«Покроется небо пылинками звезд, И выгнутся ветки упруго. Тебя я услышу за тысячу верст. Мы - эхо, Мы - эхо, Мы - долгое эхо друг друга».
Эти прекрасные строки Роберта Рождественского неотделимы от голоса Анны Герман. И в этом нет ничего удивительного, ведь песня «Эхо любви» была написана специально для нее. То есть, конечно, писалась она для фильма Евгения Матвеева «Судьба» — продолжения его же знаменитой «Любви земной», сверхуспешной картины 1974 года, в основу которого лег роман Петра Проскурина. Но дело в том, мысль «украсить» фильм голосом Анны Герман появилась у режиссера раньше, чем даже был написан сценарий.
Вот воспоминания Евгения Матвеева: «Как ни странно, но родился прежде всего голос. В моем режиссерском сознании, в моем ощущении родился голос хрупкий, нежный, ласковый, который мог бы передать тончайшие нюансы сложной любви. И это был голос Анны Герман. И когда я поделился этой мыслью с поэтом Робертом Рождественским, композитором Евгением Птичкиным и Петром Проскуриным, автором романа «Судьба», по которому я снимал фильм, они все пришли в восторг. Еще мы не знали слов, еще не знали музыки, знали лишь одно: должна петь Анна. Ее голос в состоянии передать все тонкости этого удивительного человеческого чувства - чувства любви». Песня была написана. Матвеев был в восторге от песни, и буквально через день в Варшаву к Анне Герман полетело письмо со словами и нотами «Эха любви». Ответ был получен практически моментально: «Тональность такая-то. Вылетаю. Анна».
Когда Герман приехала на студию, оркестр кинематографии был уже готов. Дирижер попросил репетицию, но певица, сняв туфли, встала за ширму солиста и сказала: «Давайте без репетиций! Запишем сразу!» Дирижер был в недоумении — как можно записывать без репетиции? — но послушался, и оркестр заиграл вступление. Когда Анна запела, у одного из скрипачей дрогнул смычок.
По словам того же Матвеева, исполнение было настолько проникновенным, что оркестранты не могли удержаться от слез, как и сам режиссёр. Песня была записана с первого дубля. Анна хотела спеть ее еще раз, но Матвеев, давясь от подступающих к горлу слёз, выбежал к Анне и умолял ее, оставить всё, как есть. Он был просто покорён щемяще - проникновенным исполнением певицы!
Анны Герман не стало через несколько лет после той записи. Но песня «Эхо любви» осталась символом великого чувства на все времена. Не случайно она заканчивается такими словами:
«И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, я знаю с тобой не расстанемся мы. Мы - память, Мы - память. Мы - звездная память друг друга».
Телеграмм выдает все без разбору. Единой лентой. -Огромное горе - погиб от тяжелых ран военкор. Чудесный молодой парень. Слезы друзей. Слезы семьи. Слёзы матери.
Тут же следом популярный блогер и его жена - бьютиблогер - фотки из Эмиратов. Красивая гламурная жизнь. Дорого весело богато. Покупайте/продавайте.
Практически без перехода: Дебильный фашизм и садизм западного мира потерявшего стыд и совесть: "Австралии разразился грандиозный скандал. Власти штата Виктория решили, что пристреливать надо не только раненых лошадей, но и то ли пострадавших, то ли не пострадавших от пожара коал. Чиновники послали зондеркоманду на вертолетах, и она расстреляла 750 сумчатых зверьков. Хотя была возможность их спасти и вывезти в другое место.
Это первый случай столь массового убийства коал. Бойню устроили в национальном парке Будж-Бим на западе австралийского штата Виктория. Об отстреле животных стало известно 18 апреля..."
Я закрываю ленту и вспоминаю. Семь лет назад была приглашена на юбилей к главе одной нефтегазовой корпорации. Юбилей классический. Столики. Рассадка по чинам. Я на правах женщины попадаю за ВИП-стол с генералитетом. Там руководство ИТ и Безопасности самой корпорации и силовых федеральных ведомств. Разговор заходит об охоте на медведей. И тут юбиляр рассказывает: - А вы знаете, мишки такие умные! Мы на них с вертолетов охотились на Камчатке. А они, чтобы спастись от пуль сверху, вставали в полный рост и прижимались к деревьям...
Тут я не выдержала (понимала, что Когнитиву это будет стоить контракта, но не выдержала). Встала и сказала что это трусость и садизм. И вышла. Со мной вышло еще два мужика. Остальные остались жопу юбиляру лизать. И обьяснять, что я человек не их круга
Произошла ФИЛЬТРАЦИЯ. С теми, кто тогда со мной вышел, мы дружим до сих пор. А юбиляр уже и не возглавляет корпорацию...
