Мифологический цикл саг Это особый цикл, поскольку его саги иногда рассматривают как космогонические мифы кельтов, то есть мифы о создании мира, хотя в данном случае речь не идёт о таких грандиозных историях, как рождение вселенной, вроде вавилонских и скандинавских преданий, а всего-навсего об оформлении теперешнего облика Ирландии и племенах, её заселявших. Мифологический цикл сохранился наименее хорошо изо всех четырёх циклов. Наиболее важными источниками являются «Старина мест» и «Книга захватов». Другие саги цикла — «Сон Энгуса», «Сватовство к Этайн» и «(Вторая) Битва при Маг Туиред», а также одна из наиболее известных ирландских саг «Трагедия детей Лира». «Книга захватов» — псевдоистория Ирландии, прослеживающая родословную ирландцев в глубь времен до Ноя. История страны представляется в виде серии вторжений, или «захватов» Ирландии различными последовательно прибывающими народами. «Старина мест» — грандиозная работа по ономастике ранней Ирландии, излагающая в виде последовательности поэм легенды о названиях различных памятных мест. Она включает в себя много важной информации о персонажах и историях Мифологического цикла, в том числе рассказывает о битве при Тальтиу, в которой Туата де Дананн (одно из последовательности захватывающих Ирландию племен) были побеждены милезийцами. Важно отметить, что в средние века Туата Де Данан рассматривались не столько как боги, сколько как изменившее форму волшебное население Ирландии Золотого Века. Такие тексты, как Книга захватов и Битва при Маг Туиред представляют их королями и героями далёкого прошлого, завершая цикл историями их смерти. Однако есть веские свидетельства, как в текстах, так и в остальных кельтских источниках, что когда-то они рассматривались как божества. Саги о Туата де Дананн составляют подавляющее большинство Мифологического цикла.
Цикл Финна, или Оссиана Эти саги так же рассказывают о героях, но если в сагах уладского цикла герои преимущественно одиночки, то этот цикл саг посвящён товариществу воинов и их удовольствию от пребывания в «избранном обществе прекрасных молодых воинов». Центральная сага в этой группе историй — «Преследование Диармайда и Грайне», посвящённая любви и трагической гибели влюблённых. Возможно, подобная смена настроений в сагах связана с тем, что расцвет цикла совпадает по времени с распространением в Европе куртуазной поэзии трубадуров и труверов, а также романов артуровского типа.
оль Кормак Мак Арт был реальной исторической личностью, чего, вероятно, нельзя сказать о Конхобаре, сыне Несс. Сложнее ответить на вопрос, существовал ли в действительности прообраз его великого военачальника Финна. Однако нам совершенно не обязательно задаваться этим вопросом. Финн — творение кельтской фантазии в конкретной стране на конкретном этапе развития; и наша задача здесь — разобраться, какие черты характера ирландцы сочли нужным идеализировать и приписать герою сказаний. Финн, как и большинство ирландских героев, имел некое отношение к Племенам богини Дану. Его мать, Муйр-не Белая Шея, приходилась внучкой Нуаду Серебряная Рука, женившемуся на Этлин — той самой Этлин, которая родила Киану солнечного бога Луга. Отцом Финна был Ку-мал, сын Френмора. Он был главой клана Байшкне, соперничавшего с кланом Морна за главенство над фениями, и погиб от рук своих врагов в битве при Кнухе. В клан Морна входил человек по имени Лиатлуахра, правитель Лиахра, что в Коннахте; он был хранителем сокровищ фениев, и на его попечении находилась особая Сумка, сделанная из кожи журавля; в ней лежали волшебное оружие и бесценные самоцветы, оставшиеся с тех времен, когда на острове правили Племена богини Дану. Лиатлуахра стал также хранителем сокровищ клана Морна; он держал сумку в Рат-Лиахре. После того как Кумал потерпел поражение и погиб, Муйрне нашла убежище в лесах Слиаб-Блойм и там родила сына, которого назвала Демне. Боясь, что клан Морна отыщет его и убьет, она отдала его на воспитание двум жившим в чаще старухам, а сама вышла замуж за короля, правившего в Керри. Когда Демне подрос, его стали называть Финн («Светлый») из-за белизны кожи и золотых волос, и позднее он прославился именно под этим именем. Первым его подвигом стало убийство Лиатлуахра; так он завладел сумкой с сокровищами. Затем мальчик отыскал своего дядю Кри-мала, который вместе с горсткой других стариков, некогда вождей клана Байшкне, избежавших гибели у Кастлкнока, обитал в глуши коннахтских лесов, терпя нужду и лишения. Он приставил к этим почтенным людям стражей и помощников из числа юношей, последовавших за ним, и отдал им сумку с сокровищами. Сам же Финн отправился учиться мудрости и поэзии у мудреца-друида по имени Финнекес, жившего на берегу реки Войн. Там, в глубинах этой реки, в воды которой орешник ронял Орехи Познания, жил Фин-тан, Лосось Знания; и тот, кто съел бы его, обрел бы всю мудрость минувших эпох. Финнекес много времени потратил, пытаясь изловить лосося, но все было тщетно, пока Финн не стал его учеником. Итак, однажды друид все же поймал желанную рыбку и велел Финну сварить ее, строго-настрого запретив пробовать кушанье, наказав только сообщить, когда оно будет готово. Мальчик принес блюдо, но Финнекес заметил, что выражение его лица изменилось. «Пробовал ли ты лосося?» — спросил он. «Нет, — отвечал Финн, — но когда я вынимал его, то обжег себе палец и сунул его в рот». — «Возьми. Лосося Знания и съешь его, — молвил Финнекес, — ибо в тебе исполнилось пророчество. А затем уходи, ибо мне нечему больше учить тебя». После этого Финн стал столь же мудр, сколь силен и отважен, и говорят, что, когда он желал узнать, что случится в будущем или что происходит в других местах, он засовывал палец в рот и все, что нужно, становилось ему известно.
