Нашла в исламских источниках признаки Судного дня.
‘Утай рассказывал: «В поисках знаний я прибыл в Куфу, и встретившись там со [сподвижником пророка ﷺ] Ибн Мас’удом, спросил у него: «О Абу ‘Абдур-Рахман, есть ли [какой-нибудь] знак, благодаря которому можно узнать о [приближении Судного] Часа?» - на что он сказал: «Я спрашивал об этом посланника Аллаха ﷺ, и он сказал:
«Признаками [Судного] Часа станет то, что: ➺ дети будут злобными [жестокими], а дожди засушливыми; ➺ наихудших [людей] будет в избытке, а наилучших – очень мало; ➺ будут верить лжецам и не верить правдивым; ➺ вероломным будут доверяться, а верных объявлять предателями; ➺ во главе каждого племени встанут его лицемеры, а во главе каждого рынка – грешники; ➺ будут украшаться михрабы [мечети], но опустошаться сердца; ➺ мужчины будут довольствоваться мужчинами, а женщины – женщинами; ➺ благоустройство мира этого станут превращать в руины, а его руины - благоустраивать; ➺ распространится смута, ростовщичество, музыкальные инструменты, барабаны и распитие опьяняющих напитков, ➺ и станет много надзирателей, а также подмигивающих и злословящих [за спинами людей]».
«Среди моих друзей нет идеальных. Ни одного. Такая суровая правда реальной жизни. Мои друзья дерзкие, как Кувалда, отчаянные, как Бекас, находчивые, как Шальняк, едкие, как ФБ, авторитетные, как Игла, всемогущие, как Борис. Из них одни - молчаливые, как Борода, другие - могут переговорить Канделаки, как Разведос, третьи брякают редко, но каждый раз - дабл альфа, как Артур … Мои друзья стреляют круче ковбоев, как Даня, бьют тяжелее Тайсона, как Валун, снимают круче Спилберга, как Триплекс. У них на карманах произведения искусства от Империи ножей, Даггера и Тридона, у них на груди могли бы висеть иконостасы, но ограничиваются планками пару раз в год по главным праздникам нашего мира. Они после марафона дышат ровно, как Бадюк, могут пить всё от «Столичной» до Макалана, запивая кровью врагов и закусывая ничем или чем угодно, от гадюк до Камчатских крабов. Мои друзья очень любвеобильные, но верные, всегда на стороне добра, но ни разу вообще не святые … Они в глаза высказывают любому чиновнику, как он косячит, и поэтому они не рукопожатые, однако, когда они нужны стране, то они понимают, что чиновники - это не страна, поэтому служат ей верой и правдой. Они за ментов, но против мусоров. Они за товарищей майоров, но против крышевателей, они за веру, но против религиозного фанатизма, они за людей, но против бешеной толпы, они - опричники, но не палачи. И среди них нет ни одного идеального.
Многие из моих друзей узнали грошовую цену клятвам верности, но не перестали верить в любовь. Многих из них променяли на что-то лучше, успешнее, престижнее, богаче, комфортнее, но променяв их, бывшие потеряли искренность, надёжность, а также уверенность в том, что все вопросы будут решены немедленно, а невыполнимые - минутой позже. Когда полный всеобъемлющий пи@дец не просто наступает, а накрывает, как цунами, извергаясь, как вулкан, и весь мир готов рухнуть в преисподнюю, то мои друзья дарят этому сумасшедшему миру ещё один шанс на жизнь. В очередной раз. И будут это делать до конца, пока они живы. Но когда от них требуют хождения по струнке, шёлкания каблуками, высиживания возле юбки, причёски с пробором и галстуков под воротниками сорочек, то они не оправдывают надежд … Потому что они не идеальные. Нет среди моих друзей идеальных. Да и славно!»
Много лет назад антрополог Маргарет Мид спросила студентов о том, что они считают первым признаком цивилизации. Студенты ожидали, что Мид расскажет о рыболовных крючках, глиняных горшках или обработанных камнях.
Но нет. Мид сказала, что первым признаком цивилизации в древней культуре является бедренная кость, которая была сломана, а затем срослась. Мид объяснила, что если живое существо в царстве животных ломает ногу, то оно умирает. Со сломанной ногой оно не может убежать от опасности, добраться до реки, чтобы напиться или охотиться за едой. Оно становится добычей для хищников, поскольку кость срастается довольно долго.
Бедренная кость, которая была сломана, а затем срослась - это доказательство того, что кто-то потратил время, чтобы остаться с тем, кто получил это повреждение, перевязал раны, перенес человека в безопасное место и охранял его, пока тот не восстановился. Помогать другому человеку во время трудного периода - это тот поступок, с которого начинается цивилизация, - сказала Мид.
Почему картины непрофессиональных художников действительно могут стоить адских денег? Вчера я разразилась гневом по поводу фильма, эксплуатирующего безграмотный миф о том, что картину начинающего художника можно продать за сотни тысяч, и на этом построить классную аферу, обманув дураков-любителей современного искусства, а также налоговые органы.
На это в комментарии мне задали вопрос, что если это все неправда, то почему же картины сына Байдена так дорого продаются.
Давайте тогда уж разберемся с Байденом, а заодно и с Черчиллем, Гитлером, а также с Горбачевым, Путиным и проч.
1) Разберем кейс с Байденом-мл.
Что там случилось конкретно? Около 2020 года 50-летний Хантер Байден, сын президента, человек со сложной судьбой и историей зависимостей, бывший адвокат и лоббист, объявил о том, что теперь профессионально отдастся страсти к искусству, которая владела им с детства. Он сменил образ жизни, завел большую мастерскую и, что самое главное, завел нью-йоркского галериста, который стал продавать его работы.
По словам галериста в 2021 году, цены на работы Байдена-мл. варьируются от 75 000 долларов за графику до 500 000 долларов за крупномасштабные картины.
"Отличные" ли это работы? Нет, скажем так, не музейного уровня. "Плохие" ли они? На выставках в галерея в Москвы я постоянно вижу работы современых художников гораздо хуже, поверьте.
Такие огромные суммы, по полляма долларов, конечно, вызвали интерес американской бдительной общественности. Сразу же после появления этой новости специалисты по этике забили в колокола. Пресса писала, что немыслимо, чтобы начинающий художник продавался так дорого, и что человек явно извлекает доход из положения своего отца. Белый дом заявил о специальном этическом соглашении: мол, Байден-мл. не будет знать, кто имено его покупатели, и поэтому на его отношение к этим людям их щедрость не повлияет.
За прошедшие годы эта история неоднократно привлекала внимание расследователей-журналистов, и республиканцев, желавших навредить сыну президента-демократа. Вот в 2023 году, например, статья. В январе 2024 года стало известно, что галериста по этому поводу допрашивали в Палате представителей. За четыре года, как оказалось, было 10 покупателей, которые заплатили сумму в 1,5 млн. долл. По их соглашению галерист получал 40% от продаж, а Байден - 60%. Личности троих покупателей установлены, остальные семь остаются анонимными. Самая большая часть — 11 картин на общую сумму 875 тыс. долл. — досталась Кевину Моррису, который стал одним из ближайших друзей Байдена, одновременно выступая адвокатом и финансовым благотворителем. Также этот Моррис другим путем одолжил Байдену 5 млн. Еще ссылка.
Таким образом, если перед нами афера, то у нее налицо все приметы аферы неудачливой: а) о ней стало известно мгновенно б) несоответствие между уровнем художника и его ценами мгновенно вызвало скандал в) и привлекло внимание журналистов и государственных органов (эта история -- в списке поводов к импичменту Байдена-отца). г) да и заработал он немного - 60% от полутора млн. долларов д) на дальнейшую раскрутку художника в позитивном плане это не повлияет
Очевидно, покупки картин друзьями Байдена-мл. были не прямыми взятками его отцу, а косвенными, желанием сделать приятное его сыну. Что доказывают суммы, одолженные ему напрямую.
Поверил ли арт-мир и коллекционеры, что картины Байдена-мл. действительно столько стоят? Ни на секунду.
Смогут ли текущие владельцы картин перепродать их с прибылью или хотя бы за столько же? Ну, если только новым друзьям Байдена.
Покупатели работ Байдена покупали НЕ его картины. Они покупали возможность оказать ему услугу.
Была ли эта афера придумана галеристом? Нет, судя по ее топорности -- она плод вашингтоновского обкома.
Заработал ли галерист? Вот, кстати, галерист здесь единственный, кто заработал свои деньги честно. Представляете, как он задолбался общаться с вип-клиентами -- друзьями Байдена, потом давать комментарии прессе, а потом показания властям. И он его гонорар -- не твердая сумма, а процент за хлопоты, все справедливо.
Галерист Жорж Берже (Georges Bergès)
Таким образом, в истории арт-рынка 21 века этот кейс останется забавным политически-коррупционным артефактом. Мне кажется, афера была придумана профанами в арт-мире, которые верят в упомянутый мною миф, что оно реально так работает и внимания ваще не привлечет.
И, кстати, обратите внимание: в ситуации с Байденом-мл. условия задачки "про начинающего безымянного художника, проданного за..." не соблюдаются. Да, он -- начинающий, но он отнюдь не безымянный. Он -- селебрити, член одного из влиятельнейших кланов Америки. У него есть Имя, оно только не личное, а родовое. То, что он селебрити, автоматически придает любому "сувениру" от него дополнительную стоимость.
Так что здесь мы говорим не о произведениях истинного искусства, а именно о сувенирах, меморабилиа.
Аналогичным образом актёр Джонни Депп на склоне лет ощутил себя живописцем и стал создавать портреты по фотографиям в арбатской манере.
2) Джонни Депп
В 2022 году представляющая его галерея продала 780 принтов за 3,65 млн. долл, в среднем по 4,7 тыс. долл. за 1 шт. На аукционах цены на его работы варьируются от 750 долл. до 13 тыс.
И покупатели произведений Деппа -- это не любители и знатоки совриска, а любители Деппа. Вон, подписанные фигурки его персонажей стоят 749 долларов, а новенькая стоит всего 19 долл. Вот так на ценообразование влияет автограф и винтажность.
Но давайте покинем мир голливудских сувениров, он очевидно безумен, и все это признают, и вернемся в мир искусства, созданного политиками.
3) Гитлер
Традиционно большой интерес на аукционах вызывают картины, обычно рисунки, Гитлера. Несмотря на то, что их художественная ценность крайне низка (кто не читал мой текст "Почему Гитлер -- плохой художник"? Бегом читать!).