Сейчас вот тоже идет глобальная ФИЛЬТРАЦИЯ. А телега это очень высвечивает.
«Гаечка» — ещё один удивительный человек из 33-го полка. Стройная красавица-блондинка с длинной копной волос. С макияжем и маникюром. Бывший фитнес-тренер из Нижнего Новгорода. Её можно было бы назвать гламурной, если бы не военная форма и усталый взгляд. Милая с виду «Гаечка» поразила больше целей, чем Джон Рэмбо в кино.
Она командует отрядом БПЛА с ироничным названием «Русские орки». Ну, если так выглядят орки… то мы хорошо живём в нашем Мордоре. «Гаечка» воюет три года. Контракт подписала в 2022-м году, отправившись вслед за будущим бывшим мужем. В военкомате даже разговаривать не хотели, грозили вызвать полицию, чтобы прогнать её. Но она, упрямая, настояла и отправилась воевать. Сначала оказалась в вещевой службе, потом выучилась на оператора БПЛА. Теперь под её началом 40 бойцов.
— Инструктор говорил, что учить меня бесполезно, что никогда в жизни я летать не буду, — усмехается «Гаечка». — Но я выучилась, подписала новый контракт и поехала в Авдеевку. Потом были Новомихайловка, Константиновка…
"Гаечка" не использует FPV-камикадзе. Работает только с «мавиков». На FPV-дронах картинка пропадает, а ей важно видеть результат своей работы. Дистанция до противника — 3-4 км. Иногда два.
— Когда начали работать в Тарасовке, небо полностью контролировалось противником, — рассказывает «Гаечка». — Вражеской пехоты почти не было, но очень много «птичников», целый полк: «мадьяры», К-2, «мурамасы» и прочие. Их антенны стояли повсюду. Мы начали разбивать БПЛА-шные точки, чтобы наши штурмовики могли зайти.
Её сыну 11 лет. Живёт с бабушкой и дедушкой. Папа воюет на одном направлении, мама на другом. У пилотов БПЛА есть привилегия - наличие постоянной связи, в любой момент можно позвонить домой.
— Поначалу мне было сложно в армии, — признаётся «Гаечка». — Не потому, что я женщина и ко мне кто-то приставал. Сложно было доказать, что я — хороший боец и командир. Но когда увидели эффективность моей работы, вопросов больше не было.
Под её началом только мужчины. Смотрят на неё и не могут дать слабину.
В районе Тарасовки линия фронта давно не двигалась, и противник успел накопать окопов и настроить блиндажей. «Гаечка» оценивает уровень подготовки украинских бойцов так: пехота 4 из 10, птичники 10 из 10. Наша пехота лучше, а птичники не хуже.
— Наши дроны-разведчики выявляют цель, мы скидываем координаты FPV-шникам, в течение 10 секунд они вылетают и цель отрабатывают. Главное для нас— не подвести пехоту. Иногда приходится не спать по 3-4 суток, когда уже начинает что-то мерещиться. Но если на твоих глазах кто-то из ребят погибает, тут не до сна.
На шевроне их группы девиз «Идём на таран». Из всех технологий антидроновой борьбы (сетки, леска с грузом и прочее) выбрали самый простой и эффективный. Привязывают к «мавику» обычную деревянную палку и бьют ей по винтам вражеского беспилотника.
— От бойцов часто приходится слышать, что небо за противником. Как это изменить? — спрашиваю у неё.
— На нашем направлении так и было. Пока мы не пришли, — спокойно отвечает «Гаечка». — Теперь небо за нами. У нас есть план, мы по нему двигаемся. У противника больше расчётов БПЛА и дронов много. А нам приходится дроны экономить. Думать, как их применить похитрее. Воюем не числом, а умением.
Каждый немецкий авианалёт совершался строго по намеченному плану: ещё до начала войны немцы на своих картах отмечали особо важные объекты, которые должны были стать целью для бомбардировок. Среди них были и родильные дома, и школы, и больницы. Например, Институт охраны материнства и младенчества в Ленинграде значился как «объект № 708», «объектом 90» была детская больница им. Раухфуса, а под номером 102 – числился 1-й Ленинградский медицинский институт им. академика Павлова. Вероятно, особой мишенью был и старейший в стране роддом им. Снегирева в самом центре Ленинграда, и вновь открытый родильный дом на Фурштатской, где в течение всех блокадных лет на свет появлялись дети. Как это ни удивительно звучит – но за долгие и страшные 872 дня блокады в Ленинграде родилось 95 тысяч новых горожан!