В то время предводителем фениев был Голл, сын Мор-ны, однако Финн, достигнув положенного возраста, захотел занять место своего отца Кумала. С этой целью он отправился в Тару на Большое празднество, во время которого в пределах Тары никто не может поднять на другого руку, и сел среди воинов короля и фениев. Король заметил незнакомого человека и спросил, каковы его имя и род. «Я Финн, сын Кумала, — ответил юноша, — и я пришел служить тебе, о король, так же, как мой отец». Властитель с радостью выслушал это известие, и Финн принес ему клятву верности. Спустя немного времени Тару начал беспокоить некий демон, который являлся в сумерках и, бросая огненные шары, поджигал город, и никто не мог сразиться с ним, поскольку при приближении воина чудище начинало играть на арфе так сладостно, что слышавший его музыку погружался в грезы и забывал все на свете, мечтая только слушать, слушать и слушать. Когда Финн узнал об этом, он пришел к королю и сказал: «Если я убью чудище, стану ли я, как мой отец, вождем фениев?» — «Да, конечно», — ответил король и поклялся в этом. Здесь следует добавить, что в число фениев входил воин по имени Фиаха — друг отца Финна Кумала, которому принадлежало волшебное копье с бронзовым наконечником и заклепками из арабского золота. Обычно наконечник завязывали в кожаный мешочек, поскольку он обладал следующим интересным свойством: стоило обнаженное острие приложить ко лбу, как человек преисполнялся силы и боевого безумия, что делало его непобедимым. Это-то копье Фиаха дал Финну, объяснив все, что требовалось, и с ним Финн вышел на вал Тары дожидаться прихода чудища. Когда наступила ночь и на равнине вокруг холма стал сгущаться туман, он увидел приближающуюся призрачную фигуру и заслышал звуки волшебной арфы. Но, приложив копье ко лбу, воин стряхнул заклятие, призрак бежал от него к сиду Слиаб-Фуайт, и там Финн нагнал и убил его и принес его голову в Тару. Тогда король Кормак вывел Финна к фениям и велел им либо принести клятву верности своему новому вождю, либо искать службы в другом месте. Первым клятву принес Голл Мак Морна, а за ним — все остальные, и так Финн стал предводителем фениев Эрин и оставался им до самой смерти.
Вторым по значению является цикл Финна, сложившийся на юге Ирландии, у лагенов (Лейнтстер) и отчасти муманов (Мунстер). Согласно ирландским хроникам, Финн жил при короле Кормаке в III в. (ум. в 252 или 286 г.). Цикл Финна творчески разрабатывался в период внешних нашествий вплоть до порабощения англичанами, сначала в виде саг, а потом и в форме баллад, получивших широкое распространение не только в Ирландии, но и в Шотландии. Финн был вождем фенниев, особой воинской организации, независимой от королевской власти и действовавшей по всей Ирландии, кроме Ольстера. (Не исключено, что «первобытным» прототипом фенниев был тайный мужской союз.) Феннии жили преимущественно продуктами охоты. Они должны были защищать население от внешних нападений (отражение эпохи скандинавских набегов) и поддерживать правопорядок. Феннии подчинялись четырем табу: брать жен не за богатое приданое, а за личные качества, не совершать насилия над женщинами, не отказывать в пище и ценностях, отступать не менее, чем перед десятью воинами. Табу эти носят в значительной мере нравственный характер. Финн находится во вражде с Голлем — главным героем Коннахта, убившим его отца Кумала. В конце концов ему удается убить врага. Месть за отца — обычная тема архаического эпоса. Финн выступает и как победитель чудовищ, и как волшебник и поэт. Воинские и охотничьи приключения фенниев расцвечены сказочной и романической фантастикой. Охотничьи мотивы характерны для более позднего этапа в истории цикла. Для него характерно и развитие сказаний о сыне Финна — Ойсине и внуке Осгаре. В одной из компилятивных рукописей (составлена в Шотландии в конце XV в. — «Книга Лисмора») рассказывается о том, как после победы Кайрпре Лифехайра над Ойсином и Осгаром был положен конец могуществу фенниев. Они рассеялись по стране небольшими группами. Ойсин и Кайльте, сын Ронина, нашли приют у старухи Камы, всю жизнь опекавшей Финна. Кайльте в глубокой старости (дожил до V в.!) встретился якобы со св. Патриком, который его крестил. Воспоминания Кайльте и Ойсина даны в стихах. (Ойсин является прототипом Оссиана, героя знаменитого сборника англо-шотландского поэта XVIII в. Джемса Макферсона, который незадолго до 1760 г. познакомился в Шотландии с балладами и сказаниями цикла Финна и подражал им в «Песнях Оссиана», выдавая подражание за перевод народных подлинников.) Поэтическим шедевром является вошедшая в цикл Финна ирландская сага «Преследования Диармайда и Грайне». Престарелый Финн сватается к Грайне, дочери короля Ирландии Кормака, но она выбирает молодого богатыря Диармайда, усыпляет вином на пиру Финна и других гостей и при помощи магического заклинания (гейса) вынуждает Диармайда бежать с нею. Они долгое время живут в лесу, причем Диармайд, владеющий чудесной силой, уничтожает бесчисленных воинов, которых высылает против него Финн. Сын и внук Финна и некоторые другие вожди фенниев осуждают Финна и сочувствуют Диармайду, считая его невиновным, так как на него наложены магические «оковы любви». В конце концов они добиваются примирения Финна и Кормака с Диармайдом, но Финн 466 устраивает так, что колдовской вепрь убивает Диармайда во время охоты. После этого Финн женится на Грайне и примиряется с сыновьями Диармайда. Сага включает целый ряд эпизодов сказачно-авантюрного характера, в частности добывание Диармайдом чудесных плодов с древа жизни, дарующих молодость. Сага эта однотипна с «Изгнанием сыновей Уснеха» из уладского цикла и, по-видимому, является еще более близкой параллелью средневекового сказания о любви Тристана и Изольды. http://feb-web.ru/feb/ivl/vl2/vl2-4602.htm
http://svr-lit.niv.ru/svr-lit....cii.htm Остановимся подробнее на Туата Де Дананн, чудесном Племени богини Дану. Как мы уже отмечали, к нему относятся практически все центральные персонажи цикла, называемого Мифологическим, и уже благодаря этому Племена богини по сравнению с четырьмя другими племенами, заселявшими Ирландию до них, должны быть отмечены особо. В отличие и от своих предшественников, и от своих преемников — сыновей — Миля они располагали тайным магическим знанием, были сведущи во многих искусствах и ремеслах и владели секретами колдовства. Перед появлением в Ирландии они побывали на северных островах, где получили свои несравненные эзотерические знания и откуда перенесли на остров свои четыре магических талисмана: Великий камень Фал, известный тем, что он издавал крик, если на него наступал будущий король, копье Луга, приносившее победу в битве всякому, кто держал его в руке, меч Нуаду, поражавший всякого, против кого он был направлен; котел Дагды, насыщавший всех, кто садился вокруг него. Если все остальные группы переселенцев прибыли в Ирландию на кораблях, то Туата достигли страны на темных тучах прямо по воздуху, опустились на гору Конмайкне Рейн и на три дня покрыли тьмой лик солнца. В позднем описании Первой битвы при Маг Туиред они изображаются как «общество приятное и вызывающее восхищение, дивно прекрасное обликом, обладающее замечательным оружием и изысканной одеждой, искусное в музыке, пении и игре, одаренное наиболее светлым умом и ярким темпераментом среди всех, кто когда либо прибывал в Ирландию Племя это было превыше всех храбростью и внушало необоримый ужас, ибо превосходило все народы мира своей сноровкою в искусствах и ремеслах».
Ученые люди, которые в средние века записывали предания древней Ирландии, затруднялись, как им рассматривать Племена богини — как людей, демонов или падших богов. В повести о Туане Мак Кайриле из «Книги Бурой коровы», записанной примерно в 1100 г., говорится, что ученые люди не знали, откуда пришли в Ирландию Туата Де Дананн, но что, «похоже, пришли они с небес, о чем свидетельствует их ум и совершенство их знаний». В тексте рукописи XV в. сказано, что на острове их почитают, тогда как поэт, писавший около 1000 г н. э., считает необходимым сказать, что, «хотя он и называет их, но не испытывает к ним никакого почтения».
