Миф – силовая линия, по которой напрвляется любое бытие: одуванчика, слона, скоростного поезда, прибрежного утеса и т.д. И, разумеется, человека, сколько бы он не рассуждал о свободе воли. Это не исключает случайных обстоятельств, стихийных потрясений, безумия, врагов, благодетелей, болезни, смерти и прочего. В общем смысле эта силовая линия незримо и неслышно определяет бытие космоса и природы в данную эпоху. Как только она меняется, «определение бытия» и всех его параметров принимает другие термины и другие качества. При «великом Пане» и других греческих богах шла одна силовая линия; при Перикле – другая, при императоре Тиберии – третья, при Наполеоне – четвертая. Мифическое понимание «силовых линий» исключает историю как причинно-следственную последовательность, искажаемую зачастую молниями катастроф. Равным образом исключает оно смысловое содержание человеческой жизни и целесообразность бытия. Ели бы мы знали жизнь бушменов третьего века, это не обогатило и не обеднило бы нашего представления о человечестве. Если бы, напротив, бушмены знали законы Ньютона, это не улучшило бы хитроумия их ловушек или качества их ядов. Каждое племя, каждый народ живет по своим обычаям, обусловленными массой национальных, видовых, родовых особенностей, составляющих многокрасочную панораму «фольклорного человечества». Последнее как жило, так и живет: политеизм,культ предков, охота и рыбная ловля, традиционные ремесла. Колдуны племени «аомба»(берег западной Африки) как заклинали подводные созвездия, так и продолжают свое занятие, хотя некоторые из них учились в европейских университетах. Языки, культы, обычаи примитивных племен и народов со второй половины двадцатого века изучают этнографы, приумножая бесполезные знания белых людей, которые полностью завладели земным шаром. Почему так получилось? Потому что переменился миф европейцев, потому что силовая линия европейского бытия ушла в немыслимую сторону. Еще Перикл признавал «божественными» идеи Платона – они и до сих пор звучат привлекательно в изложении неоплатоника Прокла: трансцендентальным миром души управляют пять светочей: благо, гармония, красота, справедливость, умеренность. Эти слова с течением веков становятся всё менее понятны, но даже сейчас никто не будет отрицать их нравственного величия. Но. Идеи Платона не имеют отношения к моральному поведению человека в обществе. Это качества души. А сейчас не имеют представления, что понималось под «душой» во времена Платона. Посвящение в «душу» происходило в мистериях, а не сводилось к формальному религиозному обряду. Душа при желании может приобщиться к какой-нибудь религии, поскольку последняя не противоречит ее стремлениям, но в принципе у нее свой метафизический мир.
Душа в античном смысле совершенно ровно относится к существам реально-физического пространства. Драконы, нимфы, великаны, скалы, растения и звери отличаются друг от друга только своими особенностями и ситуацией в мире. У них своя жизнь и свой язык. Индивидуальная душа, избравшая в процессе мистерии то или иное существо (не исключая человека) легко и быстро осваивает чужеродные языки и обычаи. Скажем, нимфа-дриада погибает вместе с деревом, в котором она живет: душе ничего не стоит переселиться в другое дерево и познать жизнь другой нимфы. Какие у нее для того основания, почему она так делает – недоступно человеческому разуму: если душа знает язык человека, то обратное дано редким мудрецам и мечтателям.
Можно без конца рассказывать о субстанциях, формах, качествах, характерах души в античном мировоззрении. Но беда в том, что античная душа открывается чувствам, предчувствиям, фантазиям, но не разуму. В последнем, за ненадобностью, никто особо не нуждался, кроме охотника в лесу да строителя государства с его храмами, жилыми домами, кораблями, воинами и т.д. Понятие об античной душе осталось только в искусстве, легендах и сказках. Когда мы читаем строки Н.С.Гумилева:
Я читаю стихи драконам, Водопадам и облакам.
...нас трогают эти стихи, хотя мы понимаем невозможность подобных слушателей. Если бы античный читатель нисколько бы не удивился правде подобных строк, то мы нисколько не удивляемся праву поэта на условность. В Древней Греции с удовольствием читали, как богиня Гера обратилась в облако и в таком виде зачала кентавров от царя Иксиона. С тех пор кентавры медленно спускаются с неба белыми и розовыми облаками, но их можно хорошо увидеть, испросив у бога Пана остроты зрения. Правда, Пан избегает людей и нисколько не старается им помогать. В стихотворениях Феокрита о Пане бог недоумевает, кем и зачем созданы эти существа – ленивые и трудолюбивые, равнодушные и мстительные, жадные и гневные. Пан полагает, что это дети матери-земли – на манер титанов они ценят ежедневную работу, любят дары богов, но ненавидят за беззаботность и веселую жизнь. В «Пророчествах Пана» Архилоха высказаны вещие слова: богам скоро надоест человеческая лживость и неблагодарность, они покинут людей матери-земле или бросят в Тартар к их собратьям титанам. Мы можем только угадывать судьбу людей, поскольку письменные источники, оставшиеся от античности, лишены достоверности. Во- первых, они переписаны сотни раз, во- вторых, неизвестно, кто приложил руку к подобной переписке. С таким же успехом следует судить о судьбе Атлантиды. Но люди забыли о душе и предались разуму – таков вывод «пророчества» Пана. Много веков спустя Декарт пришел к весьма справедливому мнению касательно природы разума, поделив существующее на res cognitas и res extensa, то есть «вещи познающие» и «вещи внешние». К первым относится только человек, к последним – всё остальное. Это значит: всё остальное – растения, минералы, животные – подлежат использованию и эксплуатации. Но если во времена Декарта (семнадцатый век) подобное использование носило сдержанный характер, то далее, в связи с неслыханным развитием техники, познающая агрессия против матери-земли обрела чудовищные формы. Люди усвоили повадки титанов, доказав, что боги всегда были им чужды. Постоянная работа по кругу, аннигиляция пространства в пользу времени, жестокость и несправедливость ради материального богатства, планомерное уничтожение земли ради целесообразности смерти. (В эпоху античности смерть физического тела была рядовым событием, мимолетной тучей,заслоняющей солнце.) Из жизни ушла душа – искусное целое, гармонически составленное из четырех космических элементов, душа, не уступающая разложению, свободная в своих сложных движениях, уникальная в своих метаморфозах, чувствующая себя одинаково в воздушной стихии фантазии, странных призраках гигантских морских глубин и среди исполинских чудовищ матери-земли. Мы говорили вначале о силовой линии, направляющей ту или иную эпоху. Нашу эпоху определяют смерть и разум. В античное время некоторые герои – Одиссей, Геракл, Тезей – могли опускаться в преддверие смерти (Аид) и благополучно возвратиться обратно. Но за бездонными глубинами Аида начинается пространство, в которое нелегко попасть и откуда нельзя вернуться. Это Тартар, местопребывание титанов, побежденных богами, отделенное от Аида раскаленной решеткой. Здесь живет смерть, здесь царство злых иллюзий и бесконечной работы. Сейчас человек анимирован чем угодно – заботой, надеждой, мечтой, а главное – разумом. Основные качества разума – любопытство и подозрительность.