Гитлеровское военное командование всеми силами стремилось уничтожить Ленинград и истребить его жителей. Варварские артиллерийские обстрелы и бомбардировки продолжались по несколько часов в сутки. Ситуация в городе усугублялась острым дефицитом продовольственных продуктов, нехваткой топлива и сильными морозами, наступившими зимой 1941 года. С первых месяцев вражеской осады города значительно увеличилась смертность среди населения - она превысила довоенные показатели в 19 раз.
Страшно представить, как среди бед, лишений, ужасов и смертей блокадного города выживали женщины и дети. А между тем, в невыносимых условиях происходило, казалось бы, «обыкновенное чудо» - женщины беременели и рожали. И это несмотря на то, что здоровье женщин репродуктивного возраста в тот период резко ухудшилось. Главными повреждающими здоровье факторами, по оценке медиков, стали голод, холод и ежедневное психическое напряжение от опасностей для жизни. Все эти факторы взаимно отягощали друг друга, усугубляя нарушения жизнедеятельности организма. Помимо алиментарной дистрофии, авитаминозов и гипертонической болезни, у женщин наиболее частым заболеванием тогда была аменорея – прекращение в организме ежемесячных циклических процессов...
При обследованиях в 1941–1942 годах взрослых женщин «аменорея военного времени» обнаруживалась у 80 % из них. Однако уже к 1943 году число страдающих аменореей сократилось до до 42%, а к весне 1944 года - их число уменьшилось до 16%. Считается, что значительный рост числа случаев «аменореи военного времени» в первые месяцы блокады был связан с фактором внезапности произошедшей катастрофы, а к 1944 году наступила некоторая адаптация к стрессовым ситуациям и улучшилось снабжение населения города продуктами питания. ⠀
Кроме прочего, вопреки всем ожиданиям, в городе, в котором ещё не была проведена операция по прорыву блокады, в 1943 году резко увеличилось количество браков — их было заключено на 13 % больше, чем в 1940 году. А за один только месяц 1944 года, до 27 января, пока Ленинград еще был в блокадном кольце, было сделано 1059 актовых записей о заключении брака. Тогда же, под конец блокады, произошёл и неожиданный всплеск рождаемости. По всем медицинским канонам этого просто не могло быть, но, по словам блокадного врача М. И. Фролова, «умереть должны были все», а «…они держались и жили вопреки научным расчётам…» ⠀
К осени 1941 года в Ленинграде работало 15 родильных домов. В связи с эвакуацией и близости фронта постепенно большинство из них перепрофилировалось в госпитали. К тому же врачи, акушерки и медсестры массово уходили на фронт (по призыву либо добровольцами), их число в городе сократилось втрое. Однако шесть роддомов продолжали работать даже в тяжелейшем 1942 году. Работали и женские консультации, и 80% будущих мам посещали их достаточно исправно, несмотря на голод, холод и непрекращающиеся бомбежки. ⠀
Всего за годы блокады в городе родилось более 95 тысяч маленьких ленинградцев, и по данным статистики, около 85% этих детей выжили на момент полного снятия блокады! Хотя по сравнению с довоенными цифрами (около 70000 родов в год) это было немного, но для истощённого города это был ещё один настоящий подвиг. Невзирая ни на что, сохранять ещё не рожденные и только что увидевшие свет жизни, выхаживать малышей и спасать их мам.
Жизнь побеждала смерть во многом благодаря деятельности медицинских работников Ленинграда. На всём протяжении войны и блокады они вели напряженную, упорную и самоотверженную борьбу за спасение жизни матерей и их малышей, делали всё возможное, а порой - и невозможное, для восстановления здоровья женщин и детей после родов.
«16 апреля, при налете противника, от прямого попадания авиабомбы, были разрушены две палаты и операционная, пострадали 7 человек, - говорится в архивных записях роддома на Фурштатской, - 22 декабря при артобстреле воздушной волной и осколками снаряда, разорвавшегося у ворот дома, было выбито 128 рам и покорежены наружные стены. ... В детском отделении 75 кроватей. Палаты светлые и чистые. Паровое отопление заменили временными печами, температуру поддерживали 20-22°С, в материнской палате значительно холоднее».
А условия, в которых приходилось работать врачам и акушерам, были поистине сложнейшими. Вот как описывал их профессор К. К. Скробанский, ведущий акушер города: «Работа в темноте, подчас в неотапливаемых помещениях, при отсутствии водопровода и горячей воды, с недостаточным количеством белья, с большой нехваткой обслуживающего, особенно медицинского, персонала - всё это требовало громадной затраты энергии от всех работников наших отделений. Часто не хватало хотя бы скудного освещения, тёплой воды, наличия чистого белья. В условиях суровой зимы 1941-1942 годов было особенно трудно поддерживать надлежащую температуру в помещениях, предназначенных для ведения родов, чтобы согреть как обнаженную мать, так и новорождённого. Даже этих минимальных условий для акушерской работы не могли иметь многие отделения и для их создания медицинским работникам часто приходилось предпринимать героические усилия: согреть воду и помещение, осветить палату, дать женщине, только что родившей, горячую пищу».