Классическим образцом мифа о вечном сотворении и разрушении Вселенной являются космогония и эсхатология в германо‑скандинавской мифологии. В начале времен не существовало ни земли, ни неба, ни моря, а лишь одна зияющая бездна посредине между севером и югом. Затем началось сотворение мира, в котором участвовали и природные стихии, и борющиеся между собой боги и гиганты. Лед и иней с севера и искры с юга смешались в изначальной бездне, и родился великан Имир. Первые боги Один, Вили и Be убили Имира и из его тела создали мир: из крови — море, из мяса — землю, из костей — горы, из черепа — небо и т. д.
Этот мир с населяющими его людьми, богами, великанами, демонами обречен погибнуть в гигантской финальной катастрофе (рагнарок). Однако это конец только одного мира (вселенной, в которой главенствовал Один), но не всех возможных миров. Затем начинается новая эра. Земля возрождается из моря, свежая и полная силы. Мужчина и женщина, спрятавшиеся у подножия ясеня Иггдрасиля, дают рождение второй линии человечества. Новая раса богов занимает место прежней. Начинается новый изначальный «золотой век».
В кельтской мифологии, к сожалению, нет столь ярких и полных космогонических и эсхатологических мифов. Существовала даже теория, согласно которой кельтам вообще не были свойственны «высшие» формы религии и мифологии. Наличие же столь развитых космогонии и эсхатологии в германо‑скандинавских мифах объясняли тем, что из всех индоевропейских мифологий германская ближе всех к изначальной протоиндоевропейской традиции. Однако содержащийся в кельтской мифологии древний и фундаментальный анималистический символизм свидетельствует о том, что она тоже очень близка к индоевропейским истокам. К тому же разработкой космогонических мифов занимались жрецы и друиды, создавшие сложное и глубокое учение, и конечно же они включили туда космогонию и эсхатологию, ныне утраченные, как и большая часть друидической доктрины. Но в сохранившихся источниках можно найти хотя бы фрагменты и отзвуки этого центрального раздела мифологии кельтов.
Прежде всего следует обратить внимание на один странный и загадочный кельтский ритуал, описанный Плинием Старшим в его «Естественной истории». По его словам, у галлов был чрезвычайно ценный талисман, которому приписывали фантастическое происхождение: летом многочисленные змеи собирались в одном месте, склеивались слюной и слизью своих тел и переплетались в тесный клубок — «змеиное яйцо». Шипение змей подбрасывало это яйцо в воздух, и тогда нужно было поймать его в плащ, прежде чем оно коснется земли. Человек, поймавший змеиное яйцо, должен был спасаться бегством, потому что змеи преследовали его до тех пор, пока путь им не преграждала река. http://svr-lit.niv.ru/svr-lit....ify.htm
Природа космического яйца, плавающего в первоначальных водах, может объяснить, почему «змеиное яйцо» кельтов плавает против течения даже с золотым грузом (золото является символом космического света). Связь космического яйца и змеи в кельтском символизме достаточно естественна, так как змея — символ, воплощающий вечность, возрождение, плодородие. Таким образом, змеиное яйцо было высоким друидическим символом, ведущим к космогоническому мифу. Именно этот возвышенный символизм объясняет, почему над окаменелыми останками морского ежа был возведен курган. И римский всадник носил на груди этот талисман не из пустого суеверия, а потому, что ему был известен друидический символизм космического яйца. Равным образом император Клавдий казнил его не потому, что осуждал суеверие, а потому, что выступал против друидов и их учения.
Познакомившись со свидетельством Плиния Старшего, мы только коснулись кельтского космогонического мифа и теперь обратимся к ирландским источникам — самому древнему циклу ирландских саг, так называемому мифологическому циклу. Этот цикл повествует «О происхождении и самой древней истории богов, людей и мира», то есть о мифическом периоде истории Ирландии.
В космогонических мифах сотворение мира — это эволюционный процесс, в котором за первым актом творения следует целая серия последующих. Мировое пространство наполняется не только элементами‑стихиями, но и конкретными объектами (вода, суша, растения, животные, люди). Затем в новом мире формируется человеческое общество со своими установлениями и социальными структурами. Мифы о происхождении вещей и явлений более частного порядка по сравнению с происхождением мира и называются «мифами о происхождении». Они входят в состав космогонических мифов, потому что сотворение мира — образец всех более поздних творческих проявлений. «Любая вещь, — писал Элиаде, — обладает „происхождением“, потому что она была создана когда‑то, то есть потому, что в мире нашла свое проявление какая‑то мощная энергия и произошло какое‑то событие. В целом происхождение какой‑либо вещи свидетельствует о сотворении этой вещи». Поэтому мифы о происхождении содержат, дополняют и завершают космогонический миф: «они рассказывают, каким образом этот мир был изменен, обогащен или обеднен».
Мифический период Ирландии — это, с одной стороны, история появления сменявших друг друга древнейших обитателей острова, с другой — это типичное Начало Времен из мифов о происхождении, когда после сотворения мира все происходящее случается впервые, когда боги и герои создают мифические образцы для подражания. Традиция почти ничего не говорит о том, в каком состоянии находился остров до появления людей. Он в некотором роде «не существовал» совсем. Это соответствует подмеченным М. Элиаде представлениям людей архаических обществ, для которых незаселенная земля находилась еще в зачаточном состоянии Хаоса. Чтобы она превратилась в Космос, стала «Миром», ее надо заселить, освоить.
Первыми человеческими существами, появившимися на острове, были Кессайр и ее спутники. Они прибыли на трех кораблях, два из которых потерпели крушение у берегов Ирландии, и все, кто там находились, погибли. Третий корабль уцелел, и его пассажиры высадились на остров целыми и невредимыми. Это были Кессайр, ее отец Бит, двое других мужчин (Ладру и Финтан) и еще пятьдесят молодых женщин. Сначала мужчины разделили женщин: Финтан взял себе восемнадцать женщин и Кессайр, а Бит и Ладру — по шестнадцать. Через сорок дней после их прибытия в Ирландию начался Потоп. Первым гибель настигла Ладру. Это произошло на горе, которая по его имени стала называться Ард Ладран. Вторым утонул Бит; гора, где он погиб, получила название Слиаб Бета. Последней погибла Кессайр, а с ней пятьдесят ее спутниц; место их смерти было названо Куил Кесра.
В живых остался только один Финтан, которому выпала судьба стать ирландским примордиальным человеком (т. е. связанным с изначальной, вневременной традицией). Пережив потоп и пройдя через ряд чудесных превращений в различных животных, Финтан жил так долго, что стал свидетелем всех последующих нашествий и завоеваний Ирландии и в конце концов обратился в христианство[1]. Кроме того, Финтан был великим мудрецом, первым друидом и учителем красноречия.