Как вещь детально устроена, не скрывается ли ловушка под березовой веткой на лесной тропинке, не опасен ли идущий позади человек? Пистолет выдается за игрушечный, булавка с виду невинна, пудра пахнет приятно. Так. Но вдруг пистолет настоящий, булавка отравлена, пудра – ядовита! Но не всё так плохо на этом свете! Блестящая безделушка в пыли на дороге может оказаться золотым украшением, лучший друг может залезть в карман и оставить там кошелек, неказистая вывеска на углу может скрывать отлично оплачиваемую работу. На свете много чего находится и случается, необходимо только обладать хитростью, умением и хорошей ориентацией, дабы не пребывать в молодости в дураках, а в старости – в доме престарелых. Мир непознаваем – ну и черт с ним, звезды либо блестящие точки, либо светила в неслыханной высоте, либо яркие узлы тартаровой решетки – какое это имеет значение? Любопытство – вещь двусмысленная. Хорошо угадать карты партнера, выигрышный лотерейный билет, подлинный алмаз в куче бижутерии, но совсем другое дело – за грошовую зарплату копаться во внутренностях человека и зверя, ломать голову над математическим уравнением, открывать новую планету, составлять спасительное лекарство (как будто и без него людей мало) и т.д. и т.п. Разум – дело тонкое, им может обладать отпетый дурак. Речь, следовательно, идет об установке границ, о самонахождении в любой ситуации, о сообразительности в запутанных случаях, словом о жизненном разуме. Еще совсем недавно более или менее искренне рассуждали о пагубной, безответной любви, о героизме, о космических пришельцах, о снежном человеке, о людях, доживших до ста пятидесяти лет, о первобытных создателях роботов, о мятеже зомби. о смерти солнца. Если ранее большинство подобных гипотез принимались за бред, то сейчас положение изменилось. Жизненный разум заранее со всем согласен, что напоминает строки французского поэта-сюрреалиста Робера Десноса: муравей щеголяет в цирке вертит бревно беседует по-французски и по-китайски а почему бы и нет… …или близкого к сюрреализму Анри Мишо: клиент напротив мне сразу не понравился я накрошил его в тарелку полил горячим чаем и крикнул официанту я же просил мороженого… Юмор? Гротеск? Истина? Всё – разом и еще много чего. Смерть поставила предел любому познанию и раздвоила людей: одни торопятся, не спят ночами, дабы решить важную проблему; другие, уяснив бесполезность жизни, скинув нацепленную обществом маску озабоченности, желают основательно продумать неизвестно кем и зачем отпущенный жизненный срок и приходят к идее жизненного разума. Необходимо спокойствие, денежное содержание, толерантность к словам и поступкам других. Если современному немецкому поэту Францу Мону вздумалось написать: разговаривая со своими карманами в поисках грошей на пиво пальцы Йоши известные склочники разорвали карманы на куски и пошли бродить по супермаркету… …то возможно Франц Мон заработает на пиво. Деловой человек, правда, посоветует ему взяться за отбойный молоток, ручку лопаты или влезть на трибуну, громко призывая к полету на Сатурн. На худой конец предложит сочинить диссертацию о Гете. Но у современной эпохи есть один существенный признак: здесь всегда найдутся рабочие, специалисты, демагоги, диссертанты. Здесь всегда найдутся катастрофисты, утописты, зазывалы. Власть массы всегда отличается повышенной идеологизированностью. Восстание масс победило, с этим нельзя не считаться. Это означает совершенное равнодушие к мировоззрению: философия, материализм, идеализм, онтология, наука вообще – никчемная чепуха. Техника, ее достижения, ее триумф – вот ради чего стоит жить. Она дает комфорт, драгоценно-удобные условия бытия, который не знали наши предки. Правда, при этом она уничтожает растительность, благоприятный климат, превращает черт знает во что нашу планету, но…после нас хоть потоп. Жизненный разум ради собственной безопасности повелевает нам делать вид, что всё прекрасно, что технический прогресс – величайшее достижение человечества, хотя сие сомнительно в высшей степени. Но высказывать в наше время оригинальное суждение – глупо и напрасно. Собственность должна оставаться скрытой. Как заметил современный немецкий писатель Фридрих Георг Юнгер в «Совершенстве техники»: «Я остаюсь собственником, если у меня есть собственные мысли и если я отказываюсь механически принимать способ мышления коллектива.» Жить стало намного опасней, нежели сто лет назад. Планомерная эксплуатация земли и людей, утилитарный функционализм, техническая рациональность подавили духовную самостоятельность. «Всё инстинктивное, темное в человеке, его смутные волевые порывы и путаница мыслей не побеждаются, а только усиливаются. Система организации, которая стремится подмять под себя всё, не имеет никаких средств для обуздания этого темного царства. Никакой технический разум не способен остановить нарастание слепой стихийности, напротив, технический разум открывает перед ней дорогу для проникновения и распространения в жизни». (Ф.Г.Юнгер.) Действительно, страх, неуверенность, паника, иррациональность приобрели в современном мире необычайные масштабы. Тартар дает себя знать, хотя он нашел себе прибежище главным образом в кинематографе и на телевидении. Утопия так давно превратилась в антиутопию, что каждый готов поверить в любой апокалиптический кошмар, только не в светлое будущее. Землетрясения, цунами, гибель пароходов, крушение поездов, падение самолетов, терроризм – тривиальная реальность наших дней. Причем всё это происходит на фоне бепросветной скуки бытия. Высокий уровень техники способен увеличить скорость, сократить расстояния, улучшить гигиену, но ни на йоту не может придать жизни занимательности и веселости. Электронные аттракционы, куклы, игры не вызывают ничего кроме инерции, скуки и уныния. Из слов выветрился смысл, что лишает всякую речь даже намека на серьезность. Только искусный мастер жестикуляции, интонаций, пауз может надеяться на мимолетную популярность как демагог и актер. От невыносимой скуки, беспрерывных обманов и надувательств, от всесилия техники, от явного презрения, показного человеколюбия или трафаретных обещаний кем-то и зачем-то поставленного начальства люди постепенно сходят с ума. Хотя последнее признается при очевидно неадекватном поведении. Как правило, даже самый тяжелый психический недуг находит объяснение у психоаналитиков или специалистов по глубинной психологии. Потому что, утратив понятие о душе, ученые находят «душевное» в подсознательном и бессознательном, в галлюцинациях естественных и спровоцированных, в любых иррациональных пейзажах, в любых старинных рисунках и надписях «магического» характера. Йога, дао, вуду, зачастую в совершенно неузнаваемом виде, подвергнутые «научной» обработке, находят у массы восторженный прием. Если народ – индивиды или группы, объединенные общим языком, религией, ремеслами, праздниками, культурными ценностями, то масса – нервный, легко возбудимый людской поток, готовый повиноваться любым притяжениям, слушать любого горлана, при первом энергичном призыве разрушать всё подряд, но боязливо рассеиваться при громком окрике случайного функционера в форме. Человек массы, как правило, не видит сколько-нибудь интересных снов, его грезами руководят специалисты по видениям. Любой аляповатый бред, выданный за очевидную реальность, подтвержденный слухами или парой пьяных свидетелей, находят общее сочувствие. Это напоминает оживленный разговор двух купчих в пьесе Островского, как «наш царь собирается на войну с белым арапом». Если же солидный господин в дорогом костюме, поблескивая перстнем на пухлой руке, рассуждает о трехметровых обитателях НЛО или о чудовище озера Лохнесс, а, в ответ на удивление слушателей, начинает высокомерно тянуть: «Как вам сказать? Наука признает только факты, хотя и не отрицает остроумных гипотез…К тому же, друг мой Горацио…» или вставит: «Платон мне друг, но истина, истина…», - такой субъект вызовет почтительное внимание. Как механизм не может работать без заимствованной энергии и неустанной заботы, так и современный человек не может обойтись без чужих мнений (информации) и постоянного патронажа. Если ранее честолюбцы относились к соотечественникам как к людям взрослым, имеющим собственные взгляды на жизнь, то сейчас задача властолюбивых резко изменилась. Достаточно обладать внушительным голосом, авторитетной интонацией, набором занятных игрушек, уверенных соблазнительных обещаний…и дело в шляпе.
Инфантилизм, панический страх при всяком угрожающем намеке власть имущих, дрожь перед грядущими катастрофами, ужас при реве гигантских машин, отравляющих, пожирающих, уничтожающих, но дающих комфорт, почтение перед их кормильцами-миллиардерами, привычное, но боязливое ожидание неизбежной смерти – таковы силовые линии современного мифа.
В результате на примерах, взятых большей частью из т.н. "естественных" наук, мне удалось показать, что для человека миф принципиально неустраним, потому что: 1)между человеком и фактом реальности всегда находится созданный нашим сознанием образ реальности, который: - возникает как результат сложного процесса восприятия реальности, помноженного на чувства, опыт, страхи и надежды воспринимающего; - воспринимается как факт сознания; 2) человек всегда будет мыслить и рационально, и мифологически, логически и образно-символически в силу целого ряда причин: - физиологических (бинарное устройство головного мозга); - психологических (восприятие мира на разных уровнях сознания); - лингвистических (смысловая избыточность языка); а также в силу особенностей: - процесса познания (отражение бесконечного локальными средствами); - потребностей человека в экзистенции и глубоко личностном общении с миром; - функционирования культуры (бинарное устройство культуры и поиски символически означенного ценностного смысла); - потребностей в социализации (усвоение социальных норм и установок); - особенностей функционирования общества (система социальных коммуникаций), власти (культ системы и система культа) и прочего, где каждое из озвученных сторон уже делает мифотворчество человека желанным для него и неустранимым.