Сами истощённые акушерки и медсестры при бомбежках переносили тяжелобольных и новорождённых в подвалы. Сохранилось свидетельство о том, как в одну из ночей 1942 года медсестра Педиатрического института вынесла на своих руках в бомбоубежище 28 младенцев! В ту же ночь из сорока рожениц трое родили прямо во время артобстрела. ⠀
Рождение каждого ребёнка в таких условиях - уже само по себе было настоящим чудом. «Родился я в подвальном помещении, - вспоминает Михаил Жучковский, появившийся на свет в блокадном Ленинграде в мае 1943-го. - И в тот день тоже была бомбёжка. Стены затряслись, а бомба, оказывается, упала рядом, в Неву. Когда я родился, мой дед сказал, что больше никто из нас не будет ходить в бомбоубежище. Что нам там делать больше нечего. Понимаете, для него это всё было настоящим чудом, и я в каком-то смысле им подарил надежду и своим появлением доказал, что с нами ничего больше плохого не случится». ⠀
Конечно, экстремальные условия жизни будущих мам не могли не сказаться на физическом развитии младенцев. Уже с сентября 1941 года у женщин блокадного Ленинграда рождались дети с маленькой массой тела и небольшим ростом. По данным статистики, в первом полугодии 1942 года около 60% родившихся детей весили менее 2500 г, а до трёх килограмм «не дотягивал» практически никто. По сравнению с 1940 годом рост новорожденных уменьшился на 2 см, окружность головы и груди – почти на 1,5 см.
И даже после снятия блокады Ленинграда эти показатели не достигли уровня довоенного времени, оставаясь низкими ещё долго – сказались тяжёлые годы, пережитые женщинами. ⠀
Понятно, что маловесные, часто недоношенные дети были более подвержены разным заболеваниям - малыши часто болели бронхитами, пневмонией, авитаминозами, алиментарной дистрофией. Смертность среди детского населения в условиях блокады тоже была чрезвычайно высокой. В январе 1942 года она достигла своего максимума, когда в среднем за сутки только грудных детей умирало 260 человек. Всего же за время блокады умерли около 9050 детей в возрасте до 1 года.
Больше было и осложнений, связанных с беременностью и родами: так, смертность рожениц и родильниц в среднем по городу в первый год блокады составляла 5 %, а частота преждевременных родов — около 50 %. «По данным нашей клиники, — писал К.Н. Рабинович в 1942 году, — при применении той же терапии, смертность матерей порой, вместо обычных 3—5 %, достигает у нас 20 %, а в некоторых учреждениях Ленинграда доходит и до 30 %».
Однако город всеми силами старался спасти не только рожениц, но и будущих матерей от голода. Так, беременные женщины получали рабочие продуктовые карточки (600 г. хлеба), а с середины 1942 года - дополнительное питание, куда входило молоко, крупы, сахар и другие продукты. Дополнительно выдавались и витамины. ⠀
Удивительно, но сами роды в дни блокады проходили без особых сложностей. Медики, правда, отмечали преобладание быстрых и стремительных родов. В связи с этим, а также с отсутствием транспорта, значительно чаще женщины рожали дома – они просто не успевали добраться до роддома. Поэтому со второй половины 1942 года будущих мам стали госпитализировать заранее. И ослабевшие женщины были не против: ведь в роддомах не только выхаживали, но и кормили три раза в день. ⠀
А как же выхаживали блокадных детей? Ведь из-за истощения, конечно, у большинства рожениц молока было совсем мало. В роддомах стремились спасти всех детей, поэтому собирали молоко у всех родивших женщин и распределяли поровну между новорожденными, в первую очередь отдавая его самым слабым. Нередко женщины, чей ребенок не выжил, продолжали месяцами отдавать своё молоко другим детям, становясь их молочными мамами. Имя одной из них – Анна Никифоровна Тихонова. Её дочка, родившаяся в январе 1942 года, прожила всего две недели. В течение 1942 и 1943 годов Анна Никифоровна кормила малышей, работая в родильном доме. Родные ругали её, советовали экономить силы, ведь, как и все прочие жители города, она была истощена. Но она продолжала ходить в родильный дом и из последних сил обходила квартиры, в которых часто находила ещё живых малышей в уже холодных объятиях своих матерей…
Многим спасла Анна Никифоровна жизнь. И она была не единственной - в те страшные годы в Ленинграде отдавали своё молоко голодным детям сотни неравнодушных женщин. ⠀
«Женщины поступали на роды в крайне истощенном состоянии, с весом 38-40 кг. Многие кормить грудью не могли. Всё молоко, которое удавалось сцедить родильницам, распределялось на всех детей, по 50 мл на ребенка. Кормили детей из бутылочек с сосками, похожими на пипетки» - вспоминает бывшая медсестра роддома на Фурштатской.