Любопытно, что при этом он долгое время был нем, что для средневековых ирландцев казалось вполне нормальным явлением. В саге «Видение Фингена» женщина из Другого Мира перечисляет королю Фингену чудеса, которыми отмечена ночь рождения будущего короля Конна Ста Битв: «Что же это за чудо еще? — спросил Финген». Женщина ответила: «Финтан, сын Бохры, сына Ноя, сына Этиара, сына Нуайла, сына Амда, сына Каина, сына Ноя, что сделался величайшим в этом мире мудрецом. Был бессловесен он в час, когда услышал гул потопа у склона горы Ойлифет. На гребне волны перенесло его на юго‑запад Ирландии. Сделался он нем и лежал погруженный в сон, пока потоп покрывал землю. Воистину безмолвен он был с той поры и доныне. Оттого‑то и скрыта была правда об Ирландии, ее деяниях, пророчествах, старине и законах. Лишь один Финтан пережил потоп, и нынче ночью наслал на него господь дух Самуила‑пророка в облике юноши. Опустились на губы Финтана солнечные лучи, и три углубления появились у него на затылке, отчего семь даров красноречия и семь цепочек примет его язык. Так открылась этой ночью старина и былые деяния».
Ирландцы ожидали от примордиального человека передачи традиционного знания, оправдывавшего их существование на протяжении всей истории легендарной и реальной, включая перемену религии. Финтан, сохранивший память обо всех волнах чудесных переселенцев, накатывавших на остров после потопа, рассказывает об этом в саге «Установление владений Тары». Полнее же всего мифическая предыстория Ирландии изложена в «Книге Захватов Ирландии», а мифическая география — в саге «Старина мест».
После потопа первой переселилась в Ирландию раса Партолона. Имя «Партолон» не ирландского происхождения; это — искаженное латинское «Варфоломей». Святой Джером утверждал, что значение имени «Варфоломей» — «сын того, кто останавливает воды» (имеются в виду воды потопа). Поэтому христианские переписчики саги назвали Партолоном предводителя нашествия на Ирландию, последовавшего сразу после Потопа. Партолон принадлежит к числу творцов или мифических предков, в первобытных мифологиях эти персонажи очень близки друг другу. У М. Элиаде есть интересное наблюдение о боге‑творце, который, создав Мир и человека, отходит от дел. Завершить же акт творения он поручает мифическим предкам, которых сам же создал, прежде чем удалиться на покой.
В качестве мифического предка Партолон выводит мир из хаоса, создает озера, реки, равнины. При нем земля мало‑помалу начинает обретать свой сегодняшний природный облик. Когда Партолон прибыл в Ирландию, там было только три озера и девять рек. К трем озерам Партолон добавил еще семь. Существует легенда о возникновении одного из них. Один из трех сыновей Партолона, Рудрайге, умер. Когда ему выкопали могилу, на дне ее забил источник, вскоре превратившийся в озеро Лох Рудрайге. До появления Партолона в Ирландии была всего одна равнина, которая называлась Сен Маг («старая равнина»), и на ней не было «ни корня, ни ветви дерева». К этой единственной равнине, распахав новь, дети Партолона добавили еще три. Партолон закладывает основы экономики и цивилизации: поднимает целину, изобретает рыбную ловлю, охоту, земледелие. При нем строится первое жилище и первая гостиница, делается первый котелок, возникает пивоварение. Партолон окружает себя первыми друидами, первыми поэтами и первыми воинами. Во времена Партолона каждое событие происходило в Ирландии впервые. Например, однажды Партолон отправился на рыбалку, оставив свою жену и слугу Тобу охранять остров. Жена Партолона соблазнила Тобу, и так в Ирландии случилась первая супружеская измена. Когда совершили они этот грех, их охватила великая жажда. Они стали пить изо всех чаш Партолона и все никак не могли напиться. Когда Партолон вернулся, он ощутил на краях всех чаш вкус их губ и, разгневанный их преступлением, убил собаку своей жены. Это было первое проявление ревности в Ирландии. Жена Партолона на все упреки отвечала, что в ее грехе виноват муж. Оставив жену вдвоем с другим мужчиной, он подверг их обоих слишком сильному искушению:
Мед с женщиной, молоко с кошкой,
Пищу со щедрым, мясо с ребенком,
Мастера с острым резцом,
Мужчину с женщиной —
Оставлять одно с другим всегда опасно.
«Не на нас ложится этот позор, но на тебя», — заключила жена Партолона. Таков был первый приговор, произнесенный в Ирландии и получивший название «право жены Партолона».
Одноногие и одноглазые персонажи встречаются как в ирландской мифологии, так и в мифах других народов. Это явление можно трактовать и как уродство, и как ритуальную позу. Так, противник фоморов бог Луг обходит свое войско на одной ноге и прикрыв один глаз. И здесь явно идет речь о ритуальной позе. В то же время в сказках некоторых африканских племен встречались однорукие и одноглазые демоны. В данном случае это физическое уродство, подтверждающее их демоническую сущность. Независимо от происхождения такая особенность мифологических персонажей дает им магическую силу и указывает на связь с другим миром.
Все это в полной мере относится к фоморам. Они никогда не появляются в сагах как поселенцы Ирландии. Они принадлежат Другому Миру. Фоморы всегда ассоциируются с морем и островами, куда обычно и помещали кельтский Другой Мир. Уродство фоморов вызвано тем, что они не могут полностью проявиться в нашем мире; какая‑то часть всегда находится в сиде. Возвращаясь в Другой Мир, они вновь обретают вид существ с двумя ногами, руками и глазами. Преобладание среди фоморов женщин и их по‑женски злобный характер также указывает на их принадлежность к Другому Миру. В ирландской мифологии сверхъестественный мир — это мир преимущественно женский. В средневековых рассказах о волшебных холмах и островах бессмертия женщины играют гораздо более важную роль, чем мужчины. А в прекрасном Другом Мире саги «Приключения Кондлы» живут одни только женщины и девушки.
Фоморы воплощают силы изначального Хаоса, теснящиеся на границе организованного, обустроенного мира и постоянно угрожающие ему. В этом случае фоморы представляют оборотную сторону мира, в котором обитают мифические поселенцы Ирландии.
У христианских авторов фоморы становятся демонами или гигантами, которые наряду «с карликами, людьми с козьими головами и всеми безобразными существами» являются потомками Хама. В реальной истории Ирландии «фоморами» называли всех скандинавов. В ирландской же мифологии фоморы, являясь враждебной расой по отношению к обитателям Ирландии, первый раз появляются при Партолоне, который вынужден сразиться с ними. После семи дней битвы фоморы были побеждены и изгнаны. Однако вскоре они вновь появились в Ирландии. Как заметила одна французская исследовательница, «фоморы никогда не разоружаются, как никогда не разоружаются силы Хаоса, вечно „нижележащие“ и антагонистичные по отношению ко всякому Космосу».