Продано за 161 тыс. долл.
Цена таким перерисовкам с открыток 1920-1930 годов в технике акварели -- 5-10 тыс. рублей. Если они анонимные. Автограф на них (не обязательно подлинный, кстати), вздувает цену до потолка.
И наверняка картины Гитлера обычно покупают не знатоки немецкой граффики Интербеллума, а поклонники его политических теорий, не правда ли? И вешают в своем подземном бункере.
Налицо опять случай с "артефактом из рук селебрити", а не с настоящим произведением искусства.
4) Черчилль
А вот Уинстон Черчилль, кстати, был художником уровня повыше Гитлера, хотя тоже его относят к числу художников-любителей. Он много писал на плэнере пейзажей, отдыхая на природе. Писал маслом (Гитлер в этой трудной технике не умел работать), в импрессионистическом стиле (до такого нереализма Гитлер тоже не дорос).
Вот самая дорогая на сегодня картина Черчилля: «Башня мечети Кутубия» (1943) -- в 2021 году она была продана за 8,3 миллиона фунтов (около 11,5 миллиона долл.)
Хотя она не лишена художественных достоинств, такой дорогой ее сделала цепочка селебрити: Черчилль (№1) подарил ее президенту Рузвельту (№2), а потом Бред Питт (№3) подарил ее Анджелине Джоли (№4). После их развода она и попала в продажу. На том же аукционе был продан другой "черчилль", не такой звездный -- всего за 2 млн.
5) Россия
Перейдем к нашим политикам.
В 2010-е годы на лекцию Михаила Горбачева пришел студент с большим холстом в руках. Он попросил экс-президента что-нибудь нарисовать, но тот рисовать ничего не стал, только расписался. Холст манил своей пустотой и вскоре его владелец (некто В. Иванов) написал на пустом месте по трафарету слово "Простите".
Это уже достаточно остроумно и в духе концептуализма. В 2019 году эта работа была продана аукционом "12 стульев" за 12 млн. рублей.
А вот случай, когда картину, созданную лидером, покупают не как взятку, и не как сувенир, а с целью повысить свою собственную репутацию.
Так Путин стал одним из трех самых дорогих ныне живущих русских художников: ранее картину Ильи Кабакова «Жук» купили 5,84 млн долларов, а картину Эрика Булатова «Слава КПСС» — за 2 млн. долларов. Понятно, что этот нежданный прорыв в лидеры аукционных продаж связан не художественным уровнем картины, а всем прилагающимся к ней флёром.
*** Так что вот, картины начинающих художников действительно могут продаваться за невероятные деньги. Только, желательно, чтобы этот художник был отнюдь не начинающим в других отраслях. И деньги тогда платятся вот за это "другое".
Еще бывают случаи, когда берут чудо-ребенка и его раскручивают, но это отдельная история (как раз типичная афера для арт-мира), но она все равно требует продолжительного времени.
Глава МИД Китая Ван И на встрече с министром иностранных дел РФ Сергеем Лавровым выдвинул идею о «двойном противодействии» в ответ на «двойное сдерживание» со стороны Запада.
«Двойное противодействие против двойного сдерживания» — что это, как не блоковое противостояние? По сути, это Россия-Китай против США-НАТО-Большого Запада.
Мы отрицаем это, но по факту так и есть. Россия и Китай создают полюс силы, альтернативный Западу. По сути, это G2, вокруг которой кругами расходятся объединения БРИКС, БРИКС+, ШОС, ЕАЭС.
Всем странам на всех континентах так или иначе придётся определяться, с кем они. Этот выбор не обойдёт никого.
В Евразии фронт этой борьбы на Украине, в Молдавии/Приднестровье, в Армении и Грузии, в Казахстане и Средней Азии.
На Ближнем Востоке — за наш G2 такие страны, как Иран, Сирия, Египет, Саудовская Аравия, против нас и за Запад — Израиль, Бахрейн, Катар. Остальные на перепутье.
Латинская Америка: Бразилия, Венесуэла, Куба, Мексика — за G2 России и Китая, но Аргентина, Колумбия, Чили - на стороне Запада. Впрочем, в ЛА всё очень быстро меняется, страны будут переходить из одного лагеря в другой.
Азия — из-за сильных позиций Китая, с одной стороны, многие бросают вызов НАТО, с другой у Запада есть сильные сателлиты Япония, Корея, Австралия. К тому же есть неопределённость такой страны, как Индия, которая по-прежнему сильно зависит от Запада.
На самом деле, Тихоокеанский регион станет ключевым в битве двух центров — именно там разыграются главные сражения. Именно поэтому российская армия даже во время СВО продолжает строительство стратегического флота, прежде всего Тихоокеанского.
Африка — на волне деколонизации всё больше стран переходят на сторону России-Китая, уходя из-под контроля США, Франции, ЕС. Африка полна молодых и амбициозных людей, её людские ресурсы будут активно использоваться в столкновениях по всему миру.
Вывод: Россия и Китай только начинают совместную борьбу против 500-летней экспансии Запада. Основные сражения ещё впереди.
Дмитрий Роде откровенно про детство в Германии, «других» миролюбивых русских, миропомазание Карла на престол православным миром, "Русский мир" как самообман, глобализацию, Аллу Пугачеву, справедливость, курьеров и учителей.
Финансовый аналитик Василий Олейник (https://t.me/CrashSoon) откровенно про согласованный мирный план на Украине, годовой бюджет Америки, который не могли принять полгода, долгожданный рост российский экономики, снижение ипотечных кредитов, цены на квартиры, которые будут только расти, справедливость, учителей и курьеров.
▶️ТАЙМ-КОДЫ:
00:00 Реклама 00:34 Анонс 01:56 Про мир в рецессии 02:32 Про долг в США 03:20 Про годовой бюджет Америки, который не могли принять полгода 05:25 Реклама 06:58 Про американские корпорации 09:15 Про Уоррена Баффета, продающего Apple 12:32 Реклама 13:45 Про дефицит российского бюджета 16:57 Про российских металлургов 18:47 Про застройщиков 19:50 Про возможное ослабление рубля 21:30 Про сталь 22:24 Про снижение ипотечных кредитов 26:20 Про цены на квартиры, которые будут только расти 30:02 Про китайцев, которые будут покупать жилье 32:32 Про причину отсутствия дешевых кредитов 34:44 Про большую инфляцию 35:14 Про автомобили, которые подорожают 39:08 Про бум российский экономики и долгожданный рост 41:00 Про справедливость, учителей и курьеров 49:39 Про банки и их рекордные доходы 50:00 Про импортозамещение 50:33 Про газовозы, которых нет 51:03 Про общественный транспорт и банкоматы 51:44 Про импортный грибок для йогуртов 53:15 Куда можно вложить 100 тысяч рублей? 55:43 Про доллар и евро 56:45 Про Бильдербергский клуб 59:43 Про смелость Владимира Путина 01:05:05 Про просчеты США 01:07:20 Про Украину 01:08:15 Про согласованный мирный план 01:16:05 Про прогноз развития ситуации на Украине 01:22:33 Про гражданскую идентичность 01:24:48 Стих 01:26:12 P.S.
Вспомнил, что, скажем, ни одной мало-мальской награды от нашего государства у Эдуарда Лимонова не было (между прочим, военкорил и в Сербии, и в Приднестровье, и в Абхазии).
Если о музыкантах - то никаких наград, конечно же, не было у Егора Летова, равно как и нет их у Дмитрия Ревякина или у Павла Кашина - у людей, которые действительно находятся в пространстве русского музыкального и песенного искусства.
Едва ли хоть чем-то награждены Елена Фролова или Сергей Летов.
Квазирусская постсоветская культура минувших 30 лет - это хабалка. Хабалище!
Дурновкусие, русофобия и наглость, мелко покрошенные в позавчерашнем винегрете.
И это вот фото - это показатель того позора, в который нас погрузили.
После возвращения с юга в Москву я долго бродил по разным редакциям в поисках работы.
Однажды в редакции «Гудка» я встретил Виктора Шкловского. Он остановил меня и сердито сказал:
— Если хотите писать, то привяжите себя ремнями к письменному столу. Старших надо слушаться.
— У меня нет письменного стола. Я не Ротшильд!
— Тогда к кухонному! — крикнул он и исчез в соседней комнате.
Слова о ремнях Шкловский сказал просто так, впрок. Мы с ним не были еще знакомы.
В комнате, где исчез Шкловский, сидели за длинными редакционными столами самые веселые и едкие люди в тогдашней Москве — сотрудники «Гудка» Илья Ильф, Олеша, Булгаков и Гехт. Склонившись над столами и посмеиваясь, они что-то быстро писали на узких полосках бумаги, на так называемых гранках.
Редакционная эта комната называлась странно: «Четвертая полоса». В простенке висела ядовитая стенная газета «Сопли и вопли».
В этой комнате готовили последнюю, четвертую полосу (страницу) газеты «Гудок». На этой полосе печатались письма читателей, но в таком виде, что ни один читатель, конечно, не узнал бы своего письма.
Сотрудники «четвертой полосы» делали из каждого письма короткий и талантливый рассказ — то насмешливый, то невероятно смешной, то гневный, а в редких случаях даже трогательный. Неподготовленных читателей ошеломляли самые заголовки этих рассказов: «Шайкой по черепу!», «И осел ушами шевелит», «Станция Мерв — портит нерв».
Сам редактор «Гудка» без особой нужды не заходил в эту комнату. Только очень находчивый человек мог безнаказанно появляться в этом гнезде иронии и выдерживать перекрестный огонь из-за столов.
В то время никто еще не подозревал, что в этой комнате собралась «Могучая когорта» (так они себя шутливо называли) молодых писателей, которые вскоре завоюют широкую известность.
В комнату иногда заходил «на огонек» Бабель. Очень учтиво входил Василий Регинин. В то время он редактировал новый журнал «Тридцать дней». Стоя на пороге и как бы боясь войти, Регинин торопливо рассказывал последние анекдоты. Часто шквалом врывался Шкловский и с жестоким напором прославлял Маяковского и Велемира Хлебникова.
Далеко не каждого принимали в этой комнате приветливо. Халтурщиков встречали тяжким и зловещим молчанием, а бахвалов и крикунов — ледяным сарказмом.
Мирились только с одним хрипучим и живописным халтурщиком — репортером по прозвищу «Капитан Чугунная Нога». У него действительно была искусственная, железная ступня. Однажды он наступил на ногу кроткому писателю Ефиму Зозуле, и тот около месяца пролежал в больнице. Поэтому, когда капитан входил, все тотчас поджимали ноги под стулья.