А в дополнение к скудному количеству грудного молока учёные блокадного Ленинграда срочно работали над созданием детского питания - из того, что было доступно в голодающем городе. В 1942 году в Педиатрическом институте и находившейся при нём молочно-пищевой станции было разработано 14 рецептов соевой смеси, которая и спасала многих маленьких ленинградцев. Так, только смеси номер 3 (куда входила соя, экстракт солода, хвои, дрожжи) во время войны готовилось в количестве 1500 л в сутки, а соевой каши — до 500 л в сутки. Специалисты кафедры химии придумали и методику добычи восстановленного растительного масла из олифы.
Поэтесса Вера Инбер в поэме «Пулковский меридиан» так описывала это блокадное педиатрическое «чудо»: «Но встречный – в одеяльце голубом, Мальчишечка грудной – само здоровье, Хотя не женским, даже не коровьим, А соевым он вскормлен молоком...» ⠀
В октябре 1942 года при Ленинградском педиатрическом институте была организована молочная ферма из 3-х породистых коров. До конца года они дали 870 л молока, а в следующем году надой составил 12000 литров. В будущий год ферма получила пополнение - и уже 10 коров давали пищу новорожденным ленинградцам. ⠀
«Когда я родился, весил всего 1 килограмм 800 граммов, - рассказывает профессор, доктор медицинских наук Александр Шабров. - У мамы не было молока. Была только смесь — заменитель на основе сои. Меня спасали врачи Педиатрического института: то, что они сделали во время блокады — считаю настоящим подвигом. И он не имеет аналогов в мировой истории. Когда на исследовательскую деятельность нет времени, а нужно здесь и сейчас разработать рабочие методики поддержания жизни новорожденных».
В 1943 году существенных экономических изменений в жизни ленинградцев не случилось. Однако вопреки этому общая смертность с 1943 года стала поразительно уменьшаться, а рождаемость - повышаться. Но как такое могло произойти?
До сих пор ведутся научные исследования феномена родившихся детей в осажденном городе. Медики считают, что в последний период блокады сработали законы психодемографии. Определенные события - такие, как открытие узкого коридора для снабжения города в январе 1943 года, победа под Сталинградом и пленение немецкой армии фельдмаршала Паулюса — оказали влияние на общее состояние, вызвали социальный подъём и привнесли в жизнь ленинградцев чувство уверенности. ⠀
Значение психического состояния для репродуктивного потенциала отмечали многие работавшие в блокаду врачи. По мнению профессора М. Черноруцкого, в механизмах развития аменореи у женщин 1941–1942 годов ведущая роль принадлежала психосоматическому фактору. Улучшение женского здоровья в значительной мере определялось «...снижением нервного напряжения и положительными эмоциями в ожидании снятия блокады». ⠀
В 1944 году, после снятия блокады и возвращения некоторых эвакуированных ленинградцев, в городе снова наблюдался рост рождаемости, хотя смертность и рожениц, и малышей всё ещё оставалась высокой. Но уже стало легче, в тот год появилась на свет даже 21 двойня! Жизнь продолжалась...
Евдокию Николаевну Завалий немцы называли «Фрау Чёрная смерть».
Родилась Евдокия 28 мая 1924 года в селе Новый Буг Николаевской области. Она стала гвардии полковником морской пехоты и была единственной женщиной, возглавлявшей действующий на передовой линии фронта разведвзвод морских пехотинцев.
Когда отбирали бойцов на передовую, «Дусю» приняли за мужчину (была в гимнастёрке и галифе) и направили в 6-ю десантную бригаду. За взятие в плен немецкого офицера она была направлена в отделение разведки, командиром которого стала, после того как в одном из боёв командир взвода был убит, а она подняла всех в атаку. В этом же бою ранена, в госпитале открылось, что «Евдоким», 8 месяцев воевавший с десантниками, — девушка.
Командуя взводом, Евдокия освобождала Севастополь, штурмовала Сапун-гору (за этот эпизод награждена орденом Отечественной войны I степени), участвовала в боях за Балаклаву, Сахарную Головку и Керчь, переправлялась через Днестровский лиман, освобождала Бессарабию, воевала за освобождение Тамани, Туапсе, Новороссийска, высаживалась с десантом в румынскую Констанцу, болгарские Варну и Бургас, Югославию.