История расы Партолона окончилась трагично. Потомки Партолона (пять тысяч мужчин и четыре тысячи женщин) за одну неделю погибли от какой‑то таинственной болезни. В живых остался только один человек. Смерть настигла людей расы Партолона на старейшей в Ирландии равнине Сен Маг. Предвидя свою гибель, все они собрались на этой равнине, чтобы живым было легче хоронить умерших.
Тридцать лет Ирландия оставалась пустынной. Затем на острове появилась следующая волна мифических поселенцев — раса Немеда. Имя их предводителя означает «Священный». При Немеде продолжилась ирландская космогония — становление физического и природного облика острова: появились двенадцать новых равнин и четыре новых озера. Одно из озер, Лох Аннин, образовалось так же, как некогда Лох Рудрайге. На дне могилы, вырытой для сына Немеда Аннена, появился родник, из которого вскоре образовалось озеро.
Туата Де Дананн были потомками Иаборна (сына Немеда), который после того изгнания из Ирландии ушел на «Север Мира». До прихода в Ирландию Туата Де Дананн пребывали на Северных островах Мира, где они постигали премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли в этих искусствах всех людей мира.
С Северных островов они принесли в Ирландию четыре талисмана. Первым был камень Фаль, громко вскрикивавший под тем, кто должен был стать законным королем Ирландии. Название «Фаль» означает «светлый», «сверкающий», а также «изобилие», «знание» и пр. Этот камень находился в Таре, резиденции правителей Ирландии. Саму Ирландию нередко называли «Долина Фаль» или просто «Фаль». Символически камень Фаль был связан с возведением на трон, а тем самым с космогонией. М. Элиаде отмечал, что у земледельческих народов были довольно распространены представления о том, что с воцарением монарха символически повторяется сотворение мира. Необработанный камень представлял «первичную материю», или Хаос. Крик камня Фаль под ногой законного монарха означал сопротивление Хаоса процессу упорядочивания Космоса.
Вторым талисманом было копье бога Луга. Оно всегда даровало победу своему обладателю. Как и другие магические копья, оно являлось символом Оси Мира. В мифологиях традиционных обществ Ось Мира, проходившая через Центр Мира, связывала Небесный Полюс с его отражением — земным полюсом. Копье может также символизировать Небесный луч и быть солнечным символом. Кроме того, копье Луга, как и другие чудесные копья в кельтской традиции, было прообразом копья из цикла Святого Грааля.
В символической интерпретации с копьем Луга тесно связан котел Дагды, который Туата также принесли с островов на Севере Мира. «Не случалось людям уйти от него голодными». Котел Дагды имеет несколько символических значений: это и котел изобилия, и средство воскрешения, и символ верховной власти. Когда он используется в этом последнем качестве, его эквивалентом служит чаша с хмельным напитком, вызывающим опьянение властью. Котел Дагды неотделим от копья Луга: котел нужно наполнить кровью или ядом и погрузить туда копье, чтобы оно не уничтожило всех врагов. Котел — прообраз христианского Грааля из циклов о короле Артуре. Как известно, Грааль может чудесно насыщать своих избранников неземными яствами. К тому же с Граалем связано чудодейственное копье, пронзившее тело распятого Христа — «питающее, разящее и исцеляющее».
Четвертым талисманом был меч Нуаду, даровавший победу: «Стоило вынуть его из боевых ножен, как никто уже не мог от него уклониться, и удар его невозможно было отразить». Эти чудесные талисманы и магические знания наделили Племена Богини Дану сверхъестественным могуществом. Именно из них происходят все главные боги кельтского пантеона. Сама Дананн названа «матерью богов». Все Туата Де Дананн являются магами. Но, как и в мире людей, в божественных племенах есть привилегированные классы посвященных и воинов и плебс (земледельцы), который занимает низшее положение в сакральной иерархии. Среди Туата люди искусства были богами, а земледельцы не были.
Битва началась, и фоморы были поражены ее ходом: «Все их оружие, мечи или копья, что было повержено днем, и погибшие люди наутро не возвращались обратно. Не так было у Племен Богини, ибо все их притуплённое или треснувшее оружие на другой день оборачивалось целым, ибо кузнец Гоибниу без устали выделывал копья, мечи и дротики. И совершал он это тремя приемами, а потом Лухта Плотник вырубал древки тремя ударами, да так, что третьим насаживал и наконечник. Напоследок Кредне, медник, готовил заклепки тремя поворотами и вставлял наконечники, так что не было нужды сверлить для них дыры: сами они приставали».
Фоморы и сами пользовались волшебным оружием. Например, их королю Тетре принадлежал меч Орна. Стоило его обнажить и обтереть, как он начинал рассказывать обо всех совершенных с ним подвигах, «ибо, по обычаям тех времен, обнаженные мечи говорили о славных деяниях. Оттого воистину по праву протирают их, вынув из ножен. И еще в ту пору держали в мечах талисманы, а с клинков вещали демоны, и все потому, что тогда люди поклонялись оружию, и было оно их защитой». Но все‑таки не было у фоморов таких искусных оружейников, как у Туата Де Дананн, и не могли они так быстро чинить поврежденное оружие и делать его снова пригодным для битвы.
Кроме того, Туата Де Дананн умели быстро исцелять раненых воинов и даже возвращать к жизни убитых. Над источником Слане творили заклятья сам Диан Кехт, его сыновья Октриуйл и Миах и дочь Аирмед. Затем в источник погружали сраженных насмерть воинов, а выходили они оттуда целыми и невредимыми.
Чтобы узнать, почему не редеют ряды воинов Туата и почему не иссякают запасы их оружия, фоморы послали в лагерь противников шпиона — сына Бреса и богини Бригиты Руадана. В его жилах текло больше крови расы Туата, чем крови фоморов, потому что его мать была дочерью Дагды, а отец сыном Эриу. Только его дед с отцовской стороны Элата был фомором. Руадан был хорошо встречен Туата Де Дананн и воспользовался этим дружеским приемом, чтобы проникнуть в оружейную мастерскую, где с такой ловкостью и таким искусством работали Гоибниу, Лухта и Кредне. Понаблюдав за их работой, Руадан вышел из лагеря Туата, вернулся к фоморам и рассказал им то, что он видел. Фоморы отослали его обратно в лагерь Туата Де Дананн с приказом убить кузнеца Гоибниу, чтобы в следующей битве Туата Де Дананн не смогли заменять сломанное оружие. Руадан направился прямо в оружейную мастерскую и попросил сделать ему копье. Гоибниу тут же выковал железный наконечник, Лухта сделал древко, а Кредне — заклепки. Получив копье, Руадан ударил им Гоибниу, но тот выдернул его и метнул в Руадана, да так, что пронзил насквозь. Затем Гоибниу бросился в Источник Здоровья и исцелился, а Руадан из последних сил добрался до своих и умер на глазах своего отца и множества фоморов. Его мать Бригита выступила вперед и принялась оплакивать сына. Так в Ирландии в первый раз услышали крики и плач.