Меня в этой страшноватой комнате встретили сравнительно спокойно, — может быть, потому, что я дружил с Бабелем. Для сотрудников «четвертой полосы» он был бесспорным авторитетом.
— Творятся неслыханные дела! — говаривали они.- Из Одессы прибыл выдающий писатель Пересыпи и беззаветный красный конник Исаак Ги де Бабель Мопассан!
Под этой насмешкой скрывалась любовь к Бабелю и даже гордость им, - казалось, он знал на ощупь вес каждого слова.
Когда Бабель входил, он долго и тщательно протирал очки, осыпаемый градом острот, потом невозмутимо спрашивал:
— Ну что? Поговорим за веселое? Или как?
И начинался блестящий и неистощимый разговор, который остальные сотрудники «Гудка» прозвали «Декамероном» и «Шехерезадой».
Это было похоже на волшебную золотую нитку в сказке (может быть, такой сказки нет и такой нитки тоже нет, но это не имеет значения). Нитку эту надо было отыскать в огромной куче других свалявшихся разноцветных ниток, потянуть за нее, и она начинала вытягивать за собой то красные, то серебряные, то синие и желтые нитки, а потом и Запутавшиеся в нитках сосновые шишки, позеленевшие патроны, ленты, орехи и всяческие, как будто ненужные, но интересные вещи.
Такая невидимая и несуществующая золотая нитка как бы лежала в ящике стола у кого-нибудь из сотрудников — у Ильфа или Олеши. Лежала до тех пор, пока в комнате не появлялся интересный собеседник. Тогда ее вытаскивали из ящика, и она тянула за собой неистощимую вереницу рассказов.
Досадно, что в то время никто не догадался записывать их, хотя бы коротко. То был необыкновенный и шипучий фольклор тех лет.
Я знал мастеров устного рассказа — Олешу, Довженко, Бабеля, Булгакова, Ильфа, польского писателя Ярослава Ивашкевича, Федина, Фраермана, Казакевича, Ардова. Все они были щедрыми, даже расточительными людьми. Их не огорчало то обстоятельство, что блеск и остроумие их импровизаций исчезают почти бесследно. Они были слишком богаты, чтобы жалеть об этом.
Я назвал только рассказчиков-писателей. Но я встречал множество превосходных рассказчиков и среди людей других профессий, - от капитана дальнего плавания Зузенко до хитрого, как бес, днепропетровского рыбака-браконьера. Он называл себя «Тот самый дид Микола с тех самых Плютов» (Плюты — тихая деревня на речных песках к югу от Киева).
К суткам надо бы прибавить несколько часов, чтобы мы могли записывать множество неожиданных устных рассказов. Записывать, конечно, сверх того, что мы пишем «от себя».
Самый плодовитый писатель (не считая Бальзака и польского беллетриста Крашевского, автора свыше двухсот романов) не может работать свежо и в полную силу больше четырех-пяти часов в сутки. Несправедливо, конечно, что писателю не дана возможность продлевать свою жизнь до того времени, пока он не напишет все, что задумал. Обыкновенно писатели успевают написать только часть того, что могли бы.
Извините, я, как всегда, отвлекся.
В «четвертой полосе» мне давали кое-какую работу. Там я неожиданно встретил Евгения Иванова — нашего, одесского Женю Иванова, бывшего редактора «Моряка». Он носил все ту же мятую, как у адмирала Нахимова на севастопольском памятнике, морскую фуражку. Он расцеловался со мной, рассказал, что редактирует в Москве новую морскую и речную газету, называется она «На вахте», а редакция ее помещается этажом выше.
Тут же Женя предложил мне работать в этой газете секретарем. Я согласился, хотя и заметил, что название газеты мне не нравится. Что это за названия — «На вахте», «На стреме», «На цинке», «На подхвате»?
Женя не обиделся. Он принял мои слова как обычное зубоскальство.
«Гудок» и «На вахте» помещались во Дворце Труда, на набережной Москвы-реки, около Устьинского моста.
До революции во Дворце Труда был Воспитательный дом — всероссийский приют для сирот и брошенных детей, основанный известным просветителем Бецким еще при Екатерине Второй.
Московские салопницы без всякой задней мысли называли Воспитательный дом — «Вошпитательным». Таково было московское простонародное произношение.
То был громадный, океанский дом с сотнями комнат, бесчисленными переходами, поворотами и коридорами, чугунными лестницами, закоулками, подвалами, наводившими страх, парадными залами и даже с бывшей домовой церковью.
Во Дворце Труда жили десятки всяких профессиональных газет и журналов, сейчас уже почти забытых.
Некоторые проворные молодые поэты обегали за день все этажи и редакции. Не выходя из Дворца Труда, они торопливо писали стихи и поэмы, прославлявшие людей разных профессий — работниц иглы, работников прилавка, пожарных, деревообделочников и служащих копиручета. Тут же, не выходя из стен Дворца Труда, они получали в редакциях гонорары за эти стихи и поэмы и пропивали их в столовой на первом этаже. Там даже подавали пиво.
В столовой под старинными сводами всегда плавал слоистый табачный дым. Мы курили тогда дешевые папиросы «Червонец», тонкие, как гвозди. Они были набиты по-разному — или так туго, что нужно было всасывать в себя воздух со страшной силой, почти до головокружения, чтобы добыть самую ничтожную порцию дыма, или, наоборот, так слабо, что при первой же затяжке папироса складывалась с противным щелканьем, как перочинный ножик. При этом пересохший табак высыпался в пиво или в тарелки с мутным супом.
Многие из нас мечтали, конечно, о глянцевитых черно-зеленых коробках «Герцеговина Флор», но покупать эти дорогие толстые папиросы большинство из нас могли только в дни получек.
На столиках в столовой стояли гортензии — шары водянисто-розовых цветов на голых длинных ножках. Они напоминали сухопарых немок с пышными бесцветными волосами. Вазоны с гортензиями были обернуты сиреневой папиросной бумагой и утыканы окурками.
Мы любили эту столовую. По нескольку раз в день мы собирались в ней, пили остывший рыжий кофе и много шумели.
По утрам в столовой было пусто, пахло только что вымытыми полами и паром. Окурки из вазонов были убраны. Шипело старое отопление. За окнами над Замоскворечьем наискось летел вялый снег.
Как-то я сидел таким утром в столовой и дописывал рассказ «Этикетки для колониальных товаров».
Неожиданно вошел Бабель. Я быстро накрыл исписанные листки газетой, но Бабель подсел к моему столику, спокойно отодвинул газету и сказал:
— А ну, давайте! Я любопытен до безобразия.
Он взял рукопись, близоруко поднес к глазам и прочел вслух первую фразу:
— «Вам, между прочим, не кажется, что этот закат освещает отдаленные горы, как лампа?»
Когда он читал, у меня от отчаяния и смущения похолодела голова.
— Это Батум? — спросил Бабель. - Да, конечно, милый Батум! Раздавленные мандарины на булыжнике и разноголосое пение водосточных труб... Это у вас есть? Или будет?
Этого у меня в рассказе не было, но я от смущения сказал, что будет.
Бабель собрал в уголках глаз множество мелких морщин и весело посмотрел на меня.
— Будет? — переспросил он. - Напрасно.
Я растерялся.
— Напрасно! — повторил он. - По-моему, в таком деле не стоит доверять чужому глазу. У вас свой глаз. Я ему верю и потому не позаимствую у вас ни запятой. Зачем вам рассказы с чужим привкусом? Мы слишком любим привкусы, особенно западные. У вас привкус Конрада, у меня — Мопассана. Но мы ведь не Конрады и не Мопассаны. Да, кстати, в первой фразе у вас есть три лишних слова.
— Какие? — спросил я. - Покажите!
Бабель вынул карандаш и твердо вычеркнул слова. «Между прочим», «этот» (закат) и «отдаленные» (горы). После этого он снова прочел исправленную первую фразу:
— «Вам не кажется, что закат освещает горы, как лампа?» Так лучше?
— Лучше.
— Разные бывают лампы, - вскользь заметил Бабель. - А Батума нам не хватает. Помните темный буфет в пассажирском пароходном агентстве? Когда запаздывал пароход из Одессы, я сидел там и ждал часами. Было очень пусто. На пристани лежали штабелями сосновые доски. Скипидарные. По воде шлепал дождь, и мы пили потрясающий черный кофе. Щеки горели от морского зимнего воздуха, а на душе было грустно. Потому, что красивые женщины остались на севере.
За нашей спиной прозвенела расшатанная застекленная дверь. Бабель оглянулся и испуганно сказал:
Я успел спрятать рукопись. Вошли Гехт, Ильф, Олеша и Регинин. Мы сдвинули столики, и начался разговор о том, что «Огонек» решил выпустить сборник рассказов молодых одесских писателей. В сборник включили Гехта, Славина, Ильфа, Багрицкого, Колычева, Гребнева и меня, хотя я не был одесситом и прожил в Одессе всего полтора года. Но меня почему-то считали одесситом, - очевидно, за мое пристрастие к одесским рассказам.
Бабель согласился написать для этого сборника предисловие. Я знал еще по Одессе всех, кто сидел сейчас рядом за столиком, но здесь они казались другими. Шум Черного моря отдалился на сотни километров, загар побледнел от зимних туманов. Кто знает, если бы все они не были пропитаны с детства морем, солнцем, причудливым бытом и юным весельем, то из них вышли бы совсем другие, более спокойные и сумрачные писатели.
Особенно интересовал меня Ильф — немногословный, со слегка угловатым, но привлекательным лицом. Большие губы делали его похожим на негра. Он был так же высок и тонок, как негры из племени Мали — самого изящного черного племени в Африке.
Больше всего поражали меня чистота его глаз, их блеск и пристальность. Блеск усиливался от толстых небольших стекол пенсне без оправы. Стекла были очень яркие, будто сделанные из хрусталя.
Ильф был застенчив, но прям, меток, порой беспощадно насмешлив. Он ненавидел пренебрежительных людей и защищал от них людей робких — тех, кого легко обидеть. Как-то при мне в большом обществе он холодно и презрительно срезал нескольких крупных актеров, которые подчеркнуто замечали только его, Ильфа, но не замечали остальных, простых и невидных людей. Они просто пренебрегали ими. Это было после головокружительного успеха «Двенадцати стульев». Ильф назвал поведение этих актеров подлостью.