Исходя из сказанного, грубо говоря: - человек всегда пребывает внутри своего мифа, воздействующего на него через язык, историю и культуру, не распознавая его. И распознать может лишь чужие мифы, как органически чуждые ему; - бороться с мифом как таковым бесполезно, т.к. самой борьбой мы его лишь множим, меняя одни мифы на другие; - миф властвует над миром, но его власть индифферентна, т.к. миф такой, каким его создают по своему образу и подобию люди; - в силу последнего обстоятельства миф воплощает в себе всё самое великое и низменное, что есть в человеке, представляя собой бесконечную и замкнутую в себе метареальность; мифосферу, за пределы которой человек никогда не выходил.
миф изучать как целое, надо стать с ним целым, научившись усматривать его воздействие в самых разных формах и областях. Тогда миф распознаётся не как форма выражения, но как сама сущ-ность, хотя в обычной жизни мы имеем дело с его формой в том смысле, что сущностная сторона мифа скрыта от нас. В силу этого, миф можно рассматривать как: - синкретическую колыбель культуры, её «тень», «подсознание», память, исток, стержень, живительную почву; - основу человеческого сознания, следствие определённого со-стояния ума, сформированного в конкретной социальной среде, ос-ваивающего и преобразующего её; - жизненно необходимую часть любой культуры, основу ду-ховной жизни общества и людей, часть общей духовной жизни, не-обходимую человеку для его духовного становления и развития; - своеобразную «ночную культуру», «теневое вещество» науки и культуры, поле их постоянного взаимодействия, совпадающее с наукой всеми точками, и проникающее в неё ; - особый тип знания, охватывающий мировоззрение во всей совокупности природных, культурных, человеческих измерений и формирующих т. н. мифологическую картину мира, одухотворён-ную личными чувствами и переживаниями и воплощающую жизнь во всём её богатстве, глубине, насыщенности и многообразии ; - особую смысловую реальность, порождающую и высвобож-дающую смысл, открывающую множественный смысл мифа, чтобы обеспечить изначальное разнообразие смыслов, придать смысл высшим ценностям и причастить ими через сопричастность; - способ освоения культурного пространства в рамках опреде-лённой социальной системы; - способ духовного освоения мира, его символизации; - форму вопрошания мира и через найденные ответы утвер-ждения в нём; способ бытия истины в том смысле, как это понимает само общество; феномен культуры, её двигатель, духовную и творческую основу; - сложную саморазвивающуюся структурно оформленную культурную систему ; - источник творческой энергии, которая не является изначально положительной или отрицательной, не несёт в себе никакого отри-цательного заряда и не заслуживает осуждающего отношения, но может иметь как положительные, так и отрицательные последствия в зависимости от духовных качеств и мотиваций людей; - мировоззрение, вопрошающее и посвящающее, погружающее и утверждающее, предписывающее и навязывающее, скрепляющее и связывающее; выступающее в форме всеобщей психофизической связи, обеспечивающей синтез материи и психики, упорядочиваю-щей и гармонизирующей мир, выявляющей его духовное и смысло-вое единство ; - важнейшую составляющую человеческого мироустройства, обеспечивающую особый смысловой порядок, способ означивания, открывающую игру смыслов, порождаемых культурой, и форми-рующую Текст культуры: - многомерное символическое пространство, в котором слышно многоголосье мыслей, образов, знаков, скрытых и явных цитат, отсылающих к тысячам культурных источников, прячущихся в прошлом, оживших или до времени забытых ; - способ социального моделирования, формирующего модели реальности, объединяющего людей прошлым и будущим; своеоб-разную «игру» культуры, результат свободной игры культурных кодов множества структур, погруженных в культуру и человека; - свободную игру подсознательных интуиций, за которыми стоит скрытый опыт веков, выступающий залогом единства духов-ной общности и стабильности, ее эффективности и защищённости; выражение всеобщего в самом малом, когда мысль и деятельность человека обретают космическую значимость и высоту; - мир, наполненный духовностью и смыслом, нацеленный на его обретение и самообновление, на поиск вечных начал мышления и бытия, на поиск объяснения и оправдания, поиск «предварительного опыта» будущего, как условие обновления бытия; - мир, по своему логичный и обоснованный, позволяющий ка-ждому найти свое место в мире, в обществе, в коллективе; дарующий человеку веру, надежду и любовь
книга под названием "Современный миф: его природа и предназначение" была посвящена вопросам бытия мифа в современном обществе и состояла из трёх основных блоков и 9 статей, в которых это бытие раскрывается.
Основным разделам был предпослан следующий текст:
История отношения людей к мифу скрывает одну из самых больших тайн мировой культуры, насчитывающую более двух тысяч лет. Тайну, за которой стоит понимание основы и механизма развития культуры и человека, кем бы он по национальности, воспитанию и профессии ни был. Заключается эта тайна в том, что с помощью явления под названием миф люди тысячи лет выживают, развиваются и самоутверждаются, не выходя за пределы той в образно-символической форме оформленной реальности, которая является для них образом факта и фактом сознания, обладающим достаточно важной для человека степенью значимости.
Это и есть миф, с помощью которого люди формируют пространство ценностно оформленных устойчивых смыслов сознания. И люди в нём живут, и за пределы его не выходят, время от времени меняя одни мифы на другие, когда меняется общественная ситуация. Впрочем, со времён Платона и Аристотеля человечество более двух тысяч лет называет мифами нечто иное. То, что, по его мнению, является ложным, вредным и порочным рудиментом былого, которое с помощью разума следует преодолеть. Хотя миф не более вреден и порочен, чем мы сами, поскольку создаём его мы. Создаём, создавали, и будем создавать, как бы наши представления под воздействием науки о мире ни изменились .
Так, мечтая о большей свободе, мы оформляем её в либеральную мифологию. Нуждаясь в порядке, формируем мифы о власти и великих преобразователях. Ратуя за справедливость, предлагаем социальные мифы, проповедующие принципы равенства и братства. Ища смысловую опору в разуме, порождаем мифы о науке, с помощью которой человечество движется по пути прогресса и рано или поздно познает все тайны вселенной. Стремясь к лучшей жизни, создаём великие теории и прекрасные идеалы, в быту утверждаем и обосновываем те модели поведения, благодаря которым чувствуем себя комфортно. Познавая мир, даём образные оценки явлениям и людям, в соответствии с которыми будем жить. Одним словом, постоянно и всеобъемлюще полноценно и жизнеутверждающе мифологизируем. В результате, какие бы страхи и желания в ходе нашей жизни нами ни овладели, мы всегда сумеем их оформить в ту мифологию, которая будет представлять для нас матрицу взглядов и программу действий до тех пор, пока в основе их лежит какая-нибудь явная или скрытая мотивация . Естественно, человеку проще по жизни этого не знать, сочиняя для себя такие мифы о мифах, в которых он будет выглядеть за их счёт максимально комфортно и презентабельно. Однако время, когда человеку было выгодно пребывать по данной теме в состоянии тотального неведения уже заканчиваются, так как в современных условиях мифы давно стали инструментом тотальной манипуляции сознанием, столь мощным и эффективным, что его вполне можно сравнивать с оружием массового поражения . Оружием, воздействие которого на человека большинством людей не распознаётся . И потому о том, что представляет собой миф, им лучше по жизни знать. Именно этой цели подчинено содержание данной книги. И хотя в ней нет ответов на все интересующие людей вопросы, мы выражаем надежду на то, что изложенные в ней мысли и идеи будут способствовать лучшему пониманию той тайны, которую пока ещё скрывает миф от большинства человечества.
Текст на задней части обложки:
«Миф – это способ осмысленного и одухотворенного существования, соотнесенного с высшими мировыми и человеческими ценностями, понятыми и реализуемыми в соответствии с настоящим моментом. Это способ понять окружающую нас СРЕДУ во всей её полноте и значимости. Но, что еще более важно – это ГОЛОС «коллективного бессознательного», содержащий опыт всех живших до нас поколений, полученный ценой огромной крови, безмерного страдания и гибели тысяч и тысяч наших безвестных предков. Они оставили нам в мифах то самое важное, что с точки зрения выживания человека как вида может оказаться определяющим. И если это так, тогда становится ясным, что миф – не просто «человеческий продукт». Это – нечто несравненно большее. Это ЯЗЫК БОГА, применительно к нам. Тот язык, посредством которого МИР не только передает нам самую сокровенную информацию, но и бросает нам ВЫЗОВ, чтобы услышать звучащий на том же языке наш ОТВЕТ».