Поэтому мифология, как правило, начинается с космогонических мифов. Заканчивается же она обычно мифами о предстоящем конце света (эсхатологическими). Это связано с тем, что в многочисленных религиозных концепциях присутствует идея «совершенства начал», предполагающая, что в начале Времен только что сотворенный богами мир пребывал в полной гармонии. Течение Времени предполагает все большее удаление от «начала», а следовательно, утрату первоначального совершенства. Все, что происходит во времени, разрушается, вырождается и в конце концов погибает. Правда, периодически утраченная гармония периодически восстанавливается, хотя и далеко не в полной мере. Таким образом, как отмечает Элиаде, начиная с предземледельческой стадии культуры, все большее распространение получает нашедшая отражение в мифологии «регрессия Космоса в аморфное, хаотическое состояние, за которым следует новая космогония», то есть идея разрушений и воссозданий мира. Учение о вечном сотворении и разрушении вселенной присутствует во всех индоевропейских культурах.
Древнеисландская саговая литература очень разнообразна. Есть саги, в которых рассказывается об истории Норвегии. Они называются "саги о королях", поскольку в Норвегии издавна были короли, тогда как в Исландии их никогда не бывало. Древнейшие из сохранившихся саг - это именно саги о некоторых норвежских королях. Есть саги о царствовании отдельных норвежских королей - "Сага о Сверрире", "Сага об Олаве Трюггвасоне", "Сага о Хаконе Хаконарсоне" и т. д. Но есть и сводные саги о норвежских королях. Самая знаменитая из таких сводных саг - это так называемая "Хеймскрингла" (буквально "земной круг"), которая обычно приписывается Снорри Стурлусону. Она охватывает период с мифических времен до 1177 года. Есть также исландская сага о датских королях и датской истории - "Сага о Кнютлингах" (Кнютлинги - датский королевский род). Есть саги, в которых рассказывается об истории Исландии в XII - XIII веках, то есть о событиях, почти одновременных написанию саги. Эти саги собраны в компиляции XIII века, которая называется "Сага о Стурлунгах" (Стурлунги - знатный исландский род, представители которого боролись тогда за власть). "Сага о Стурлунгах" отличается чрезвычайной дотошностью в изложении фактов. Есть саги, в которых рассказывается об исландских епископах XI - XIV веков и церкви в Исландии. Они называются "Саги об епископах". В этих сагах тоже немало достоверных фактов. Есть и саги о легендарных героях, живших еще до колонизации Исландии (то есть до конца IX века). Они называются "саги о древних временах". В этих сагах обычно нет ничего исторически достоверного, но некоторые из них основаны на древних эпических сказаниях или древних героических песнях. Самая знаменитая из этих саг - "Сага о Вёльсунгах". В ней рассказывается о героях, известных также по эпическим сказаниям других германских народов. В "сагах о древних временах" много сказочных мотивов. Есть и саги, целиком состоящие из сказочных мотивов. Саги, в которых много сказочных мотивов, еще в древности называли "лживыми сагами". Есть и различные переводные повествовательные произведения. Все они тоже называются "сагами" (например, "Всемирная сага", "Сага о римлянах", "Сага о иудеях", "Сага о троянцах", "Сага об Александре", "Сага о Карле Великом и его витязях"). Есть, наконец, большая группа саг, в которых рассказывается о событиях в Исландии в X - XI веках, то есть в так называемый "век саг" (а написаны они, насколько это удается установить, тоже в XIII - XIV веках). Эти саги называются "сагами об исландцах", или "родовыми сагами". Самые своеобразные и самые знаменитые из исландских саг - это именно "саги об исландцах", или "родовые саги". Поэтому, когда говорят об "исландских сагах" или просто о "сагах", то обычно имеют в виду "саги об исландцах".
К чему теперь мне вся твердость духа? Тоска и безумье мной овладели Перед этой смертью, что причинил я, Над этим телом, что я сразил.(Перевод А. Смирнова) http://feb-web.ru/feb/ivl/vl2/vl2-4602.htm
Именно это утверждает гиперборейский миф. Творцами необычной формы Арктиды явились не причуды стихий, но сами обитатели ее. И далее Предание говорит о еще более невероятном. Жителями Арктиды были... не Землей рожденные существа. Люди, их современники, называли их альвы. Но в памяти человечества они остались как раса гипербореев.
Но не были они и “пришельцами” в современном смысле этого слова. Они не прилетели на Землю на космических кораблях с дальних звезд. Они вообще не знали этой необходимости – преодолевать Пространство.Потому что они, свидетельствует о них Предание, были странниками по Мировому Древу.
Образ Мирового Древа хранят и по сей день легенды многих народов. Особенно северного полушария. По Мировому Древу приходят в этот мир и уходят из него. Перемещаясь по его стволу и ветвям, совершают переходы между мирами. Вершина этого Древа достигает небес, и светил, и звезд. Корни же его проникают к невообразимым глубинам.
Все это сохранили легенды. Образ Мирового Древа представлен в них рельефно и ярко. Но только вне Традиции теперь практически никому не известно, что вкладывали в это понятие Древние.Понятие Мирового Древа (или Древа Миров) – ключевое для космогонии Северной Традиции. Сей образ концентрирует в себе учение о Трех Законах Пространства. Которые называются еще, иносказательно, три Корня Мирового Древа.Эти законы следующие:
- “ветвящиеся” альтернативы образуют Пространство.
- Глубины соприкасаются.
- мера соприкосновения есть Любовь.[/color]
[font=Times]Знание закона первого позволяет понять, как “выглядит” и “растет” Мировое Древо. Или, говоря современным языком, отвечает на вопрос, что такое Пространство (откуда оно взялось), и почему оно постоянно – и с ускорением – “расширяется”.[/font]
Классическим образцом мифа о вечном сотворении и разрушении Вселенной являются космогония и эсхатология в германо‑скандинавской мифологии. В начале времен не существовало ни земли, ни неба, ни моря, а лишь одна зияющая бездна посредине между севером и югом. Затем началось сотворение мира, в котором участвовали и природные стихии, и борющиеся между собой боги и гиганты. Лед и иней с севера и искры с юга смешались в изначальной бездне, и родился великан Имир. Первые боги Один, Вили и Be убили Имира и из его тела создали мир: из крови — море, из мяса — землю, из костей — горы, из черепа — небо и т. д.
Этот мир с населяющими его людьми, богами, великанами, демонами обречен погибнуть в гигантской финальной катастрофе (рагнарок). Однако это конец только одного мира (вселенной, в которой главенствовал Один), но не всех возможных миров. Затем начинается новая эра. Земля возрождается из моря, свежая и полная силы. Мужчина и женщина, спрятавшиеся у подножия ясеня Иггдрасиля, дают рождение второй линии человечества. Новая раса богов занимает место прежней. Начинается новый изначальный «золотой век».