В ходе Будапештской наступательной операции захватила бункер немецкого командования. В числе пленных оказался генерал, заявивший, что плен позорный, потому что командир десантников девушка. За этот эпизод награждена орденом Красного Знамени. Со своим взводом перекрыла путь к отступлению немецким танкам. Десантники под её командованием подбили 7 танков. Кавалер 4 боевых орденов и почти 40 медалей. Почётный гражданин 8 городов.
Из интервью Евдокии Завалий:
«…Я ведь совсем девчонкой на войну попала, еще шестнадцати не стукнуло. Три раза бегала к военкому, а он мне все: «Молоко сначала подотри!» — «Какое молоко?» «Материно, не обсохло еще!» Но фронт приближался, и вскоре война сама пришла за мной…
…Поначалу, конечно, бывало, хмыкали хлопцы в мою сторону, но я внимания не обращала. Ничего-ничего, думаю, я вам еще покажу кузькину мать! Волю в кулак, очи озверелые и — вперед! Хотелось нос мужикам утереть, показать, что могу воевать не хуже, если не лучше их. И они привыкли ко мне, зауважали. Если бы не приняли как командира, сто раз была бы убита. Ведь немцы охотились за мной, после того как узнали, что «черными комиссарами» командует женщина, но ребята мои каждый раз выручали.
…Поднимаю их в атаку: «За мной!» Догоняют и обходят меня, прикрывая, бесстрашные, отчаянные — Жора Дорофеев, Петро Мороз, Саша Кожевников, три Димы — Ваклерский, Собинов и Седых... Каждый из пятидесяти пяти моих автоматчиков до сих пор стоит перед глазами, хотя никого из них уже нет в живых. Димка Седых бросился под танк с последней гранатой, Миша Паникахо заживо сгорел, облитый горючей смесью, но успел вскочить на вражеский танк и поджечь его. Ваня Посевных... Когда появился во взводе, смерил презрительным взглядом: «Бабе подчиняться неохота!» А в боях за Будапешт он прикрыл меня от снайперского выстрела, подставив свою грудь... До Победы дошли только 16 моих ребят, сегодня из нашего спецвзвода 83-й бригады морской пехоты осталась я одна.
…Я после войны ещё долго по ночам ходила в атаку. Кричала так, что соседи пугались. А бабушка молилась и говорила маме: «Это нечистый дух из неё выходит!» Наверное, благодаря этим её молитвам живу до сих пор, хотя трижды была похоронена…».
"Мама меня рожала долго, мучилась несколько часов. Соседки по палате всполошились, говорят: "А где же Лиза? Может, она померла…".
Когда мама по стеночке, чуть живая зашла в палату, то на вопросы, что так долго, она через силу ответила: "Я же вам сказала, что буду рожать королеву, я ее родила…". Это мне мама рассказала давным-давно. Во мне очень многое, если не все, от корней, от земли, если хотите. Родилась я в Башкирском городке Белебее, оттуда меня мама на руках увезла. Я там больше никогда не была. Никогда… Потом была деревня Напольная, в которую меня мамочка отправила к бабушке в Рязанскую область. Невероятно, но весь этот дух деревни во мне остался. Я спала на русской печке. Мама приехала за мной: "А где Инночка?" Бабушка отвечает: "Она спит". Мама меня будит: "Дочка, дочка…". Я открываю глаза, она говорит: "Здравствуй, дочка". Я ее спрашиваю: "А ты кто?"… Помню это так, как будто было вчера…
Почему меня назвали Инна? Я родилась в 1943 году. Мама написала папе: родилась девочка, как ты думаешь ее назвать? Он пишет - назови ее Ирина. Мама подумала, что в деревне все будут звать меня Арина, и не захотела этого. Так и назвала меня Инна. А вообще мне Арина очень нравится. Большая часть детства прошла в селе Коренево, что в Подмосковье, у другой бабушки. Кстати, несколько лет назад там поставили памятник моей героине Паше Строгановой из фильма "Начало". Это как-то необычно для меня. Да, необычно, но не более… ⠀
Помню тетку, у которой был сад. Я так ждала, когда курочка снесет яичко, брала это яичко и шла к той тетке. Отдавала ей, а она собирала мне упавшие яблоки с червячками. И мы с соседской девочкой сидели в стоге, ели червивые яблочки и разговаривали. Нам лет по шесть, не больше. Вся Россия начиналась с этого стога, с этих яблочек. А вы спрашиваете, как Ася Клячина получилась. Из того самого стога и получилась. Не люблю говорить про патриотизм, любовь к Родине, скрепы. Зачем говорить? Это надо чувствовать - тихо и глубоко. Когда я пришла поступать в театральный, в приемной комиссии спросили: "Девушка, ты в зеркало-то на себя давно смотрела?!"