Старый мир отличался полярностью: роскошь – нищета. Комфорта в современном смысле не знали. Можно по-разному организовать тепло, мягкость, уют, скорость передвижения и прочие необходимые элементы комфорта. Надеть соболя, дорогую кожу, бархат; украсить пальцы драгоценными камнями; купаться в мраморном бассейне, усыпанном редкими цветами, населенном экзотическими рыбами и птицами: ездить в хрустальном экипаже, наслаждаясь удивительными играми солнечного света, подобно мадам Помпадур. Недурной пример роскоши дан в «Трех мушкетерах» Александра Дюма: герцог Бекингэм идет к французскому королю, раздраженно срывая перчатки, обшитые редким жемчугом – жемчужины сыплются на паркет из розового дерева. «Мне удалось парочку подобрать, и я их продал по пятьдесят пистолей», - похвастался Портос. Это надо иметь или…подобрать или нырять в море.
Весьма ограниченное число «сильных мира сего» и множество «малых сих». Христианство, акцентируя амбивалентность нищих и богатых, добродетели и порока, милосердия и скупости, хижин и дворцов, объявило вопиющим такое положение дел. В отличие от античности, душа трактовалась объединенной с телом, слитой с телом, живущей с телом одними интересами. Душа и тело воспитываются взаимно и согласно. Нельзя требовать от мягкого, ленивого, бессильного тела мужественной, требовательной, закаленной души. Христианство хочет отделить душу от тела, но задача эта очень непроста. Богатство не отпускает душу из своего плена; лохмотья, голод и язвы порождают зависть, возмущение и революцию, забирая душу в тиски. Памятуя о природном равенстве людей, необходимо добиться срединного результата – более или менее равного материального положения, которое избавит душу от телесного рабства и отпустит в «свободное плаванье» - иначе христианское воспитание, кроме лицемерия и ненависти, никаких плодов не принесет. Ни богатых, ни бедных, но равных надобно христианству для исполнения первичной задачи. Люди должны пребывать в изначально одинаковых условиях. Ни богатство, ни бедность, но элементарный комфорт может усмирить тело и открыть душу живоносным лучам христианского солнца. Эти лучи дают единственно светлое решение: распределить богатство поровну и, тем самым, искоренить нищету. Но есть и другое, еще более достойное Соломона решение: земля не имеет души, ее можно беспощадно эксплуатировать. Правильная эксплуатация земли навеки избавит человека от нищеты. И поднялась над горизонтом звезда меланхолии – Сатурн с циркулем и угломером, которые обеспечили равенству его хищные синонимы: одинаковость, стандарт, шаблон. Оказалось, что без них комфорта не создать. Оказалось, что трамвай стоит намного дороже хрустальной кареты мадам Помпадур. Циркуль и угломер потянули за собой точность, внимательность, серьезность, постепенно породившие иное отношение к жизни. Комфорт – это серьезно, очень серьезно. Правда, в истории комфорта случались и курьезы. Иван Никифорович, у Гоголя, любил ставить в речку стол с самоваром и, сидя в воде в голом виде, наслаждаться чаепитием. В рассказе Лескова немецкий инженер устроился в Россию по контракту и, понятно, нашел русские порядки варварскими. Ему приходилось часто разъезжать по деревням в простой телеге. Смышленый немец привязал на телегу железное кресло и путешествовал с некоторым комфортом, скатываясь, время от времени, в болото или в овраг. За любовь к композитору Гайдну крестьяне прозвали его «гадиной», а после усовершенствования телеги дали высокое имя «мордовского бога». Но это всё курьезы, анекдоты. Чаепитие в речке, железное кресло, привязанное на телегу – это, по крайности, оригинально. Если мы зайдем, к примеру, в музей мебели или музыкальных инструментов, то поразимся своеобразию каждого экспоната. Вычурность, пышность, изысканная капризность изгибов, обилие золота и драгоценных камней, прециозные сценки великих живописцев, украшающие кушетки, козетки, клавесины, спинеты, виолы…поражают глаза и уводят душу далеко от повседневной ординарности. Роскошь как полное торжество дискомфорта. Мебель и музыкальные ннструменты для избранных.
Но христианство предпочитает избранным малых сих. Для умиротворения малых сих необходимы элементарные удобства и сытость. Это потребовало радикального изменения общества. Комфорта не добиться без постоянного развития техники и коллективного труда. Причем это не обычная необходимая работа, как бывало в старину. Это кропотливый, тяжелый, ежедневный, многочасовой, доходящий до непосильности труд, однообразный до остервенения в силу растущей специализации. Христианство и не подозревало немыслимости поставленной задачи – слегка переориентировав нравственность а сторону справедливости и милосердия, равно распределить плоды коллективного труда и, таким образом, облегчить жизнь телу и освободить душу. Низшие уровни грубой силой всегда превосходят высшие. Тело покорило душу, притянуло ее к себе, навязало свои интересы, радости и печали и, в конце концов, ассимилировало так, что самоё понятие о душе растворилось в телесной эмоциональности. Аналогичную роль сыграла душа по отношению к духу. Он утратил свою спиритуальность, свой «умный огонь, интеллектуальную интуицию, гармонию Гермеса и Гестии», затребовав свою долю комфорта, которая выражалась в создании удобных условий для умственной работы, то есть для рациональных расчетов. Лишенный божественного огня, дух обрел демоническое пламя Тифона, который разрушает и губит свою мать Гею в отместку за поражение от Зевса и Аполлона. Задача показалась поначалу сравнительно простой. Потратить дорогостоющую роскошь на приобретение «орудий и средств производства», производить вместо шелка и бархата много дешевых тканей, вместо мебели из драгоценных пород дерева – много дешевых столов и стульев, заменить изысканную еду простой и сытной пищей и главное – обеспечить население нормальным освещением, водой и транспортом. Но для решения этих скромных проблем оказалось недостаточно ручного труда. Необходимость в машинах стала очевидной. Ручной труд индивидуален и требует, в иных случаях, высокого мастерства. Общество нуждалось преимущественно в количестве и потом уже в качестве продукции. Работникам-одиночкам или небольшим мастерским во-первых это было не под силу, а во-вторых, не давало никакого удовлетворения. Каменщик нуждался в дорогом камне, приятном для выделки и резьбы, мастер по дереву или портной требовали материалов высокого качества. Переход в восемнадцатом веке от индивидуальности к стандарту, замена ручного шитья ткацким станком, дров – углем, облегчения труда строителя примитивными механизмами отнюдь не обрадовало население. Но это были только перые шаги. Расчетливая агрессия, которая заменила «интеллектуальную интуицию», требовала новых видов энергии и полной свободы изобретательской мысли. Паровозы и пароходы стали конкурировать с парусниками и экипажами. Началась зксплуатация планеты в широких масштабах. Землю взломали шахтами и каменоломнями, пламя Тифона взбунтовалось в металлургических печах, огромные города воздвиглись, вытеснив деревни, степи и леса. Люди поначалу растерялись, ощутив одиночество среди четырех космических стихий: умственное усилие вместо божьей помощи; ни ангелов-хранителей, ни благостного утешения церкви, в случае беды, ни достойных проповедников, объяснивших бы позитивность новой ситуации. Церковь сама пришла в колебание, ибо христианские призывы достигли обратного результата: облегчение жизни, замена роскоши для немногих скромным комфортом для большинства сплотило тело, душу и дух в чудовищное единство под безусловным диктатом тела. Христианство уступило вере в бесконечный прогресс и диким социальным утопиям.