В действительности рассказ Плиния имеет отношение к непонятому римским натуралистом древнему и фундаментальному символизму, связанному с космогоническим мифом. Дело в том, что во многих мифологических традициях вселенная возникает из космического (мирового) яйца. Ярче всего этот образ представлен в древнеиндийской мифологии. Космическое яйцо (Брахманда) является оболочкой «Золотого Эмбриона» (Хираньягарбха) — зародыша космического света. Это яйцо, спасенное лебедем Хамсой («Единственной Птицей»), плавает в изначальных водах. В сущности, космическое яйцо представляет собой форму, принятую Брахмой, существовавшим раньше самого Существования, вне Бытия и Небытия, своей собственной энергией разделившего божественное яйцо на небо и землю и создавшего зримый мир. Природа космического яйца, плавающего в первоначальных водах, может объяснить, почему «змеиное яйцо» кельтов плавает против течения даже с золотым грузом (золото является символом космического света). Связь космического яйца и змеи в кельтском символизме достаточно естественна, так как змея — символ, воплощающий вечность, возрождение, плодородие. Таким образом, змеиное яйцо было высоким друидическим символом, ведущим к космогоническому мифу. Именно этот возвышенный символизм объясняет, почему над окаменелыми останками морского ежа был возведен курган. И римский всадник носил на груди этот талисман не из пустого суеверия, а потому, что ему был известен друидический символизм космического яйца. Равным образом император Клавдий казнил его не потому, что осуждал суеверие, а потому, что выступал против друидов и их учения.
После потопа первой переселилась в Ирландию раса Партолона. Имя «Партолон» не ирландского происхождения; это — искаженное латинское «Варфоломей». Святой Джером утверждал, что значение имени «Варфоломей» — «сын того, кто останавливает воды» (имеются в виду воды потопа). Поэтому христианские переписчики саги назвали Партолоном предводителя нашествия на Ирландию, последовавшего сразу после Потопа. Партолон принадлежит к числу творцов или мифических предков, в первобытных мифологиях эти персонажи очень близки друг другу. У М. Элиаде есть интересное наблюдение о боге‑творце, который, создав Мир и человека, отходит от дел. Завершить же акт творения он поручает мифическим предкам, которых сам же создал, прежде чем удалиться на покой. В качестве мифического предка Партолон выводит мир из хаоса, создает озера, реки, равнины. При нем земля мало‑помалу начинает обретать свой сегодняшний природный облик. Когда Партолон прибыл в Ирландию, там было только три озера и девять рек. К трем озерам Партолон добавил еще семь. Существует легенда о возникновении одного из них. Один из трех сыновей Партолона, Рудрайге, умер. Когда ему выкопали могилу, на дне ее забил источник, вскоре превратившийся в озеро Лох Рудрайге. До появления Партолона в Ирландии была всего одна равнина, которая называлась Сен Маг («старая равнина»), и на ней не было «ни корня, ни ветви дерева». К этой единственной равнине, распахав новь, дети Партолона добавили еще три. Партолон закладывает основы экономики и цивилизации: поднимает целину, изобретает рыбную ловлю, охоту, земледелие. При нем строится первое жилище и первая гостиница, делается первый котелок, возникает пивоварение. Партолон окружает себя первыми друидами, первыми поэтами и первыми воинами. Во времена Партолона каждое событие происходило в Ирландии впервые. Например, однажды Партолон отправился на рыбалку, оставив свою жену и слугу Тобу охранять остров. Жена Партолона соблазнила Тобу, и так в Ирландии случилась первая супружеская измена. Когда совершили они этот грех, их охватила великая жажда. Они стали пить изо всех чаш Партолона и все никак не могли напиться. Когда Партолон вернулся, он ощутил на краях всех чаш вкус их губ и, разгневанный их преступлением, убил собаку своей жены. Это было первое проявление ревности в Ирландии. Жена Партолона на все упреки отвечала, что в ее грехе виноват муж. Оставив жену вдвоем с другим мужчиной, он подверг их обоих слишком сильному искушению: Мед с женщиной, молоко с кошкой, Пищу со щедрым, мясо с ребенком, Мастера с острым резцом, Мужчину с женщиной — Оставлять одно с другим всегда опасно.
«Не на нас ложится этот позор, но на тебя», — заключила жена Партолона. Таков был первый приговор, произнесенный в Ирландии и получивший название «право жены Партолона». При Партолоне произошла и первая битва с фоморами. Фоморы — это мифические существа, представляющие в ирландских мифах демонические, адские, темные силы. Считают, что слово «фоморы» означает «подводные». Во всяком случае, фоморы тесно связаны с морем и островами. Они прибыли в Ирландию на четырех кораблях, на каждом из которых было по пятьдесят мужчин и трижды по пятьдесят женщин. В сагах фоморы описываются как безобразные и злые существа. Их женщины не уступали мужчинам ни в силе, ни в уродстве. Например, Лот, мать предводителя фоморов, обладала силой целого войска и выглядела устрашающе — ее губы свешивались на грудь. Во время сражений фоморы принимали облик одноногих и одноглазых существ. Недаром их предводителя звали Кихол Брикенхос («безногий»), сын Голлда («одноглазого»), сына Гарба («грубого»).
Во многих мифологиях центром мира, где сходятся земля и небо, считается гора, подобная греческому Олимпу, — на ее вершине обитают боги. В скандинавской мифологии небо и землю, помимо моста-радуги, соединяло гигантское дерево — ясень Иггдрасиль. Пророчица вёльва называет его «древом меры» или «древом предела» и вспоминает те времена первотворения, когда оно еще не проросло. Возле него и расположено главное святилище асов. Об Иггдрасиле рассказывает любознательному Гюльви Равновысокий: «Тот ясень больше и прекраснее всех деревьев. Сучья его простерты над миром и поднимаются выше неба. Три корня поддерживают дерево, и далеко расходятся эти корни. Один корень — у асов, другой — у инеистых великанов, там, где прежде была Мировая бездна. Третий же тянется к Нифльхейму, и под этим корнем — поток Кипящий Котел, и снизу подгрызает этот корень дракон Нидхёгг». Кажется, что этот текст окончательно запутывает читателя, который хочет разобраться в скандинавской мифологической картине мира: ведь корни дерева, с уходящей в небо кроной, должны быть в преисподней. Здесь же получается, что один тянется одновременно в бездну и Ётунхейм — северную страну инеистых великанов, а другой вообще на небо или к центру мира — к асам. В одной из мифологических песен «Старшей Эдды» — «Речах Гримнира» — сам Один под видом старика Гримнира является на пир к тому конунгу, которого его жена Фригг обвиняла в скупости, и там рассказывает об устройстве мифологической вселенной и мировом древе. В его описании у Иггдрасиля также три корня растут в трех направлениях: под одним располагается загробный мир — преисподняя Хель, под другим обитают великаны, под третьим — люди. Если люди оказываются под корнем мирового дерева, значит, это дерево вообще перевернуто вверх корнями... В этом образе перевернутого дерева нет ничего необычного — так действительно использовали деревья в качестве колонн, подпиравших потолок жилища (такое дерево описано в «Саге о Вёльсунгах» — героях скандинавского эпоса). Но даже если представить себе, что космический ясень подпирает своими корнями небосвод, остается неясным, как они могут тянуться и до преисподней. Здесь нам придется вспомнить о значении мифологической символики и о числе три, оно часто встречалось нам в переселенческих сказаниях германских народов. Земля делилась в них на три части тремя вождями; три бога — Один, Вили и Be — создают всю землю; земля в представлениях древних и средневековых географов — в том числе Снорри Стурлусона — делится на три части, три континента... Этому делению земли соответствует мифологическое деление вселенной на три части — небо, землю и преисподнюю. Мифологическое сознание пыталось совместить горизонтальное деление с вертикальным — это было необходимо, чтобы совместить, сделать единым мир богов и мир людей, чтобы созданная богами вселенная не распалась. Поэтому столь странно, на современный взгляд, простираются корни мирового древа — древо предела прорастает так, чтобы охватить и объединить все пределы мира, «все миры» скандинавской мифологии. Древняя вельва, которую пробудил Один для пророчеств, помнит древо предела еще не проросшим (или расположенным в преисподней) и не три, а целых девять корней и девять миров...