У него был микроскопический глаз на пошлость. Поэтому он замечал и отрицал очень многое, чего другие не замечали или не хотели замечать. Он не любил слов: «Что ж тут такого?» Это был щит, за которым прятались люди с уклончивой совестью.
Перед ним нельзя было лгать, ерничать, легко осуждать людей, и, кроме того, нельзя было быть невоспитанным и невежливым. При Ильфе невежи сразу приходили в себя. Простое благородство его взглядов и поступков требовало от людей того же.
Ильф был человеком неожиданным. Иной раз его высказывания казались чрезмерно резкими, но почти всегда они были верными. Однажды он вызвал замешательство среди изощренных знатоков литературы, сказав, что Виктор Гюго по своей манере писать напоминает испорченную уборную. Бывают такие уборные, которые долго молчат, а потом вдруг сами по себе со страшным ревом спускают воду. Потом помолчат и опять спускают воду с тем же ревом.
Вот точно так же, сказал Ильф, и Гюго с его неожиданными и гремящими отступлениями от прямого повествования. Идет оно неторопливо, читатель ничего не подозревает, - и вдруг как снег на голову обрушивается длиннейшее отступление — о компрачикосах, бурях и океане или истории парижских клоак. О чем угодно.
Отступления эти с громом проносятся мимо ошеломленного читателя.
Но вскоре все стихает, и снова плавным потоком льется последовательный рассказ.
Я спорил с Ильфом. Мне нравилась манера Гюго. Я думал тогда — и думаю это и сейчас, - что повествование должно быть совершенно свободным, дерзким, что единственный закон для него — это воля автора.
Об этом и многом другом мы спорили в сумрачной столовой. Пришла сырая зима. В два часа уже зажигали электричество, снег за окнами становился синим. Уличные фонари желтели, гортензии на столиках оживали и покрывались в свете лампочек слабым румянцем. Регинии утверждал, что цветы, как и люди, стали неврастениками.
Всем известно, что неврастеники мутно и расслабленно проводят день, а к вечеру веселеют и расцветают.
Однажды в столовую вошел с таинственным видом Семен Гехт.
Я познакомился с ним в редакции «На вахте». Он приносил туда очерки о маленьких черноморских портах. Не об Одессах, Херсонах и Николаевах, а о таких приморских городках, как, скажем, Очаков, Алешки, Голая Пристань или Скадовск. Там пароходы подваливали к скрипучим шатким пристаням, облепленным рыбьей чешуей.
Очерки были лаконичные, сочные и живописные, как черноморские гамливые базары. Написаны они были просто, но, как говорил Женя Иванов, «с непонятным секретом».
Секрет этот заключался в том, что очерки эти резко действовали на все пять человеческих чувств.
Они пахли морем, акацией и нагретым камнем-ракушечником.
Вы осязали на своем лице веяние разнообразных морских ветров, а на руках — смолистые канаты. В них между волокон пеньки поблескивали маленькие кристаллы соли.
Вы чувствовали вкус зеленоватой едкой брынзы и маленьких дынь канталуп.
Вы видели все со стереоскопической выпуклостью, даже далекие, совершенно прозрачные облака над Клинбурнской косой.
И вы слышали острый и певучий береговой говор ничему не удивляющихся, но смертельно любопытных южан, - особенно певучий во время ссор и перебранок.
Чем это достигалось, я не знаю. Очерки почти забыты, но такое впечатление о них осталось у меня до сих пор
Сергей Яковлевич Никитин родился 8 марта 1944 года в Москве.
Окончил физфак Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова в 1968 году. Биофизик. Кандидат физико-математических наук. Работал научным сотрудником в институте органической химии АН СССР. Композитор, актер, исполнитель (чаще вместе с женой Татьяной) своих песен, песен друзей-бардов. Песни пишет с 1962 года на стихи российских и зарубежных поэтов: Д. Самойлова, Ю. Левитанского, Ю.Мориц, Г. Шпаликова и других, а также на стихи выпускников физфака МГУ С. Крылова и В. Миляева. Первая песня – "В дороге" на стихи И. Уткина. Был организатором и руководителем квартета физфака МГУ, а затем – секстета, в котором пела и Татьяна Хашимовна Садыкова (родилась 31 декабря 1945), его будущая жена и коллега по сцене. В 1972 секстет стал лауреатом 3-го Международного фестиваля политической песни в Берлине. Автор музыки песен для кино-, теле-, мультфильмов и спектаклей. Несколько лет работает заведующим музыкальной частью московского Театра под руководством Олега Табакова. За создание и исполнение песен ("Маленький трубач" и другие) Никитину присуждена премия Московского комсомола в области литературы и искусства в 1978 году. Вышли пластинки, кассеты, компакт-диски, книги песен.
Подробная биография от Jehy:
1962 окончил среднюю школу 1962-68 учеба на физическом факультете МГУ (окончил кафедру акустики) 1962 первая песня (на стихи Иосифа Уткина “В дороге”) 1963-67 мужской квартет в составе С.Никитин, С.Смирнов, Б.Геллер, А.Монахов (позднее В.Хаит) 1968-71 аспирантура по биофизике (в Пущинском академгородке)
1968-77 квинтет в составе С. и Т. Никитины, К.Сантакреу, В.Улин, Н.Туркин 1971-80 научный сотрудник Института органической химии им. Зелинского АН СССР 1978 лауреат премии Московского комсомола 1980-87 научный сотрудник Института биофизики АН СССР (Пущино), кандидат физико-математических наук (1983) 1987-95 заведующий музыкальной частью Театра-студии под руководством О. Табакова с 1995 г. свободный художник, композитор и исполнитель собственных песен 1995 заслуженный деятель искусств России 1997 лауреат Царскосельской художественной премии (вместе с Татьяной Никитиной)
На вопрос, как он стал бардом, и вообще - с чего у него всё началось в песне, Сергей Никитин обычно отвечает: “Очень захотелось самому петь Булата Окуджаву”. Начало, в общем, по тому времени (самый конец 50-х) довольно обычное. А иногда на этот же вопрос он отвечает несколько по-другому: “У меня всё пошло от гитары”. И с гитарой тоже поначалу всё было так же “обычно”: нашелся знакомый, который показал, как на ней берутся пресловутые “три аккорда”, - очень многие начинают осваивать основы аккомпанемента именно с этого, добавляя со временем к первым трем еще пять, или двадцать пять, сто двадцать пять и так далее - в зависимости от индивидуальных запросов, настойчивости, ну и, естественно, способностей.
Необычность же никитинского случая заключается вовсе не в том, что он быстрее, чем другие-прочие, освоил и стал использовать “очень много” разных аккордов, и тем более не в том, что строй его гитары оказался (в общем, случайно) нестандартным - семиструнка, но с пониженной на полтона второй и повышенной пятой струнами. Просто практически сразу, как только Никитин взял в руки гитару, - а он тогда был еще школьником, - стало очевидным, что это замечательный и совершенно неповторимый музыкант - что называется, “от Бога”. Собственно, виртуозом в точном значении этого слова он сделался позднее (да и не такая уж это редкость - гитарист-виртуоз), но, что факт: уже на самых ранних магнитофонных записях его гитара звучит так же безупречно профессионально, как и теперь, - и столь же безошибочно узнаваема, поскольку просто невозможно не узнать этот характерный, фирменный “никитинский” звук, - нечто из разряда “явлений”, то, чему, наверное, в принципе невозможно научиться, даже освоив все нужные аккорды с самой правильной аппликатурой. Тем не менее повторить его игру пытаются многие - некоторые энтузиасты даже специально для этого выучивают хитрый никитинский строй (правда, сам-то он с легкостью переходит с него и на стандартную “семерку”, и на “шестерку”; может на домре, на балалайке, банджо, да хоть на гуслях, не говоря уже об обычном фортепьяно). Казалось бы, чисто технически для любого достаточно “продвинутого” гитариста в никитинском аккомпанементе нет ничего сверхъестественно сложного. Ан нет, еще ни у кого так не получилось. Подражателей хватает, а Никитин всё равно один.
Несмотря на ярко выраженные музыкальные способности, после окончания школы он пошел учиться в МГУ, на физфак. Физика в те годы вообще была “в почете”, и талантливая молодежь устремлялась именно туда, на передовой край научных завоеваний. На этой волне Сергей и выбрал себе профессию физика - и никогда об этом не жалел. Хотя, скорее всего, пройди он в свое время через нормальную детскую музыкальную школу, других вариантов, кроме как продолжать учиться на профессионального музыканта, уже и не возникло бы. Но так не случилось. Хорошо это или плохо, теперь рассуждать бессмысленно, - но всё-таки можно предположить, что именно естественнонаучное, университетское образование и последующая многолетняя работа в академических институтах, в среде научно-технической интеллигенции (причем в основном интеллигенции “шестидесятнического” замеса) сыграли очень важную роль в формировании не просто Никитина-композитора, - им-то он, являясь музыкантом от рождения, стал бы, наверное, в любом случае, - а композитора-барда, работающего с высокой поэзией на глубочайшем уровне взаимодействия, взаимопроникновения двух стихий: музыки и слова, - когда музыка не просто достойна стихов и адекватна им, но способна открывать в них новые грани, обогащать новыми или скрытыми до поры смыслами. Профессиональных композиторов, успешно работавших на этом поле, вообще всегда было не так много - можно назвать здесь имена Георгия Свиридова, Микаэла Таривердиева, Владимира Дашкевича, создавших прекрасные вокальные циклы на стихи поэтов-классиков; но пожалуй, за исключением некоторых, ставших очень популярными, романсов и песен из кинофильмов, эти их произведения все-таки остаются достоянием сравнительно узкого круга ценителей вокальной камерной музыки (вовсе не обязательно при этом являющихся и ценителями самой поэзии).