Мы упомянули, что трамвай стоит дороже хрустальной кареты мадам Помпадур. Трамвай - массовое средство передвижения, для его производства необходим труд сотен и тысяч металлургов, инженеров, электриков, чернорабочих и, самое главное, солидный бюрократический аппарат. Если бы какому-нибудь эксцентрику вздумалось ездить на собственном трамвае, беда была бы не столь велика и не случился бы социальный переворот. Но эпоха блаженных бездельников, неторопливых мечтателей, небольших цеховых объединений кончилась, люди образовали рабочую массу, подчиненную принудительному графику, массу, зависимую от быстрых и вместительных средств передвижения. Поезда, пароходы, автобусы, троллейбусы - всё это требовало невероятного количества энергии, машин и рабочих рук. Обогатило ли это человека, сделало ли его счастливей и свободней? Ни в коей мере. Нищета потеряла свою живописную панораму, богатство прикрыло свою роскошь, люди превратились в организованную толпу, в однообразную серую массу, выползающую из мглистого тумана и пропадающую в нем. Кажется, что население увеличивается сообразно невероятному увеличению количества механизмов, а не благодаря естественным законам, лучшим условиям жизни и успехам медицины. Ведь люди не стали лучше питаться и меньше болеть. Напротив. Пища медленно и верно заменяется суррогатами, пропагандируются чудо- витамины, фармакология каждый день изобретает новые лекарства. Но при этом воздух и вода безнадежно отравлены, а земля родит с помощью химических стимуляторов. Если раньше люди, растения и звери жили привольно и земля охотно их кормила и поила, сейчас положение резко изменилось: люди вынуждены терзать негостеприимную, маленькую планету, чтобы не только кормиться, но и вырывать из нее необходимые на их взгляд ингредиенты. Еще в восемнадцатом веке земля была бесконечна, земные ресурсы бесконечны, реки, моря и океаны были полны рыбы: только ленивцы, бездельники да философы не могли или не хотели приложить минимум труда для пропитания. Но когда население стало увеличиваться чуть не в геометрической прогрессии, а города непомерно расти, только оригиналы предпочли остаться в бедных непрестижных деревнях, занимаясь тяжелым и скучным крестьянским трудом. Большинству отравил душу яд комфорта и жалких развлечений.Они решили в пользу стереотипа. Стандартные стулья и диваны, щи без тараканов, общекультурные выпивки, походы в цирк, варьете и казино. Затем радио и кинематограф. Конкретные переживания незаметно сменились искусственными, фальшивыми, призрачными настолько, что в нашем тенеобразном существовании мы давно забыли о реальной жизни – о ней только напоминают бедствия, катастрофы и смерть. Но о последней думают мало, разве только на поминках. Потом вновь, очертя голову, кидаются в круг дешевых развлечений.Жить стало привлекательно и дешево. Фикция благополучия, видимая дешевизна. На самом деле эта фикция жизни удорожилась во много раз. Вроде бы, слушать радио, посещать кино или кафе не представляет особой дороговизны. Но если учесть огромное количество персонала, обслуживающего эти «точки», на секунду станет не по себе. А сколько людей занято практическими нуждами огромных городов, сколько стражей порядка! Но нет причин для беспокойства, ибо люди неисчислимы, как песчинки в пустыне Сахаре. Войны, концлагеря, тюрьмы, авто и авиакатастрофы, переполненные больницы только способствуют увеличению населения. Отсюда лицемерная скорбь, с которой хоронят усопших великих ученых, политических деятелей, артистов. От нас уходят великие, незаменимые, единственные, без них жизнь оскудеет. Но «подсознательно» каждый чувствует: на смену явятся сотни других, столь же значительных и необходимых. Это также своеобразный комфорт стереотипа. Моцарт, Бетховен, Кант, Гегель были редки, как художественно сработанные клавесины и теперь по праву превратились в памятники или заняли почетные места в музеях живописи или восковых фигур. Сейчас всякий признает их величие и тут же забывает как сфинксов и пирамиды. Слишком уж тороплива жизнь, слишком уж много бессмертных, слишком уж много великих творений. Когда-то Генрих Гейне плакал в Лувре над статуей Венеры Милосской. Ныне, в эпоху комфорта, ему предоставили бы множество фотоснимков или кинокадров упомянутой Венеры и он, услаждая свою сентиментальность, не тратил бы денег на поездку в Париж.
Комфорт, прежде всего, метод размножения копий всего и вся. Земля бесконечна, небо бесконечно, каждая вещь бесконечна. В своих копиях, разумеется. Дракон Тифон внушил мысль об аэропланах, ракетах и метро. Казалось бы, благодать для катастроф. И они случаются, вполне регулярно случаются, о них передают по радио и телевидению, объявляют «день национального траура», показывают угрюмые массы на митингах и кладбищах и забывают на следующий день. Затем спокойно развлекаются фильмами, забитыми убийствами, пожарами, ужасающими «доисторическими» монстрами и зловещими пришельцами. Когда это надоедает, переключают программу и хохочут над комедией или мультипликацией. Страх утрачивает свое магическое действие. Атомную войну или многочисленных жертв пандемий можно равным образом разглядывать на экране. Наступает торжество «общей теории относительности». Франциск Ассизкий и Джек Потрошитель мало чем отличаются друг от друга. Право и бесправие, милосердие и жестокость, справедливость и алчность, гений и злодейство, дети и взрослые, мужчины и женщины – все это тяготеет к одинаковости. Пламя костра Жанны д’ Арк и отравительницы Дарю одинакого цвета. Это не утопия в духе Замятина или Хаксли. Это современная сиюминутная жизнь-смерть.
При анализе современного мифа всё чаще ставится вопрос о том, что из проблемы миф становится механизмом решения проблем: социальных, культурных, политических. И в этом смысле важно научиться программировать и контролировать мифы. Или по крайне мере знать механизм мифотворчества.
Рассуждая о мифе и механизме управления социальным мифотворчеством в обществе, уместно поставить вполне логичный вопрос: а где находится так досконально описанное мифологическое пространство? Ведь в современном обществе под воздействием науки поневоле сложилось и стало общепринятым мнение о том, что миф распространён и функционирует где-то далеко и не с нами, в другой стране, там, где нет свободного общества и демократии, либо среди людей, которые не владеют логическим мышлением и не способны грамотно оперировать информацией. Не случайно, проблема соотношения науки и мифа традиционно выстраивается в контексте соотношения космоса (порядка) и хаоса. И хотя в его простейшей интерпретации подобный подход нам кажется спорным, в более сложной комбинации взаимодействия, космос возникает из хаоса. И не может возникнуть из чего-либо другого.
При этом, являясь причиной, источником и мотивацией космоса, а также выступая пространством, в которое космос погружён, хаос предстаёт как нечто такое, что также имеет свой порядок, будучи одновременно и вне-космосом, и анти-космосом, и тем, что космос органично питает и дополняет, позволяя и трансформироваться через взаимодействие с ним, и брать из него всё то, чего космосу для новой трансформации не хватает [См.: 3].
Более того, в такой интерпретации хаос не находится где-то вне космоса, но пребывает в нём, как вода пребывает в человеке или пустота в её восточном толковании пребывает в каждой вещи, делая её наполненной. Естественно, при таком подходе науке-космосу отрицать миф-хаос также неправильно, как человеку отказываться от воды и кислорода. Более того, науке надо научиться этот «хаос» обнаруживать и использовать. Использовать сознательно, грамотно, системно. Но для этого нужно иметь волю к созданию «разумного хаоса» (Новалис), в котором, возможно, будет найдено то гибкое, глубинное и одновременно органичное соотношение науки и мифа, без которого наука и общество в новых исторических условиях не смогут позитивно развиваться.
Следовательно, миф представляет собой сложный самоорганизованный механизм по переработке смысловой энтропии в организованную информацию, работающий через самоусложнение на саморазвитие, обеспечивающий поиск, организацию, хранение, трансляцию и пополнение той информации, которая нужна для поддержания необходимого нам смысла. И значит, на самом деле мы всегда внутри мифа и миф внутри нас, потому что все порождаемые нами в диалоге со средой мыслечувства в той или иной степени мифологизированы.
Миф также погружён в нас, как язык, и как язык же становится для нас столь привычным и в силу привычности незаметным явлением, что понять и почувствовать его присутствие или отсутствие мы можем, лишь попав в совершенно иную языковую и смысловую среду. Так, миф может казаться простым и ясным, но в какой-то момент исследователь вдруг понимает, что за этой внешне проявляемой простотой скрываются такие бездонные глубины, которые ему не постичь никогда. Но зато ими можно наслаждаться, наблюдая вечную игру смыслов-перевёртышей, когда сон становится явью, а явь – сном, иллюзии представляются реальностью, а реальность кажется химерой, идеи преобразуют мир, а мир снова погружается в сон, чтобы снять покровы земных чувств и обнажить под нею те желанные дали, к которым человек будет стремиться всегда, дабы начать всё сначала.
Не удивительно, почему в ответ на вопрос: как он творит, выдающийся учёный Г. Д. Гачев ответил: «я мифологизирую» [1], а К. Леви-Строс всё чаще сравнивал миф с музыкой. В нём речь идёт о состоянии, где миг вбирает в себя вечность, и вечность начинает проступать во всём. Так все вещи мира связаны друг с другом в мифе и живут одна в другой, превращая друг друга в одно. Они живут, обладают памятью, даже воображённым нами сознанием, показывая, что ничего мёртвого, неодушевлённого, бессознательного, лишённого мыслей, чувств, воспоминаний и настроений вокруг нас нет, потому что мы этого не хотим.
В этом смысле для нас важна проблема мифопонимания, которая вновь и вновь возвращает нас на круги своя: чтобы познать миф, надо познать себя, то есть человека, который его создаёт. Человека в его психофизиологической целостности, представленного как продукт культуры, эпохи, социума, как совокупность духовных и социальных отношений. Естественно, что познать себя можно через познание мира, через диалог с ним, но как быть, если мир погружён в миф и не свободен от него? Если человек как существо мифическое не может себя вне мифа воспринимать?