... Я расплакалась. Потом сказала себе: "У меня своеобразное лицо, не каждому дано оценить!". И все равно поступила. В Щепкинское, где меня, похоже, просто пожалели. Я полжизни прожила в нищете. Устраивалась в ТЮЗ так. Прихожу к директору: "Поздравляю, мы взяли вас. Будете получать ставку суфлера - 45 рублей". У меня так сердце раз - и упало. Смотрю на него и говорю: "Ну, что же, очень рада была с вами познакомиться. Всего доброго". И повернулась. Он мне: "Вы куда?" - "Домой". И уже когда я открывала дверь: "Ну, ладно, ладно, 75." Вот так жили. Поначалу кого я только не играла: и Бабу-ягу, как моя героиня в фильме "Начало", и Свинью с Лисой в детских сказках. Ждала своего часа. Дождалась. А кто-то всю жизнь положит, а шанс ему так и не выпадет. Считаю, что такое призвание от Бога, который предназначает тебе ту или иную судьбу. Поэтому если есть у тебя сильное желание (я бы даже сказала - недуг) стать актером или режиссером, никуда ты от этого не денешься. Потребность играть будет выше, важнее внешних атрибутов профессии. А популярность, честно говоря, - проверка на прочность. Не в этом дело, вовсе не в этом... После "Начала", практически биографического фильма, наступил четырехлетний простой. Госкино запретило снимать меня в главных ролях. Было сказано, что своим видом я... клевещю на государство, партию и красоту советского человека. Четыре года мы были без работы: Глебу Панфилову, а мы поженились после "В огне брода нет", не удавалось утвердить сценарии, а меня просто не снимали. Правда, потом у моего мужа не было ни одного фильма, ни одного спектакля без меня… Не выдержав вынужденного безделья, попросилась в "Ленком" к Марку Захарову. У меня было несколько историй, когда заходили журналистки после спектакля и первым делом спрашивали: "Как вы не боитесь быть такой страшной?". Я говорила: "Всего доброго. До свидания. У нас не будет разговора". "Как? А что?"... Они так и не понимали, что. Как-то в интервью меня спросили, смогла бы я уйти от мужа. И я ответила абсолютно честно: "Да, если бы встретила мужчину достойнее его". Но дело в том, что такого мужчины я до сих пор не видела и абсолютно уверена, что не увижу. Сильной энергетикой обладают практически все актеры, но только избранные чувствуют в профессии Бога. А если человек, чувствуя Бога, может существовать в нашей повседневности, - это уже признак гениальности. Любой характер, который тебе предстоит сыграть, можно подсмотреть. Надо не обижаться, а научиться извлекать из всех неприятностей жизни выгоду, чтобы использовать свой жизненный опыт в работе. Жизнь - наш главный режиссер! Моя генеральная тема в работе - размышление о женщине. О том, зависима она или нет, каким образом выходит из сложных жизненных обстоятельств. А выходит - каждая по-своему, потому что мы разные! Мне ближе женщины, которые в любых обстоятельствах сумели сохранить достоинство. Армен Джигарханян - гениальный был партнер - всегда слушал так, как будто этот текст слышит на сцене в первый раз в жизни. Внимательнейшим образом. А чаще бывает, что когда ты говоришь монолог, твой партнер отдыхает. Ему надо немножечко перевести дыхание, чуть-чуть отдохнуть. А Джигарханян напитывается твоим монологом и идет дальше. Кто его так воспитывал или он сам так созрел, не знаю. Как-то Елизавета II сказала Маргарет Тэтчер: "Не все вам под стать, госпожа премьер-министр. Я же должна думать и о других. О тех, кто просто обычный. Кто должен дважды прочесть текст, прежде чем понять. И я такая же, как они"...Вот такой я ее и показала в спектакле "Аудиенция". Любить и думать о себе надо, а вот жалеть себя - нет. И поступать надо так, чтобы в любой ситуации сохранять к себе уважение. Помню, как я в первый раз пришла в храм на исповедь и, как истинная материалистка, говорю своей крестной:
"В чем мне исповедоваться? Я ведь не грешный человек". А она так удивленно посмотрела на меня и отвечает: "Грешный! Все люди грешны!". И потом, когда батюшка стал со всеми нами разговаривать об отношении к родителям, детям, друзьям, я вдруг осознала, насколько же человек несовершенен! Вот в этом смысле надо себя любить и думать, как стать совершеннее, лучше... Жить надо так, чтобы иногда на тебя обязательно накатывало какое-то плохо объяснимое, но сильное, даже невероятное чувство. И когда в такие моменты тебя спрашивают: "Что с тобой?", отвечаю: "Прилив счастья!". Меня задевает только то, что проникнуто любовью. Сейчас много у людей горя. Но вокруг нас люди, и они помогут..." Инна Чурикова. - Инна - это личность, отмеченная Богом. Я бы разглядел ее в тысячной толпе, как увидел бы лицо Иннокентия Смоктуновского, Ролана Быкова, Аллы Демидовой, потому что такие лица - это чудо природы, как возникший за поворотом пейзаж: едешь-едешь и вдруг - чудо! Так вот, как чудо природы, так покорило меня лицо и все существо Инны Чуриковой. А какие у нее удивительные глаза! И каждый раз в новой работе мне думается, что я исчерпал и понял ее до конца. Но начинается картина, и я вижу, что ничего не понял, ничего не узнал...Глеб Панфилов__________ Автор поста: Татьяна Осипова
Яна Поплавская: Не два миллиона рублей, даже не 20 миллионов. А два МИЛЛИАРДА и двести МИЛЛИОНОВ И 768 тысяч 400 РУБЛЕЙ.