Никитин же, от первых исполненных им когда-то песен Окуджавы и Городницкого до собственных больших концертных программ под названием “Мы поём стихи” - представитель иной традиции петь и слушать поэзию, - традиции, укорененной именно в среде университетской и научно-технической интеллигенции и получившей широкое распространение под именем “авторской песни”. Здесь поэзия давно завоевала привилегированное положение главной, ведущей составляющей, по сути являясь основой и конечным смыслом всего творческого процесса. Причем барды-композиторы, пишущие музыку не на свои стихи, сделали для такого положения вещей ничуть не меньше, нежели “полные” авторы, поющие собственную поэзию. И здесь вклад Сергея Никитина, вскоре ставшего лидером всего композиторского направления авторской песни, трудно переоценить. Достаточно вспомнить лишь некоторые из его песен, ставшие, как это особенно ясно теперь, по прошествии времени, вехами в развитии жанра: “Диалог у новогодней елки” и “Сон об уходящем поезде” (ст. Ю.Левитанского), шекспировские “Сонеты” (в перев. С.Маршака), цикл “исторических” песен о царе Иване и “Певец разлук” (ст. Д.Самойлова), “Снег идет” (ст. Б.Пастернака), “Времена не выбирают” (ст. А.Кушнера), “Переведи меня через майдан” (ст. В.Коротича в перев. Ю.Мориц), “На стоянке” и “Когда мы были молодые” (ст. Ю.Мориц), “Брич-Мулла” (ст. Д.Сухарева), цикл песен на стихи Г.Шпаликова, “Илья” и “Зычный гудок” (ст. О.Чухонцева), “Кузнечики” и “Отнятая у меня” (ст. А.Тарковского), “Напрасно” (ст. А.Фета)…
Кроме написания собственных песен, Никитин, будучи сам замечательным исполнителем, еще во время учебы в университете организовал и затем возглавляп прославленные исполнительские коллективы, немало сделавшие для пропаганды и популяризации лучших произведений жанра. В репертуаре первого из них, мужского квартета (1963 - 67), возникшего на базе физфаковской агитбригады, участником которой Никитин стал на первом же курсе университета, помимо студенческого фольклора и песен факультетских авторов (“визитной карточкой” квартета была написанная физиком Сергеем Крыловым “Зимняя сказка”, вскоре разошедшаяся по стране на правах безымянной “народной” песни), входили также песни Юлия Кима, Александра Городницкого и Александра Дулова. Созданный позднее квинтет (просуществовавший до 1977 г. и также состоявший из студентов-физиков, среди которых была, кстати, и жена Сергея, Татьяна Никитина(родилась 31-го декабря 1945-го года) пел почти исключительно классику жанра и даже в известном смысле “делал ее” своим великолепным исполнением, вводя эти песни в общекультурный обиход. Несколько поколений студентов, а затем и остальное население страны именно с голоса никитинского квинтета впервые узнало и сразу полюбило “Сентиментальный марш” (Б. Окуджава), “Я вас люблю, мои дожди” (В. Егоров), “Когда я пришел на эту землю” (Н.Гильен - Г. Христофоров), а также “Амазонку” (ст. Р. Киплинга), “Лошади в океане” (ст. Б. Слуцкого), “Контрабандисты” (ст. Э. Багрицкого) и другие песни Виктора Берковского, который в те годы не выступал сам со сцены. В 1972 г. квинтет стал лауреатом 3-го Международного фестиваля политической песни в Берлине. За всеми успехами коллектива прежде всего стояли талант аранжировщика и титанический труд его руководителя, получившего в 1978 году премию Московского комсомола в области литературы и искусства “за создание и исполнение песен” (песня “Маленький трубач”).
В “квинтетские” годы сложился и исполнительский дуэт Татьяны и Сергея Никитиных, существующий и поныне. Творческий союз единомышленников, людей, близких по духу, оказался весьма успешным и плодотворным, причем Татьяна всегда играла в нем важную роль не просто партнера по сцене, - она является главным советчиком, самым первым слушателем и “судьей” (а иногда, бывает, и прямым соавтором) написанного. В исполнении дуэта Татьяны и Сергея Никитиных записано более полутора десятков пластинок и компакт-дисков как с песнями самого С. Никитина (в т.ч. “Под музыку Вивальди”, 1994; “Избранное”, 1994; “Большой секрет для маленькой компании”, 1995; “Золотая Брич-Мулла”, 1996; “Поле чудес”, 1998; “Времена не выбирают”, 1999 и др.), так и с песнями других авторов (“Часовые любви”, 1997 - песни Булата Окуджавы; “Наш разговор”, 1999 - песни Александра Дулова; “Со мною вот что происходит”, 1999 - песни на стихи Е. Евтушенко и ряд других).
Долгое время Никитины совмещали активное концертирование с научной работой ученых-биофизиков (оба закончили аспирантуру; впоследствии - кандидаты физико-математических наук). В 1990 г., оставив науку, Татьяна стала заведующей отделом культуры Октябрьского райисполкома Москвы, потом зампрефекта Центрального округа, а с 1992 по 1994 гг. работала зам. министра культуры России (министром тогда был Евгений Сидоров). В конце концов, порядком устав от сражений на административном фронте за отечественную культуру с, мягко говоря, равнодушным к этой культуре чиновничеством, она ушла работать на итальянскую фирму, занимающуюся арт-бизнесом. Ее “зарубежная” деятельность во многом по-прежнему связана с отечественной культурой; в частности, она устраивает выставки и организует всевозможную рекламу для наших художников на Западе.
В 1987 г., за несколько лет до Татьяны Никитиной, расстался с физикой и Сергей, полностью переключившись на творческую деятельность. Некоторое время он состоял в штате театра-студии Олега Табакова, заведуя в нем музыкальной частью, занимался музыкальным оформлением спектаклей, написал музыку к целому ряду постановок, в т.ч. к “Двенадцатой ночи”, “Кастручче” (1988), “Я хочу сниматься в кино” (1990) и др. С 1995 года он - свободный художник и занимается реализацией собственных проектов.
Но вообще-то композиторская работа Никитина в кино и театре началась задолго до того, как он формально приобрел статус профессионального музыканта. Впервые это произошло в 1967 г., когда его, студента-пятикурсника, тогдашний режиссер Театра-студии МГУ Петр Фоменко пригласил написать музыку для спектакля “Человек, похожий на самого себя, или Вечер Михаила Светлова”. Сам Никитин вспоминает об этом как об очень важном для себя событии, - не говоря уже об общении с интереснейшими людьми, приходившими на спектакли и посещавшими репетиции студии Фоменко (среди них были, например, Юлий Ким и Петр Якир, Лиля Брик, Константин Симонов и Леонид Утесов), эта работа стала для него первым опытом осознанного творческого погружения в мир поэзии и личности поэта, на стихи которого писалась музыка (позднее подобное “погружение” происходило со стихами Юнны Мориц, Давида Самойлова, Геннадия Шпаликова, Дмитрия Сухарева…). Результатом стал цикл песен на стихи Светлова, но главное - именно с этого времени у Никитина началось серьезное увлечение поэзией, отношение к ней не просто как к источнику текстов для песен, а, выражаясь словами Юнны Мориц, “рыцарское служение” ей.
Первая работа Никитина в кино - телефильм “Морские ворота” (1974), для которого в соавторстве с Виктором Берковским и Юрием Визбором (которому принадлежат стихи) было написано нескольких песен. Всех участников этой работы связывала тесная дружба, естественным образом продолженная в творческой сфере: они и потом неоднократно соавторствовали в написании музыки и песен к различным теле- и кинофильмам, спектаклям и радиопостановкам. Совместно с В. Берковским, в частности, была написана музыка к спектаклям “Мэри Поппинс” (театр им. Ермоловой, 1976) и “Коньки” (ЦДТ, 1977), к музыкальному спектаклю “Али-Баба и 40 песен персидского базара” (сценарий В. Смехова, первая постановка в 1979), “Большая докторская сказка” (радиоспектакль по сказке К. Чапека, 1977), а песни Никитина на стихи Ю. Визбора вошли в целый ряд документальных телефильмов студии “Экран” (“Мурманск-198”, “На полюс”, “Земля, улетаем надолго” и др.). Помимо этого, С. Никитин является композитором (и автором прозвучавших там песен) еще целого ряда теле- и кинофильмов: “Почти смешная история” (Экран, 1977), “Москва слезам не верит” (Мосфильм, 1979), “Старый новый год” (Экран, 1980), “Поездки на старом автомобиле” (“Мосфильм”, 1987), нескольких мультфильмов (“Сказка о потерянном времени”, “Большой секрет для маленькой компании”, “Мальчик шел, сова летела” и “Волчья шкура”) и спектакля “Полоумный Журден” (Центральный театр кукол, 1983).
Несколько музыкальных произведений для театра Никитин написал совместно с поэтом Дмитрием Сухаревым, своим близким другом и постоянным соавтором, который выступил автором либретто. Два из них были поставлены различными театрами как в нашей стране, так и за рубежом. Премьера оперы-водевиля по рассказу А.П. Чехова “Предложение” состоялась в 1989 г. в театре “Третье направление”; затем в 1990 г. он был поставлен в театре “Школа современной пьесы” под названием “А чой-то ты во фраке?” (и продолжает успешно идти там уже более 10 лет); спектакль шел также в Тверском областном театре и Theater del Altmark города Штендаль (Германия). Вторая пьеса - водевиль “Актеры меж собой” - поставлена в Театре наций в 1996 г.
Продолжается и сотрудничество с телевидением: в 1999 г. канал “Культура” осуществил запись большого цикла тематических концертов Сергея Никитина, проходивших в Доме-музее Булата Окуджавы в Переделкино; серия передач с этими выступлениями уже несколько раз была показна на экране.
Еще одна “приоритетная” сфера деятельности, на что Никитин никогда не жалел сил и времени, - это то, что можно бы скучно обозвать “работой с детьми”, - но что “в никитинском исполнении” всегда превращается в самый настоящий праздник. В его жизни это нечто наподобие “общественной нагрузки” - поскольку ни в каком педагогическом штате он никогда не состоял, так что педагогического стажа не приобрел. Зато у песенки про пони, написанной на стихи Юнны Мориц еще в 1965 г., когда автор был студентом, и по-прежнему продолжающей оставаться “в ходу” у детей и их родителей, - стаж вполне солидный. И у других песен Никитина для детей - а он пишет их всю жизнь - столь же счастливая судьба: они нравятся детям, и те с удовольствием их слушают и поют сами (впрочем, и “бывшие дети” тоже!) Многие из самых знаменитых никитинских детских песен (начиная от тех самых “Пони”, которые “девочек катают” - до “Любимого пони”, одной из последних) написаны на стихи Юнны Мориц:”Ванечка-пастух”, “Слониха, слоненок и слон”, “Большой секрет для маленькой компании”, “Собака бывает кусачей”, - ну и, конечно, “Резиновый ежик”, хит всех времен и народов “от двух до пяти”. “Окучивание” детей не ограничивается чисто композиторской работой: Никитин регулярно устраивает для них большие концерты-праздники, куда приглашает “хороших и разных” поэтов и музыкантов, где звучат не только бардовские песни, но и классика, и джаз, и фольклор, выступают юные музыканты и актеры. Вот уже более 10 лет во Дворце детского и юношеского творчества на Воробьевых горах ежемесячно проходят так называемые “Никитинские встречи”, - клуб, где собирается детвора (начиная с трех лет) со своими мамами и папами - послушать хорошую музыку, подпеть гостям на сцене (а то и подплясать, что особенно охотно проделывают самые маленькие).