В некоторых песнях «Старшей Эдды» три благие девы, витающие над миром, происходят от великанов; некие три великанши явились к богам, и это стало концом золотого века, но были ли эти великанши норнами — неясно. Мировое же дерево, растущее у источника норн, не только соединяет все миры в мифологическом пространстве, оно связует прошлое и будущее. Это мифическое время — время, отмеряемое чередованием дня и ночи, светилами, передвигающимися по небосводу в своих колесницах, — кажется безразличным к судьбам мира и человека. Это время космических циклов, время вечного повторения. Но это не так. Будущее предначертано и миру, и богам, и человеку. Это их судьба — будущее оказывается одновременно и прошлым, предопределившим грядущую судьбу. Знают о судьбах мира и его конце древние великаны и вёльвы-провидицы, обитавшие в начале времен, или норны, обитающие у начала всех миров, у корней ясеня Иггдрасиль. В судьбах, в том числе и смерти человека, сведущи те же норны, которые присутствуют при его рождении.
В верованиях многих народов души еще не рожденных младенцев обитают в ветвях мирового дерева. Древо судьбы было и родословным древом. Исландский скальд Эгиль Скаллагримсон в своей песни «Утрата сыновей» сравнивает погибшего сына с ясенем, выросшим из его рода и рода его жены, и взятым Гаутом-Одином в мир богов — к родным душам. Умершие возвращались в мир предков, к мировому дереву. Судьбы всех существ решаются у мирового древа и воплощения всех миров сходятся у его ствола, в кроне и у корней. В его ветвях обитает огромный мудрый орел, меж глаз которого сидит ястреб; белка Грызозуб снует вверх и вниз по его стволу — она переносит бранные слова, которыми обмениваются дракон Нидхёгг и орел. Четыре оленя объедают его листву, а в «Старшей Эдде» упоминается еще множество змей, грызущих вместе с Нидхёггом его корни, а ствол ясеня подвержен гнили. Поэтому норны должны ежедневно поливать ясень из источника Урд и даже удобрять его — воду они черпают вместе с грязью, что покрывает берега. Вода этого источника священна — что ни попадает в нее, становится белым. Она настолько живительна, что ясень остается вечнозеленым. «Древо жизни вечно зеленеет», писал Гете в Фаусте, продолжая эту древнюю германскую традицию. Роса, стекающая с Иггдрасиля на землю, — медвяная, ею кормятся пчелы и собирают нектар. В источнике плавают два чудесных лебедя. Лебеди — волшебные птицы, в которых любили превращаться божественные девы и спутницы Одина валькирии. Весь же бестиарий — животный мир, который связан с мировым деревом, воплощает все сферы мироздания и их взаимосвязь: орел (и ястреб) обитают в поднебесье, но ищут добычу на земле, дракон — чудовище преисподней, но благодаря крыльям может достигать небес, лебеди — водоплавающие птицы; четыре оленя также воплощают четыре стороны света, как и карлики, сидящие на краю земли.
«Древо предела», растущее в центре мира и соединяющее все миры скандинавской мифологии, достигает своей кроной Вальхаллы, чертога Одина, расположенного в божественном граде Асгарде. Тут мы начинаем понимать, почему Асгард оказывается одновременно и на небе, и в центре мира: ведь его пронизывает мировое дерево. В Вальхалле оно именуется Лерад — «Укрытие». На крыше Вальхаллы стоит коза Хейдрун и щиплет листья ясеня, поэтому из ее вымени течет хмельной мед и наполняет каждодневно большой жбан, так что хватает напиться допьяна пирующим в зале Одина. Иггдрасиль — действительно питающее волшебным напитком медвяное Древо жизни. Целая роща волшебных деревьев растет в Асгарде у ворот Вальхаллы. Она именуется Гласир — «Блестящая», потому что все листья там из красного золота. Кроме козы на крыше Вальхаллы стоит еще и олень Эйктюрнир — «С дубовыми кончиками рогов»; он также поедает листья, и с его рогов каплет столько влаги, что она, стекая вниз, наполняет поток Кипящий Котел, из которого берут начало двенадцать земных рек. Олень — священное животное, связанное с мировым деревом в самых разных мифологиях мира; эта связь бросалась в глаза творцам древних мифов не только потому, что олени питаются ветвями деревьев, но и потому, что их рога сами напоминают дерево. Рогам Эйктюрнира не случайно приписывались «дубовые кончики» — мы можем заподозрить, что сам олень в недошедшем до нас германском мифе выступал в качестве мирового дерева — ведь с его рогов начинались все мировые воды. В поздней исландской «Песни о солнце», написанной уже в христианскую эпоху, но в традициях языческой поэзии скальдов, говорится о солнечном олене, ноги которого стояли на земле, а рога касались неба. Заметим, что не только змеи — хтонические существа преисподней, олени, воплощающие земной мир, и птицы — небесные создания в кроне мирового дерева, но и мифологические числа, связанные с мировым деревом и окружающими его существами, имеют особый смысл. Три рода животных, воплощающих три сферы мироздания, четыре оленя — четыре стороны света, двенадцать рек, текущих от мирового древа, и двенадцать богов, собирающихся на свой священный тинг под его кроной, — это не просто количественные параметры Иггдрасиля. Разгадать значение этих Цифр помогает русская загадка о мировом дереве: «Стоит дуб, на дубу двенадцать гнезд, на каждом гнезде по четыре синицы, у каждой синицы по четырнадцать яиц, семь беленьких да семь черненьких». Двенадцать гнезд — это двенадцать месяцев, четыре синицы — это четыре времени года, яйца — семь дней и семь ночей в неделе. Мировое Дерево в разных мифологиях воплощало не только пространство, но и время, Иггдрасиль соединял не только все миры — он был средоточием времени, соединял прошлое и будущее.
