дедушкой. Приговора пока у нас, арестованных в Москве в октябре, нет, но вероятно, скоро будет…[6]» Скончался в лагере от пеллагры, развившейся вследствие авитаминоза. Был женат с 1923 года на Елене Петровне Шереметевой (1904—1992), внучке графа Сергея Шереметева и Феофила Мейендорфа. Супруги имели троих детей: дочь Елену (позднее супругу Андрея Владимировича Трубецкого) и сыновей Михаила и Иллариона. Профессиональными художниками стали младший сын, внуки Сергей, Иван и Екатерина.
1 июня ушел из жизни Первый Вице-президент Русского географического общества Артур Чилингаров. Первопроходцу, исследователю Арктики и Антарктиды и выдающемуся ученому было 84 года.Артур Николаевич был также президентом Государственной полярной академии, членом экспертного совета национальной премии «Хрустальный компас» и президентом Ассоциации полярников России. Профессор, доктор географических наук, настоящий исследователь, он внес неоценимый вклад в изучение и освоение севера и Мирового океана А. Н. Чилингаров родился 25 сентября 1939 года в Ленинграде. В 1963 году окончил Ленинградское высшее инженерно-морское училище по специальности «океанология». Работал научным сотрудником Арктического и Антарктического научно-исследовательского института, инженером-гидрологом лаборатории в Тикси. В 1969–1971 годах возглавлял высокоширотную научную экспедицию «Север-21». C 1971 года — начальник антарктической станции «Беллинсгаузен» 17-й Советской Антарктической экспедиции. Чилингаров принимал участие в сложнейших спасательных операциях, руководил экспедициями, а также являлся видным общественно-политическим деятелем, был депутатом Государственной думы РФ. В августе 2007 года на подводном аппарате «Мир» вместе с другими исследователями он опустился на дно Северного Ледовитого океана в районе Северного полюса, где водрузил флаг России.А. Н. Чилингаров был одним из немногих, кто являлся Героем Советского Союза (1986) и Героем России (2008). О жизни и работе этого выдающегося человека читайте в нашем спецпроекте «Быть первым», который был подготовлен к его 80-летию.
Начинал как рядовой сотрудник, но быстро начал подниматься по карьерной лестнице. С 1969 года он регулярно в экспедициях — Севморпуть, начальник дрейфующей станции, Антарктика, атомоход, перелет на южный полюс на Ил-76 и Ми-26. В 1985 году он принимал участие в спасении научно-исследовательского судна «Михаил Сомов» (за это удостоен звания Герой Советского Союза). В 1986 году участвовал в ликвидации последствий аварии, произошедшей на Чернобыльской АЭС, в 1987 году возглавил поход атомного ледокола «Сибирь», достигшего 25 мая того же года Северного полюса. В 2007 году вместе с тогдашним главой ФСБ Николаем Патрушевым летал на вертолете на Северный полюс, в тот же год опустился на дно Северного Ледовитого океана и водрузил на дно российский флаг. В 2011 году возглавил экспедицию на Дальнем Востоке, где изучал влияние аварии на АЭС «Фукусима» на флору и фауну.С декабря 2008 года был специальным представителем президента РФ по международному сотрудничеству в Арктике и Антарктике.В 2008 году Артур Чилингаров был удостоен звания Героя России.Спикер Госдумы Вячеслав Володин выразил свои соболезнования родным и близким. «Артур Николаевич эффективно решал задачи в любой сфере, в науке и законотворчестве, избирался в Государственную думу в течение семи созывов. Отстаивал интересы страны и граждан», — говорится в заявлении.
)))