За все эти годы вид барда Сергея Никитина, окруженного со всех сторон малышами, с энтузиазмом, хоть и не всегда стройно, подтягивающими бессмертного “ежика”, стал уже привычным (“Чем хороша детская аудитория, - шутит он, - каждые пять лет подрастает новое поколение - и опять требует “про ежика”“), - но с некоторых пор он всё чаще стал появляться на сцене также и в окружении молодых профессионалов. Студенты и выпускники “гнесинки” и консерватории, флейтисты (нынешний лауреат Всероссийских и международных конкурсов флейтистка Татьяна Ларина когда-то тоже участвовала в “Никитинских встречах” в качестве “юного дарования”), виолончелисты, пианисты, струнный “Москва квартет” - всем этим молодым музыкантам интересно работать с Никитиным, исполнять его музыку и просто выступать вместе в концертах “Классического проекта”, которым он увлечен в последнее время. Возможно, очень скоро звучание классических инструментов в произведениях авторской песни, до сих пор преимущественно “гитарной”, станет обычным делом, - жанр развивается, и неустанный творческий поиск барда и композитора Сергея Никитина, продолжающего работать, искать, творить, увлекая за собой всё новые молодые силы, - надежное обеспечение этого процесса.
В 1995 году Сергей Никитин был удостоен звания Заслуженного деятеля искусств России, а в 1997 г. Татьяна и Сергей Никитины стали лауреатами Царскосельской художественной премии - с замечательной формулировкой “За многолетнюю преданность русской поэзии”. Но, пожалуй, награда, которой Никитин более всего дорожит - стихотворение Булата Окуджавы, написанное к его 50-летию и посвященное Сергею Никитину:
Знаком он по песенке старой, и все-таки он не артист. Он всем нам привычен с гитарой, и все же он не гитарист. Немало нам песен пропевший, споющий еще не одну, он физик, к стиху прикипевший, ученый, влюбленный в струну. Как впору ему этот свитер! Как точен аккомпанемент!… Он прежде всего - композитор, но главное - интеллигент. 1994
Этот человек погиб через несколько секунд после того, как был сделан снимок.
Это фото носит название «Комбат». Оно не является постановочным и не является кадром из фильма.
12 июля 1942 года возле села Хорошее фотограф Макс Альперт успел сделать снимок человека, поднявшего роту солдат в атаку, и тут же осколок снаряда разбил камеру. Фотограф решил, что кадры испорчены и не стал записывать имя человека, которого сфотографировал. Уже позже, проявляя пленку, он увидел, что кадр получился превосходным.
Личность человека на фото через некоторое время определили – его звали Алексей Гордеевич Еременко.
Источник: мы каждый день рассказываем о людях, оставивших след в истории. Подписывайтесь, чтобы не потерять Герои СССР
В 1569 году большое, рыхлое и любившее крепко выпить государство, называвшееся Великим Княжеством Литовским, оказалось в состоянии глубокого кризиса. Кроме Литвы, в него входили Белая и Малая Русь. Впрочем, никаких белорусов и украинцев еще не было. Как не было белорусского и украинского языков. В тогдашних документах предки белорусов и украинцев назывались «народом христианским русским литовским», а пращуры русских — «народом русским московским». Все еще хорошо помнили, что во времена домонгольской Руси все это был один народ.
Правили в литовской Руси магнаты — по-нынешнему, олигархи — князья Радзивиллы, Острожские, Вишневецкие и Ходкевичи. Шляхта почти не имела прав. Точь-в-точь, как многие нынешние бизнесмены-депутаты, являющиеся заложниками так называемой партийной дисциплины и не смеющие даже хвост поднять. По сути, мелкие шляхтичи были чем-то вроде наших бандитов 90-х. Магнаты, то есть, вожаки банд, давали им немного разбогатеть за счет грабежа малых мира сего, но держали в строгости. Чтобы место знали. Простой народ, тем не менее, жил в относительной свободе — крепостного права не существовало.
Зато рядом лежала великим соблазном Польша — веселая страна, где своих магнатов почти не было, как и сегодня своих олигархов, а шляхтичи держали себя гордо. Они эксплуатировали нещадно крепостных, хотя те были такие же ляхи, как и они, а управляли страной, жарко обсуждая все самые важные вопросы на Сейме — не менее буйном, чем наша нынешняя Верховная Рада.
Хотя Литва и Польша считались отдельными государствами, но правил ими один король из литовской династии Ягеллонов — Сигизмунд II Август. Такой порядок завелся еще с 1385 года, когда в Польше вымерла местная династия, и на престол пригласили предка Сигизмунда — Владислава Ягелло.
Но в 1569 году Ягеллоны сами оказались в ситуации «вымирающих». Сигизмунд II Август доживал век бездетным. Его любимую жену Барбару Радзивилл отравила мамаша короля — Бонна Сфорца из итальянского герцогского рода. Злобная свекровь люто ревновала сына к литовской красавице. До самой смерти Сигизмунд вспоминал свою супругу и даже умер в комнате, задрапированной черной тканью в память по любимой. Мамашу его, правда, тоже отравили, когда она вернулась в родную Италию с обозом серебра, вывезенного из польских поместий. Но делу процветания двух государств это уже не помогло. По всему было видно, что после смерти Сигизмунда Августа придется им разойтись каждому своей дорогой, в связи с пресечением династической унии по совершенно естественным причинам.
Ситуацию усугубляло то, что на востоке Литвы окрепла Московская Русь. Ее великий князь Иван Васильевич Грозный объявил себя царем и даже собирался предложить свою кандидатуру на должность литовского князя и польского короля после легко прогнозируемой смерти Сигизмунда. Литва, ко всему прочему, еще и вела войну с Москвой — вялую, вроде нынешней торговой «войны» Украины с Российской Федерацией. То литвины чего-то у московитов стащат, то московиты литвинов кинут на границе на бабло. Но московитов было больше, и они брали верх, вторгаясь в земли нынешней Белоруссии дворянской конницей и татарскими отрядами.
Самое смешное, что Польша при этом оставалась в стороне и не спешила на помощь Великому Княжеству Литовскому. Мол, король у нас один, но государства разные, и общей границы у свободного польского народа с Русским царством нет. Чего же нам воевать?
НА ДВУХ ТРОНАХ СРАЗУ. Сигизмунд Август, который был, тем не менее, еще жив, несмотря на этот бардак, замешанный на тогдашнем международном праве, не хотел еще при жизни лишиться литовской короны. Ему нравилось сидеть сразу на двух тронах. Да и литовские магнаты, которые рисковали лишиться своего положения, напирали на короля: ты же наш великий князь, кроме всего прочего, сделай что-нибудь — заставь поляков поднять задницы!
Сигизмунд кинулся к полякам: «Спасите!» Те ответили: «Мы, конечно, поможем. Только давай сделаем так, чтобы после твоей смерти, Сигизмунд, нового короля мы выбирали с литвинами на общем Сейме, а Подолию, Волынь и Киевщину пусть Великое Княжество Литовское передаст Королевству Польскому за помощь, оказанную в войне с московитами. Потому что мы — люди европейские, и просто так, из братских чувств, не воюем — только из выгоды».
Как видите, никакой искренностью между Польшей и Литвой даже не пахло.
Чтобы решить наболевший вопрос, в январе 1569 года в польском городке Люблин открылся первый общий польско-литовский Сейм. Дебаты шли до середины августа. Если бы не жатва, заседали бы до бесконечности. Только необходимость вернуться в поместья, чтобы присматривать за крепостными, ускорила процесс. Вожди литовской партии Николай Радзивилл Рыжий и Ян Ходкевич считали, что цена за объединение чрезмерна. Депутатам от Литвы (то есть, от Белой и Малой Руси тоже) они просто показывали кулак: молчите, если посмеете пикнуть, мы вас в порошок сотрем, когда вернемся домой! Но те все-таки тайком бегали к королю и жаловались на двух вельможных «бандитов».
В одну прекрасную ночь Ходкевич и Радзивилл просто сбежали, чтобы сорвать работу парламента. Тогда Сигизмунд Август, вопреки всем законам, издал указ о передаче Киевского и Брацлавского воеводств из Великого Княжества Литовского в Королевство Польское. Нескольких чиновников, отказавшихся присягать Польской Короне, он тут же лишил должностей. Шляхта Литвы хотела получить такие же права, как и польская. Она перешла на сторону короля и «европеизаторов». Магнаты Великого Княжества Литовского — князья Острожские, Вишневецкие, Чарторийские, Сангушки во главе с одумавшимся Яном Ходкевичем вернулись на Сейм и сели на свои места в верхней палате — Сенате. Ходкевич слезно просил короля не передавать их Польской Короне «на рабство и стыд». Было видно, что магнаты боятся потерять то, что у них пока еще осталось.
1 июля 1569 года Литва и Польша объединились «как вольные с вольными, как равные с равными», но земли нынешней северной Украины Великому Княжеству так и не вернули, мотивируя тем, что магнатам не нужно было уезжать с Сейма. Мол, принятые законы обратного действия не имеют. Польша обещала не обижать православных, не нарушать их прав, государственным языком Великого Княжества Литовского объявили русский, православную шляхту уравняли в правах с католической, а против Ивана Грозного начали общую войну и даже выиграли ее.
ПОДПИСАЛИ И ПЛЮНУЛИ. Тем не менее, сразу же после подписания Люблинской унии этот «малый Евросоюз» — новосозданная Речь Посполитая — тут же стал наезжать на права русинов. В 1596 году православную церковь в Бресте подчинили римскому папе. Фактически в общем государстве правила польская католическая партия. Вишневецкие, Острожские, Сангушки, Чарторийские и прочие князья один за другим стали переходить из православия в католицизм. За ними потянулась мелкая шляхта.
Верхушка Западной Руси ополячилась. Радзивиллы приняли протестантство и мечтали вернуть Литву во времена независимости. Крестьянство Киевщины и Волыни, впервые попав в крепостное рабство, роптало и бежало к казакам — на Украину — пограничные земли за Каневом и Черкассами у Дикого Поля. Результатом Люблинской унии стала серия казачьих восстаний. Наливайко, Трясило, Остряница — имена предводителей этих бунтов ввергали в ужас всю Речь Посполитую. Упрямые ляхи не хотели отступать в своем движении на восток. Не менее упрямые русины не желали сдаваться. Символом Южной Руси стал казак, не знающий пощады.