Более того, рассмотрение аксиологической стороны мифа и мифотворчества требует подчеркнуть то немаловажное обстоятельство, что не только мы оцениваем миф, но и он нас, выступая в данном случае как оценочное понятие. К сожалению, второе обстоятельство как-то ускользает из зоны нашего внимания, предлагая и даже вынуждая рассматривать миф как объект. Но о возможности мифа выступать субъектом социального процесса и влиять на него решающим образом говорят хотя бы такие известные высказывания, как «идеи правят миром» или «овладев массами, идеи становятся материальной силой». Ведь понятно, что сами по себе идеи не обладают суггестивным воздействием. Для этого они должны быть мифологизированы, стать мифом, то есть обрести образно-символическую форму, создав ярко и доступно представленный и одновременно осмысленный в определённом ключе образ, близкий и значимый для всех.
Вот почему человек не может избавиться от мифов, как рыба не может утонуть в океане или его потерять. При этом акт распознавания мифа вовсе не обязателен. Как капля может встретить и распознать океан? Она просто растворяется в нём. Так и человек. Он погружается в господствующий в обществе миф по мере своего социального и интеллектуального становления. И может вырваться из мифа лишь с помощью другого мифа и при условии нарушения его герметичности. В этом смысле А. М. Пятигорский действительно прав: человеку «никогда его не увидеть», если миф в нём, а он – в мифе [См: 2].
Хотя, наверное, здесь тоже нет ничего невозможного, и миф можно «увидеть», если суметь оказаться в ситуации, когда исследователь-наблюдатель будет одновременно внутри мифа и вне его. Однако аналитическое мышление в данном случае ему поможет мало. В любом случае, на какой бы позиции человек ни стоял, он будет опираться на определённую мифологию, так как с мифом может быть соотносимым только другой миф.
Вот почему быть вне какого-то мифа, значит, смотреть на него из другого мифа. Иначе говоря, можно быть, вне конкретной мифосистемы. Социально-политической или культурной. Национальной или конфессиональной. Мифологии, определённой социальным, психологическим, образовательным, профессиональным или возрастным контекстом. Мифологии, скажем, – советской или американской, западной или восточной, христианской или исламской. Но нельзя быть вне её в принципе. Даже ученый, исследователь не свободен от тех или иных форм мифовосприятия, мифовоззрения и мифотворчества. В частности, для плодотворного исследования он должен принять в качестве смысловых опор некие утверждения, исповедуемые его научной школой, традицией, и сформулированные в виде аксиом, либо создать свои.
Итак, как видим, миф – форма и способ нашего переживания во времени, от которого мы не можем избавиться и без которого не можем жить. Миф не занимается непосредственно фактами. Он создает смысл фактов через символически означенный образ и работает с ним. Так миф формирует господствующие в данной среде исторически актуализированные коллективные представления, из которых человек и черпает свои интуиции, выдавая их, как правило, за свои. Противостоять им, не опираясь на нечто принципиально иное, человек не в состоянии. Более того, не выйдя за пределы данной среды, он не может её оценивать. Но и выйдя и отказавшись от неё, что довольно типично в современных условиях, он лишь поменяет мифологию, взя на вооружение новую и к своей выгоде используя её.
Литература 1. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Лекция Георгия Гачева [Электронный ресурс] / Г. Д. Гачев. Режим доступа: http://www.polit.ru/lectures/2007/05/24/kulturosob.html 2. Пятигорский А. М. Мифология и сознание современного человека [Электронный ресурс] / А. М. Пятигорский. – Режим доступа: http://www.polit.ru/article/2006/03/02/pjatigorsky/ 3. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. Пер. с англ. Изд.6-е. М.: Либроком, 2008. 296 с.
Интересное психологическое наблюдение - у всех в той или иной степени присутствует мифологичность сознания, это особенности человеческого мозга. Но вот что любопытно - человек, верящий в то, за чем в обществе стойко закреплено понятие "миф" - считается не совсем адекватным, "не от мира сего", в то же время не подозревая, что то, что считается реализмом к мифологичности имеет едва ли не большее отношение, чем любой миф. Рассмотрим на примере трех людей - один верит в лешего, бабу ягу, в существование черепахи и трех китов, а персонажи бестиария видит и воспринимает, как нечто естественное. Общество ставит ему диагноз неадекватности. Второй не верит в персонажей первого, что не мешает ему находится в жесткой структуре, которая требует соблюдения неких правил и норм, регламентируя не только поведение, но и мыслительный процесс. Да - да - я говорю в данный момент о религии. Но вот доказательств своей вере, соответствующих реальности, вы никогда не услышите - все они строятся на основании разной степени древности, но не доказанных постулатах. Третий человек разумен, опирается только лишь на научные данные и проверенную информацию, забывая, что объять полную картину того или иного события, явления или доказательства - он не в состоянии по своей природе. Поэтому у человека возникает в голове тот же миф - миф о политике, о социальном устройстве, о истории либо научных открытиях. Все доказательства, так же, строятся на основании неполной картины мира, как и во всех иных случаях. Вопрос еще в том, насколько быстро человек перепрыгивает с одной системы на другую в зависимости от жизненных обстоятельств.
Все доказательства, так же, строятся на основании неполной картины мира, как и во всех иных случаях. Вопрос еще в том, насколько быстро человек перепрыгивает с одной системы на другую в зависимости от жизненных обстоятельств.
очень точно расписала.. тут надо как в математике) - сначала найти область определения функции и потом область значения), да и то надо учитывать на каком множестве "чисел" идет вычисление - на действительных или комплексных..
Все время человек находится в неопределенности, и неполнота картины, и недостаток данных, и все такое, кто-то успокаивается и бац -метафизически все объяснил, второй успокаивается волей Божьей, третий формулами и системами. По сути вес эти системы - для успокоения что ли)?
— Владимир Георгиевич, прошел московский форум «Ученые против мифов». Большая часть докладов, где ученые рассказывали о том, какие мифы существуют в их областях, была посвящена антропологии в том или ином виде и астрономии, астрофизике, космосу. Видимо, это области, где мы, люди, больше всего фантазируем, когда речь идет о нас самих и о Вселенной.
— Антропология нас прямо касается. Это наше происхождение. Астрономия, думаю, тоже касается. Человек, в отличие от других видов, никогда не успокаивается. Он всегда пытается уйти к каким-то границам и за горизонт. Все животные находят свой ареал, где им удобно, комфортно жить, и уже его обычно не покидают. Перелетные птицы перелетают оттуда, где стало плохо, туда, где сегодня хорошо. А человек стремится туда, где ему плохо, — и всё равно стремится. Какое животное загонишь на вершину Эвереста? А человек туда идет.Пингвины прекрасно живут в Антарктиде, но на Южный полюс не ходят. А люди пошли. Точно так же и с космосом: нас тянет туда, нас просто туда тянет. Это область, о которой мы должны знать, чтó там. Нам интересно. Поэтому и мифы тоже возникают на этой почве.
— А Вас как профессионального астронома не раздражает это количество мифов вокруг космоса?
— Я не только профессиональный астроном. Я еще и преподаватель. Преподаю в МГУ астрономию. Поэтому меня иногда это даже устраивает. Потому что любой миф — это почва, чтобы зацепить интерес. Мифы о Луне очень распространены. Почему? Да Луну все знают. Она почти каждую ночь у нас над головой. И в то же время очень много можно выдумать о Луне. Мы никогда не знали, что ́ на обратной стороне. В XIX веке была масса мифов, что там живут лунатики, есть жидкие моря, атмосфера. Как можно себе представить атмосферу на половине небесного тела? И тем не менее на невидимой стороне Луны предполагали атмосферу. Сегодня уже, конечно, этим никого не удивишь. Это невозможно себе представить. Но, скажем, споры, был ли человек на Луне, вполне бродят в обществе.