Все закончилось в 1648 году Хмельнитчиной, а вслед за ней Потопом — для Польши и Великой Руиной — для Украины.
ПРО ТРЕТЬЕГО ЗАБЫЛИ! Люблинская уния была союзом двух политических шляхетских наций — польской и литовской. Но в Речи Посполитой был еще и третий народ — русский. С таким же литературным языком, как в Москве и такой же верой. Именно он оказался обделенным в результате хитрых маневров польской верхушки. Среди русинов после смерти Богдана Хмельницкого в 1657 году существовало две партии — пропольская и промосковская. Первая считала, что можно договориться с Варшавой о превращении Речи Посполитой из государства двух народов в державу трех. Выразителем этой идеи оказался бывший генеральный писарь Иван Выговский, обманом, безо всяких выборов пробравшийся на место гетмана.
Выговский был юрист и шляхтич, попавший в плен к казакам в 1648 году. Образованных людей у Богдана почти не было. Даже полковники его были наполовину безграмотными. А бумажными делами кому-то нужно заниматься! К тому же Хмельницкий испытывал к Выговскому еще и человеческую симпатию. Богдан умел поворачивать к себе людей лучшей стороной. Но после смерти его вчерашние соратники показали себя во всей красе — ведь все деятели Руины вышли из «гнезда» Хмельницкого. И Брюховецкий, и Дорошенко, и Тетеря, и Многогрешный!
Выговский, похитив с помощью юридических махинаций булаву (он объявил себя «временно исполняющим обязанности гетмана» — буквально «на тот час гетманом»), решил, что из московского подданства пора вернуться в польское. Он, естественно, читал все документы Люблинской унии и предложил полякам следующий гешефт: давайте, кроме Короны и Великого Княжества Литовского, выделим в Речи Посполитой третий субъект — Княжество Русское, в которое включим все подконтрольные Войску Запорожскому земли — Полтавщину, Черниговщину, Киевщину и Брацлавщину. Пусть верхушка казачества получит права польской шляхты, а православие вернет равные права с католичеством.
На дворе стоял 1658 год. Войска русского царя Алексея Михайловича занимали половину Речи Посполитой. С севера на Польшу наступали шведы. Естественно, в таких условиях король Ян Казимир легко согласился на план Выговского. Договор о новой унии, которую подписали в городке Гадяч (вот уж говорящее название!) поражал своей выгодой для казаков. Случившееся при Хмельницком предается вечному забвению — амнистия для всех повстанцев! Митрополит киевский и пять епископов станут польскими сенаторами. Кроме того, сенаторов можно будет избирать из православных шляхтичей. Податей казаки никаких Польше не платят. Тех из них, кого захочет гетман, король утвердит шляхтичами. Гетман Выговский будет до смерти киевским воеводой и генералом. Но в войне короля с Москвой казаки могут держать нейтралитет, хотя в случае нападения московских войск на казаков король с армией обязан их защищать. Титул Выговского будет — «Гетман русский и первый сенатор воеводств Киевского, Черниговского и Брацлавского».
Ян Казимир и Иван Выговский легко подписали эту чудную бумажку. Только она повисла в воздухе. Польский Сейм отказался ратифицировать такой договор, считая его крайне невыгодным. Шведов как раз отбили. Московитов потеснили. Так зачем договариваться с казаками? Да еще и защищать их при всяком случае? Польская элита не захотела поделиться властью с «русской нацией». Своих детей было полно, чтобы «сажать на уряды».
ВОПРЕКИ ПРОКЛЯТИЮ. Хитрые казаки тут же отступились от Выговского и повинились перед московским царем. У «на тот час гетмана» в руках, вместо козырей, осталась только мерзкий Гадячский договор, который в реальности не имел никакой силы. Бывший писарь и адвокат собрал пожитки и прямо из гетманской резиденции в Чигирине дал деру в Польшу — никем не понятый. Все его тонкие юридические построения оказались всего лишь несбыточной мечтой о «еврорае», где до самой смерти он был бы «генералом» и заседал в Сенате. В благодарность за оказанные услуги, поляки вместо этого расстреляли Выговского — как отработанный политический материал.
Словно предчувствуя судьбу Речи Посполитой, ее создатель Сигизмунд II Август попытался укрепить ее в завещании еще и проклятием: «Тот народ, который не выявит благодарности за эту унию и станет на путь отделения, пусть дрожит перед гневом Господним, что, по словам пророка, ненавидит и проклинает тех, кто сеет раздор между братьями». Как это по-европейски, не правда ли?
Однако ни проклятия, ни запугивание не помогли «евроинтеграторам» прошлого. В их делах не было главного — искренности и любви. А без этих двух компонентов сыпятся здания, возведенные на самом хитром расчете.
Сообщение отредактировал: IP - Ср, 17.04.2024, 23:13
Историк Евгений Спицын откровенно про 30-летие добровольного вывода советских войск из Германии, подписание Беловежских соглашений Борисом Ельциным, 35 лет с первой поездки Бориса Ельцина в США, оплаченную американцами кампанию «Голосуй или проиграешь», подкуп дивизий для путча, Вашингтонский обком в Москве, пустые прилавки магазинов, приватизацию и приход к власти Владимира Путина.
Это образец героического стиля. Невероятная сила и безупречность исполнения.
Еще раз напомню, что «Как закалялась сталь», «Тихий Дон» и «Повесть о настоящем человеке» были в полном смысле мировыми бестселлерами, и продавались на 50-70 языках миллионными тиражами.
Тогда на город двинулась вся армада вражеского флота. На Одессу обрушился град бомб, ядер, гранат. Орудия защитников города были устаревшими и особого урона врагу нанести не могли, а к полудню 5 батарей из 6 были выведены из строя. Осталась только батарея прапорщика Щеголева. Корабли противника приблизились к городу и обрушили всю свою мощь против этой батареи. Вперед выдвинулись три паровых фрегата, к ним присоединились еще три английских крейсера. Всего было 28 кораблей против одной батареи. Не числом, а умением и еще отвагой артиллеристы подбили три вражеских корабля. Шесть часов четыре орудия противостояли 350 орудиям врага. Десант, к которому готовились союзники, был сорван, а на следующий день объединенный англо-французский флот покинул рейд Одессы.
Героизм батареи был высоко оценен командованием. Все артиллеристы батареи были удостоены Георгиевских крестов, а командир Щеголев, минуя чин подпоручика, получил звание штабс-капитана и был награжден орденом Святого Георгия IV степени и почетным золотым оружием.
Сообщение отредактировал: IP - Пн, 22.04.2024, 22:17
Ленин. Русский. Гений. Национальная гордость. И тот редкий случай, когда гордость России, в общем ряду с Толстым, Достоевским, Чайковским, Гагариным и Королёвым - является ещё и гордостью человечества. Ибо он двинул это человечество вперёд и показал и русским, и миру - невероятные перспективы.
Теперь про всякое смешное и навязчивое.
Вот этот довод - «…всё бы и без Ленина развивалось» - мне нравится особенно сильно.
Давайте продолжим, друзья!
Раз вы такие умные, и придумали такой умный довод, что вам не лень его повторять сотни и даже тысячи раз, - подхватывайте, и продолжение хором:
Русь и без Владимира Красное Солнышко приняла бы христианство! Чего ему памятник поставили? И что, без Ярослава Мудрого никто б «Русскую правду» не сочинил бы? Не смешите! Запросто сочинили бы! И что, вы всерьез думаете, что без Александра Невского не нашлось бы никого, кто побил бы тевтонцев? В Московском княжестве и без Дмитрия Донского всё было готово к победе на Куликовом поле! Воссоединение Украины с Россией состоялось бы и без Алексея Михайловича! И вообще он слишком много прав им дал, а Правобережную Украину присоединить не смог! В целом, фигура переоцененная! Мы бы и без Петра прорубили окно в Европу!
…надоело уже читать?
Ну так и вы в равной степени надоели со своим: и без Ленина была бы «лампочка Ильича», ГОЭРЛО, бесплатное образование, бесплатная медицина, советская живопись, песня «Темная ночь», великое советское кино, 1945 год и полёт в космос.
Да-да. Всё было бы без него.
Но в действительности было при нём.
И при его преемниках.
А теперь - великая живопись, связанная с его жизнью и его именем. На самом деле - лениниана в соцреализме - такая же невероятно богатая страница русского национального искусства, как русская батальная живопись или русские пейзажи.
И все, кто воюют с Лениным - воюют и с огромным пластом русского (и мирового!) искусства, Ленину посвященного. И с Есениным воюют, и с Горьким, и с Маяковским, и с этими вот удивительными живописцами.
Работы Тимофеева, Волкова и Бернадского - особенно меня поражают.
Все эти кадры войны, тонко, точно, умело выхваченные - поразительны.
Но, конечно же, горько поражает - глаз не отвести - «Медсестра Наташа» Бута, и совсем другое чувство, сложное, но всё же счастливое «Весна 1945 года» Николаева.
Тридцать пять примерно лет тому назад в аудиторию одного весьма престижного вуза вошёл преподаватель, высокий, смуглый и без портфеля. Аудитория была большая, примерно на полтораста человек. Поточная аудитория, как говорили тогда, и в ней должна была состояться поточная лекция - для половины курса. Его неохотно, но вежливо приветствовали студенты, встав со своих мест. Тогда не сейчас - тогда требование приходить на лекцию в костюме или хотя бы в пуловере поверх сорочки с галстуком (для студентов) и в платье или в блузке под пиджаком делового стиля (для студенток) ещё не считалось измывательством и травмой. Короче говоря, студенты встали, потом сели, преподаватель подошёл к доске, взял кусок мела, написал «Социальная статистика» и обернулся к аудитории. - Друзья! - сказал он. - Меня зовут доцент Архангельский. К сожалению, профессор Вера Кузьминична Мальцева немного захворала и поручила мне провести первую лекцию этого чрезвычайно интересного и полезного курса. Я решил вместо введения ознакомить вас с главным, базовым принципом социальной статистики. Но для начала - давайте слегка взбодримся. Слегка, я бы сказал, повеселимся. Вы не против? - За! Мы - за! Конечно, давайте! - ответили студенты. Им понравился этот человек. Одна девушка, сидевшая в первом ряду, даже спросила: - Извините, пожалуйста, а как вас зовут? - Доцент Архангельский, я же сказал. - А имя-отчество? - не отставала студентка. - Гавриил Светозарович, - ответил он, опустив глаза. - Ой, а вы, наверное, серб? Или болгарин? - спросил кто-то ещё. - Такое отчество редкое. - Нет, - ответил доцент Архангельский. - Вы, наверное, хотите спросить, кто я по национальности. Честно скажу: не знаю. Или ещё честнее: никто. Сначала я думал, что я еврей. Потом спросил отца. Он сказал, что это неважно … Но хватит о личном. Давайте к делу?
- К делу! - нестройно ответила аудитория. - Смотрите, - сказал он. - Вас на потоке, я вижу, примерно сто человек. Староста курса тут? Сколько вас? Ага, сто десять, я не ошибся. Девушек поменьше, чем молодых людей. Вижу, что примерно вдвое меньше, то есть в целом на двух парней одна девушка, что совершенно не соответствует распределению полов в населении страны, в возрастной когорте и так далее - но полностью соответствует специфике данного вуза. Сейчас вам чуть-чуть за двадцать. Пройдёт тридцать или немногим более лет - и вам станет около пятидесяти. Плюс-минус. Время подведения итогов. Давайте представим себе, кем вы будете к пятидесяти годам. У вас будут семьи? Дети? Какая у вас будет работа, зарплата, вообще социальный статус? Давайте пока остановимся на этих характеристиках. Ну, диктуйте. Только не все сразу. Скоро доска заполнилась таблицами желаемого будущего. У всех были крепкие счастливые семьи, от одного до троих детей, и дети уже успели подрасти и поступить в вуз - причём у многих в этот же самый. Все занимали серьёзные начальственные должности (это не было пустыми фантазиями, потому что именно данный вуз традиционно был кузницей руководящих кадров); правда, кое-кто собирался пойти в науку, но там дорасти самое малое до профессора в вузе или руководителя подразделения в каком-нибудь НИИ. Несколько девушек, как бы в противовес общей тенденции, собирались стать «просто женой хорошего, надёжного человека». Точнее говоря, не собирались - а были согласны на такой поворот событий. Разумеется, под «хорошим, надёжным человеком» предполагался мужчина из предыдущего пункта - то есть большой начальник или крупный учёный. - Отлично! - сказал доцент Архангельский. - А теперь давайте попробуем посмотреть, как будет на самом деле. Согласно законам социальной статистики, которая - такая же беспощадная и неумолимая дама, как физика или, к примеру, физиология. «Отчего люди не летают?» - спрашивала Катерина из «Грозы». Летают, ещё как! Но - вниз. Ускорение свободного падения, и привет. Как ни кидай яблоко вверх, оно все равно упадёт на землю. Как ни питайся, как ни лечись - ты не молодеешь, а стареешь … - он обвёл глазами аудиторию. - Да, у нас не совсем обычный институт, в него трудно поступить, это кузница кадров, наш диплом открывает многие двери. Поэтому, конечно, хочется надеяться на всё самое хорошее. И в самом деле, судьба вашего курса, без сомнений, будет гораздо благополучнее, чем судьба ваших ровесников из какого-нибудь заштатного вуза. Но всё равно … - и он развёл руками. - Что вы имеете в виду? - спросила давешняя девушка из первого ряда; в этом «всё равно» она услышала угрозу. - И всё равно, - повторил он, - статистика неумолима. Из ста десяти человек на вашем курсе только десять или пятнадцать достигнут тех или иных высот. Утешайтесь: это очень много! В провинциальном вузе таких будет один человек, а может, и полчеловека на выпуск. Большинство будет на хорошем среднем уровне. Примерно четверть - на очень среднем. Голодать-бедовать не придётся, но - от аванса до получки. С хлеба на квас. Увы, человек пять, а может, и семь из вас вообще сойдут с круга. Говоря грубо - обнищают и сопьются, превратятся в полные ничтожества не только в социальном, но и в человеческом смысле. Да, и в человеческом тоже, не морщите носы! А что вы хотите от алкашей-бездельников или от весёлых пьющих дамочек? Извините. Я не имею в виду никого конкретно, особенно сейчас, когда вы все такие светлые, радостные, чистые и бодрые. Но социальную статистику не обманешь. Эти люди сидят вот здесь, в этой аудитории. Только не надо вглядываться в своих друзей! - усмехнулся он. - Всё равно не угадаете. Он прошёлся по залу и продолжал: - Но не всё так страшно! Теперь посмотрим на правый хвост распределения, где собрались самые лучшие. Только что принят закон о кооперации. Люди получат возможность зарабатывать очень большие деньги, заниматься бизнесом, не опасаясь уголовных статей. Так вот, один из вас будет богат, причём не по-нашему, по-советски, где 700 рублей в месяц считается заоблачным доходом, а на мировом уровне! Он станет мультимиллионером или даже миллиардером. Старые друзья просто физически не смогут с ним встретиться - он будет жить где-нибудь в Альпах, за многослойными кордонами секретарей и референтов. Так что попросить у него до получки - не получится. И ещё среди вас как минимум два миллионера. Девушки! - засмеялся доцент. - Не вертите головами! Не найдёте! А если вдруг вам покажется, что вы угадали, - не стремитесь выйти за них замуж вот прямо сейчас. Потому что они лет в сорок с вами разведутся и найдут себе юных красавиц. Мой совет - ну их к чёрту. Я не запрашивал в кадрах ваши личные дела, но я почти уверен - среди вас есть дети руководящих работников, в том числе и высокого уровня. Больше двух? Трое? Отлично. Мне совершенно не важно, кто это. Важно другое - никто из них не достигнет уровня своего папы или дедушки. Один будет так-сяк, средний класс. Второй - вроде богатый, но тоже не очень. А вот один из них попадет «на левый хвост». То есть сойдёт с круга, обнищает, сопьётся. Грустно? Мне тоже. Наверное, среди вас есть влюблённые парочки. Может быть, кто-то уже успел пожениться, а кто-то только собирается. Что ж! Не менее пяти пар счастливо доживут до серебряной свадьбы и будут жить дальше, в любви и верности, в окружении детей и внуков. Но будут и разводы - и простые, и ужасные. - Ужасные - это как? - спросил кто-то. - Ужасные в смысле подлости, злобы, обмана и алчности. С делёжкой имущества, с требованиями отдать назад свадебные подарки, с внезапным увозом детей и вообще с использованием детей в ссорах. Как это у Льва Толстого: «Она дралась Лидой, нашей младшей дочкой, а я дрался Васей, старшим сыном». Но беды с детьми тут только начинаются. У кого-то сын свяжется с криминалом и сядет, у кого-то дочь выйдет замуж в очень надменную семью, которая не захочет знать её маму с папой. Сколько горя, сколько слёз! Но этим покинутым родителям или родителям детей-уголовников будут завидовать другие. - Кто? Почему? - Те, у которых родятся дети-инвалиды. - Такие у нас тоже будут? - Две семьи, - сказал доцент. - И это будут две разные судьбы. Одна семья посвятит жизнь своему ребёнку. А другая - отдаст его, как бы это выразиться, в специализированное учреждение. В обоих семьях родители в итоге разведутся. В первой - кончатся силы, во второй - замучит совесть и взаимные упрёки. Но и это ещё не всё. Кому-то будет суждено похоронить своего ребёнка подростком. А кому-то - уже почти совсем взрослым человеком, студентом. - Грустно-то как … - А ещё грустнее, - покивал доцент, - что некоторые из вас не доживут до пятидесяти лет. - Ну и что нам теперь делать? - Вообще-то делать тут нечего. Но я смогу вам немного помочь. У нас осталось время до конца лекции. Я уйду, а вы разберёте себе эти роли. Кто на что согласен. Возможны компенсации: например, богатство в обмен на измену и грабительский развод. Или любовь в обмен на бедность. Ну и так далее. Напишете на листочках и сдадите мне. Имена-фамилии не обязательно. Я разберусь. Он быстро вышел из аудитории. Студенты зашумели. Кто-то легкомысленный сказал, что это просто шутка. Кто-то умный - что сто десять человек - это слишком маленькая группа, чтобы на ней всё отразилось. А один парень вдруг сказал, что клянётся взять себе больных детей и гнусный развод - но при условии, что он станет миллиардером. «Хитренький какой!» - засмеялись все. Миллиардером он, кстати говоря, стал; дети у него были здоровые и жена верная. Но, помня этот разговор и свою клятву, он отдавал огромные суммы на детские больницы и школы-интернаты. А его однокурсник, внук министра и на короткое время даже компаньон, разорился дотла и помаленьку спивался. Сидел в рюмочной на Пятницкой и рассказывал своему закадычному дружку - тоже бывшему однокурснику - как его обокрала жена при разводе. То ли смеялся, то ли плакал: «А ведь какая любовь была! И главное - наша девочка, генеральская внучка!». Вывезла из квартиры всё, включая электрические розетки и карнизы для штор. И сами шторы тоже. И детей. Ещё он рассказывал, что недавно обзванивал старых приятелей - и всё вышло, как этот Гаврила говорил: «Пашка спился, Санька умер, Лидка тоже тю-тю, у Верки и Вовки сын сидит, Боб без работы, а вот Аверьян - ого! Вице-губер. Но он один такой. Ну и так дальше. Всё верно мужик сказал. Статистика!». - А знаешь, кто был этот доцент Архангельский? - вдруг спросил дружок. Приблизил лицо и прошептал: - Архангел Гавриил! - Ну? - изумился внук министра. - Вот оно что, значит … - потом подумал и покачал головой. - Не! Не-не-не! Ерунда. Архангелы такие не бывают. Это она, вот эта … беспощадная социальная статистика. - Неумолимая и беспощадная! - кивнул дружок и пошёл к прилавку за следующей рюмкой.
Тогда на город двинулась вся армада вражеского флота. На Одессу обрушился град бомб, ядер, гранат. Орудия защитников города были устаревшими и особого урона врагу нанести не могли, а к полудню 5 батарей из 6 были выведены из строя. Осталась только батарея прапорщика Щеголева. Корабли противника приблизились к городу и обрушили всю свою мощь против этой батареи. Вперед выдвинулись три паровых фрегата, к ним присоединились еще три английских крейсера. Всего было 28 кораблей против одной батареи. Не числом, а умением и еще отвагой артиллеристы подбили три вражеских корабля. Шесть часов четыре орудия противостояли 350 орудиям врага. Десант, к которому готовились союзники, был сорван, а на следующий день объединенный англо-французский флот покинул рейд Одессы.