— Как Вы это объясняете? Вы занимаетесь популяризацией несколько десятков лет. Не побоюсь сказать: Вы настоящий живой классик научной популяризации. Вы написали столько книг, прочитали столько лекций. Ваши коллеги создают огромные информационные ресурсы, включая, например, тот же сайт NASA, который прекрасно популяризирует космические исследования. После всего этого: десятков лет, труда нескольких сотен людей — В ы вновь и вновь сталкиваетесь с людьми, которые говорят: «Американцы не были на Луне. Они нас обманывают». Как Вы это переносите?— Я пытаюсь использовать это для популяризации науки. По поводу Луны складывается сразу несколько историй. Во-первых, эта теория заговора легко легла на менталитет советского человека. Ведь нас же долго убеждали, что наша космонавтика впереди планеты всей, что мы лучшие, первые во всем. И люди так к этому привыкли, что поверить, что мы были не первыми на Луне или что мы вообще не были, а американцы умудрились, пожилым людям действительно сложно. Я с этим не раз сталкивался. И убеждает их только аккуратный рассказ о том, что было. Без передергиваний. И объяснение, как им морочат голову.Например, те, кто верит в теорию заговора, говорят: «Да всё это снято в павильонах Голливуда. Это же так легко было сделать. Более того, они вообще халтурно это сделали. Посмотрите, на фотографиях, якобы привезенных с Луны, нет ни одной звезды. Неужели было трудно на потолке в Голливуде нарисовать десяток-другой звезд?» Но человек, знакомый с техникой фотографии, прекрасно понимает, что фотографировать на поверхности Луны — это значит снимать при очень ярком солнечном освещении. Атмосферы нет, облаков нет, Солнце освещает Луну, как пляж в ясную погоду в Крыму.Вспомните, какую выдержку мы ставим на фотоаппарате. Одна тысячная доля секунды. А сегодня на современных камерах — одна двухтысячная доля секунды, чтобы не было передержки. И тогда получается прекрасная фотография ландшафта.Но звезды при такой экспозиции невозможно снять. Они очень слабо светят. Те, кто этим занимается, знают: экспозиция 10–15 секунд нужна, чтобы звезды свой свет оставили на фотопленке или на ПЗС-матрице современного аппарата. Не сочетаются эти два варианта. Либо вы звезды снимаете, либо ландшафт на Луне.— Обычно про флаг всегда говорят: «Как так?»— У нас есть несколько слайдов, которые сейчас вам всё объяснят. Действительно, когда на фотографию смотришь, создается впечатление, что флаг трепещет на ветру. Говорят: «В павильонах Голливуда забыли закрыть двери, сквозняк».— На Луне не может быть никакого ветра, чтобы…— Его и нет. А теперь обратите внимание: я Вам показываю несколько последовательных снимков. Космонавт отдает честь своему национальному флагу, он поднимает руку, опускает руку, а флаг не меняет свою форму. Его достали из пенала, попытались расправить. Но не взяли с собой на Луну утюг. И поэтому не смогли его расправить…— То есть он просто в одном смятом положении?— На Луне маленькая сила тяжести. Она не смогла даже оттянуть этот флаг вниз, расправить его.— Он не висит. А не висит он потому, что нет…— Он висит на металлической планке. Вниз свисает… И он до сих пор такой же мятый там висит.— Они его там так и оставили?— Конечно. Они ничего назад не брали. И почти всё, что прибыло на Луну, там и осталось.— Есть история, что, после того как американцы якобы побывали на Луне, а на самом деле не побывали, они сошли с ума. С астронавтами, которые прилунились, произошли очень серьезные психические изменения, потому что они туда не добрались, и так далее.— Как раз с теми, кто прилунялся, никаких психических расстройств не произошло. Это и Армстронг, и его второй пилот Олдрин (кстати, он еще работает). А вот, говорят, некоторый сдвиг произошел у третьего члена их экипажа.— Это тот, кто остался в это время на корабле и ждал своих товарищей?— Да. Он не садился на Луну. Он стерег орбитальный корабль, летал вокруг Луны. Он вообще был своеобразный человек. Немножко такой закомплексованный. Но прекрасный пилот. Все они прекрасные пилоты. Но у него, конечно, остался комплекс неполноценности: прибыв к Луне, он так и не побывал на ее поверхности. Когда речь шла о каких-то дифирамбах, премиях, его немножко обходили стороной. Армстронга знают все, Олдрина знают некоторые. А кто знает Коллинза? Эту фамилию просто забыли те, кто не интересуется космонавтикой. Конечно, это нелегко было снести. И к старости он действительно немножко, как говорят, сдвинулся. Хотя ничего такого с ним особенного не происходило. Просто человек с неудовлетворенным чувством тщеславия.Радиацию довольно часто вспоминают в связи с тем, что космонавтам приходилось пролетать по пути на Луну сквозь радиационные пояса Земли. Это действительно очень неприятное место, где уровень радиации зашкаливает. Пролетали они его очень быстро. Вообще полет на Луну — это такая командировка на неделю. Три дня вы летите к Луне, три дня возвращаетесь на Землю. И самые длительные пребывания на Луне тоже были три дня. За 9–10 суток вы туда-обратно слетаете. Они получали определенную дозу радиации, немаленькую. Но не летальную, и даже, по-моему, ни у кого из них до старости раковых проблем не было. Потому что радиационные пояса ракета проходила быстро, они не успевали накопить неприятную дозу радиации.— Получается, что перспектива космического туризма на Луну, она все-таки…— Она есть. Она совершенно реальна. Я напомню, что на МКС побывало около 20 туристов. Это не так уж дорого для богатого человека. По-моему, около 50 млн долл. сегодня. Я прикидывал: где-то около 150 млн долл. хватит, чтобы человека к Луне свозить на два-три дня.— Вы считаете, это правильно — развивать космический туризм и Луну осваивать?— Конечно. А как можно туристам запрещать куда-то ездить? Когда речь идет о государственных деньгах, бюджетных, я против полетов человека на Марс и его длительного пребывания на орбите Земли, потому что никаких ощутимых научных результатов это до сих пор не принесло. Беспилотные аппараты работают намного эффективнее и дешевле.Но когда речь идет о туристах, у вас есть деньги, хочется на вершину Эвереста, в Марианскую впадину, на Луну — ради бога, вы будете своим капиталом поддерживать технический прогресс, не более того, и рисковать своей жизнью, не затрачивая на это государственные деньги. Конечно, туризм я приветствую.В середине 1960-х накануне полетов к Луне были заключены очень серьезные международные соглашения. Прежде всего США и СССР стремились к Луне, но сейчас к ним присоединился почти весь мир. Территория за пределами Земли не может быть национализирована никем. Ее можно изучать, даже эксплуатировать. Но частной или государственной собственностью ни астероиды, ни Луна, ни участки на Марсе быть не могут. Это нарушит очень серьезные международные соглашения.— Как астрономы реагируют, когда видят такого рода документальные фильмы, истории о том, как Сталин и Трумэн делили в Потсдаме территорию…— Астрономы не смотрят такие сюжеты. Это ТВ-3, РЕН ТВ и прочие романтические каналы, которые рассказывают несуществующие истории. Это сказки.— Хочу вернуться к теме форума: как ученые пытаются бороться с мифами… Историк, специалист по доколумбовой Америке Дмитрий Беляев делал очень интересный доклад, опровергая популярные мифы СМИ о том, что дети Южной Америки до Колумба пытались строить ракеты…— Антропологи прекрасно знают эту историю. Историки доколумбовой Америки, развернув рисунки правильным ракурсом, показали, что это было просто погребение, а не космический корабль.— Совершенно верно. Этому и был посвящен доклад. Но в то же время очень часто авторы таких псевдонаучных историй, когда рассказывают о доколумбовой Америке, используют один и тот же прием: то, что построили, те конструкции и вообще следы пребывания южноамериканских индейцев настолько невероятны и сложны для того уровня развития техники и цивилизации, что, конечно, это были представители внеземных цивилизаций. И в это всегда упираются. То есть как только речь идет о том, что это было слишком сложно для людей того времени, значит, это были пришельцы.— Есть такое направление, как экспериментальная археология. То есть наши современники пытаются освоить те способы работы, технологии, которые когда-то использовали наши предки. Попробуйте представить, как строили пирамиды, не имея мощных экскаваторов и подъемных кранов. Так же как мы не можем представить, как раньше общались, не имея сотового телефона и вообще электроники никакой. Мы многие технологии потеряли. А они были не менее сложные по тем временам, чем сегодня электроника. На форуме нам продемонстрировали, как можно распилить гранит или сделать в нем идеально круглое отверстие с помощью совершенно примитивных инструментов, которые были доступны тысячи лет назад. Современный человек, задумавшись об этом, понимает, что эти технологии были, но они забыты, потому что появились новые. А если восстановить их, оказывается, наши предки были неглупыми, они были изобретательными. И в свое время могли создать много, чего мы сегодня представить не можем.— Это был как раз пример того, как идея о внеземных цивилизациях используется в псевдонаучном поле. Но с другой стороны, периодически тема внеземных цивилизаций всплывает и во вполне академическом поле.— Она никогда и не тонула. Она существует в академическом поле.— Я не могу Вас не спросить: вы учились у Иосифа Шкловского, знаменитого ученого и астронома. С его подачи история о том, что мы можем увидеть и узнать о внеземных цивилизациях, в свое время была очень популярна. Расскажите, пожалуйста, об этом.— Я был аспирантом Иосифа Самуиловича Шкловского. Он был совершенно блестящий астрофизик мирового уровня. Он был еще и романтик, замечательно писал и рисовал. И его книга «Вселенная. Жизнь. Разум», написанная в начале 1960-х, настолько яркая, живая. Там тема внеземных цивилизаций просто как научная проблема обсуждается. И, кстати, очень много интересного, позабытого ныне, высказывается. Иосиф Самуилович не был зациклен на одной гипотезе.Появились средства космической связи, полетели первые аппараты к Луне, Марсу, были созданы огромные радиоантенны, которые позволяли с ним связываться. Оказалось, что с помощью этих же антенн можно переговариваться с братьями по разуму с других звезд. Всё, проблема встала на научные рельсы. И мы ее до сих пор…— А Вы помните, как это произошло? Вы с ним это обсуждали?— Конечно. И не только я. Весь Советский Союз с ним это обсуждал, потому что его книгой зачитывалась публика. Она всколыхнула интерес, к сожалению, и к летающим тарелкам, и к неземным цивилизациям, и вообще эту проблему поставила на повестку дня.Иосиф Самуилович высказывал научные, но нетривиальные идеи. Я напомню одну из них. В 1950-е годы прошлого века астрономы, измеряя движение одного из спутников Марса (Фобоса), обнаружили, что он немножко неправильно движется, что он как бы «трется» обо что-то, замедляет свое движение и приближается к поверхности Марса.Иосиф Самуилович аккуратно сделал все расчеты. Получалось, что Фобос полый внутри, он, как мячик, не имеет внутренней массы, а только такой «надутый» может сильно затормозиться об атмосферу Марса. Что это может быть? Только искусственное сооружение. Таких полых объектов в естественных условиях не образуется. Он высказал идею, что это действительно искусственный спутник, огромный, 20 км размером, что некогда либо марсианская цивилизация, либо пришельцы создали его. И это была совершенно научная идея. Тогда она обсуждалась учеными. Но сегодня она превратилась в какой-то астрономический миф. Из этого мифа родились идеи о полой Земле, полой Луне, что совершенная чушь. Но Фобос действительно меняет свое движение. Теперь мы поняли почему. Атмосфера Марса здесь ни при чем. Он взаимодействует с поверхностью Марса, вызывает приливы. Так же, как Луна на поверхности Земли вызывает приливы в океане, Фобос вызывает приливы в теле Марса. И таким образом тормозится и скоро упадет на Марс. Скоро — по моим астрономическим меркам, через 50 млн лет. Для нас это очень короткий эпизод в жизни планеты.Иосиф Самуилович был прав. Спутник упадет. Но он не полый. Он полненький, целенький естественный спутник. И когда это выяснилось (а выяснилось это в конце 1960-х, когда туда полетели космические аппараты), научная проблема исчезла, и Шкловский отказался от своей идеи. А интересное научное направление — следить за движением этого спутника — сохранилось, и мы благодарим Иосифа Самуиловича, что он привлек внимание к этому парадоксальному феномену.— Как часто бывает, что у астрономов действительно появляется реальный повод насторожиться и задуматься о внеземных цивилизациях?— Сам Шкловский в конце жизни считал, что внеземных цивилизаций рядом с нами нет, иначе мы бы их нашли. Честно говоря, и мы сегодня примерно так же думаем. Но немножко изменилась точка зрения вот в каком смысле. Мы их ищем по радиосигналам. А Шкловский не мог знать, что сегодня радио отступает. Сегодня основные каналы информации — это не эфирное радио, а скрытые под землей оптоволоконные сигналы, которые недоступны внеземным цивилизациям. Мы не шумим на всю Вселенную своими останкинскими мощными передатчиками телевизионных и радиосигналов, мы тихо передаем от человека к человеку, от компьютера к компьютеру сигналы, которые трудно заметить со стороны.И может быть, как раз в этом причина — мы слушаем космос, но не можем услышать, потому что нечего слышать: эпизод радиосвязи очень короткий — 100 лет. Родилось радио — и меньше чем через 100 лет почти исчезло, исчезает на наших глазах.— А как же тогда история с пульсарами, когда мы видели так называемую…— Это классическая история. Середина 1960-х. Казалось, что заметили морзянку из космоса. Действительно, радиосигналы приходили. Но уже через пару месяцев поняли, что это нового сорта естественные источники, маленькие и плотные. Вот примерно такие нейтронные звезды…— И они тоже были зеленые.— Нет. Зелеными человечками назвали условно эти сигналы. Это в шутку, конечно. Быстро вращающаяся звезда, как маячок, посылает нам радиосигналы, и никакого отношения к искусственным, к сожалению, они не имеют.— Недавние известия, когда Юрий Мильнер объявил, что он готов вложить 100 млн долл. в поиск внеземных цивилизаций, были встречены очень противоречиво. Как Вы к этому относитесь?— Ученые по-разному реагируют на саму идею принимать и еще более остро — на идею передавать радиосигналы в космос. Якобы нас могут услышать, прилететь, поработить, съесть, освоить нашу благоприятную для жизни планету. Я, конечно, отношусь к этому с энтузиазмом, а не со скепсисом. Потому что таких планет, как наша, много. Мы их уже обнаруживали. Экзопланет, то есть планет у других звезд, открыто сегодня несколько тысяч. И среди них несколько дюжин можно просто предъявить: вот они, почти полные копии Земли. Планет больше, чем цивилизаций, к сожалению. Установить связь с цивилизацией — это значит вообще перевернуть наши знания о собственной истории, увидеть второй вариант разумной жизни, узнать, с какими проблемами они сталкивались и как их решали. Представьте себе, что мы наладили контакт с братьями по разуму. Это фантастика. Это заполонит все эфиры, Интернет, мозги любознательных людей. Это будет чрезвычайно интересно. И на это не жалко денег. К сожалению, приходится с миру по нитке собирать на такие поиски. Например, для анализа радиосигналов, приходящих из космоса, — а это очень тонкий математический анализ —приходится, чтобы выявить там сообщение, этот сигнал предоставлять всем пользователям. Сегодня на Земле сотни тысяч людей отдают время своих компьютеров на анализ этих сигналов. Это энтузиасты программы SETI Home.— Да, это всемирный разум так работает.— Да, замечательно. Это распределенные вычисления. Мы уже много интересных сигналов нашли, я вам скажу. Не надо думать, что вообще ничего загадочного из космоса не приходит. Приходит. Мы пока не можем разобраться, что именно. Но это очень непохоже на естественные сигналы. Уже целый банк таких сигналов накоплен, и он продолжает накапливаться. Но пока понять их смысл мы не можем.— Этим летом исполняется 100 лет со дня рождения Иосифа Шкловского.— Всего лишь 100 лет. К сожалению, он очень недолго активно работал. Но то, что он сделал, дорогого стоит.— Если бы Вам удалось с ним поговорить сейчас, что самое важное Вы бы ему рассказали? Чем бы Вы могли его поразить?— По крайней мере, весть о том, что наша Вселенная расширяется, не замедляясь, как думало то поколение астрофизиков, а с ускорением, — фантастическая вещь. Весть о том, что несколько месяцев назад открыли-таки гравитационные волны, — это порадовало бы его невероятно, и любого астрофизика его поколения, потому что, честно говоря, никто не рассчитывал, что это так быстро произойдет. Весть о том, что те нейтронные звезды, которым он посвятил последние годы… Он же был настоящий физик. А нейтронная звезда — это фантастическая физика. Тогда это были какие-то крохи. Сегодня у нас, как говорят, зоопарк разнообразных нейтронных звезд с удивительными свойствами, с фантастическими магнитными полями. Это такая лаборатория для физика! В общем, жалко, что люди живут недолго. Каждые 10 лет для ученого приносят столько подарков, особенно в области астрономии, потому что Вселенная велика, это гигантская лаборатория. И каждый день мы там находим что-то интересное.— Парадокс: у вас, астрономов, время исчисляется сотнями миллионов лет.— С одной стороны.— Но каждые 10 лет вам есть что сообщить миру.— Точно, да. Вселенная большая, Земля маленькая. Так что наша лаборатория — это весь мир.