Футбольный клуб #Зенит не пожалел 12 млн евро ради 23-летнего нападающего из Аргентины Луисано Гонду. Также Зенит не пожалел 10 миллионов евро за Александра Соболева, который перешел в петербургский клуб из «Спартака».
Итого за двух игроков в мячик 22 миллиона евро. Или 2 млрд 216 миллионов 768 тысяч 400 рублей. Это не ученые, это не редкие хирурги, спасающие жизни. И наши клубы не выступают на мировых чемпионатах, потому что Россию из них исключили. Так к чему эти траты?
Если это российский клуб, если его главный спонсор «Газпром» (достояние страны), как возможно на это тратить такие деньги? Не на людей - беженцев из Курской области потерявших дом, не на медицину, не на помощь бойцам. Скольким людям можно помочь, имея 2 миллиарда рублей, когда в стране идёт война. Но для руководства Зенита нет войны, нет людей. Они не помогают даже «Эспаньоле» - добровольцам-болельщикам, которые воюют на СВО.
А кому нужны эти клубы без людей, без болельщиков, без зрителя?
"Однажды попала в больницу по поводу диабета. В коридоре увидела Шостаковича и завопила: "Какая радость вас видеть".
Страшно смутилась, и мы оба рассмеялись. Он мне тоже обрадовался.Спросил, люблю ли я музыку. Я ответила: если что-то люблю по-настоящему в жизни, то это природа и музыка.
Он стал дальше спрашивать: - Кого вы любите больше всего? - Я люблю такую далекую музыку. Бах, Глюк, Гендель...
Он с интересом стал меня рассматривать.- А оперу любите? - Нет, кроме Вагнера.
Он опять посмотрел. С интересом.- Вот Чайковский, - продолжала я. - написал бы музыку к "Евгению Онегину", и жила бы она. А Пушкина не имел права трогать. Пушкин - сам музыка... Не надо играть Пушкина... Пожалуй, и читать в концертах не надо. А тем более танцевать... И самого Пушкина ни в коем случае изображать не надо. Вот у Булгакова хватило такта написать пьесу о Пушкине без самого Пушкина.
Опять посмотрел с интересом. Но ничего не сказал. Я рассказала ему, как мы с Ахматовой слушали знаменитую "ленинградку" в Ташкенте, в эвакуации, как дрожали обе, слушая его гениальную музыку. В ней было все: было время наше, время войны, бед, горя. Мы плакали. Она редко плакала.
Рассказывала, с каким волнением слушаю 8-й квартет, как потрясла меня его музыка.
Был он таким тихим, кротким. Однажды поднял рукав пижамы, показал тонкую руку ребенка, сказал: "Посмотрите, что стало с моими руками". Жаловался, что к нему не пускают внуков, что смотрит на них в окно, а хочется с ними побеседовать, слушать их. "Ведь они так быстро растут", - говорил он печально.
И теперь, когда смотрю на его фото с доброй, ласковой надписью, хочется плакать. Я не имею права жаловаться - мне везло на людей."
Тамара Эйдельман (иноагент), все еще являющаяся заслуженным учителем России, про великого русского оружейника Михаила Калашникова: «Каким образом деревенскому парню с восьмилетним образованием удалось сконструировать оружие, которым вот уже больше полувека пользуется весь мир? В Ижевске, в музее Калашникова, висят фотографии сотрудников конструкторского бюро, в котором 28-летний Михаил создал свой автомат. Все как на подбор – интеллигентные еврейские лица. Не окажется ли когда-нибудь, что Калашникова "назначили" создателем автомата просто потому, что он больше подходил по анкетным данным?»
Вопрос в другом, кто сделал эту «заслуженным учителем России» и кто позволял ей 31 год воспитывать поколения детей в ненависти ко всему русскому?
…Здесь, к слову, возникает ещё и прямая ассоциация с ещё одним русским гением.
Подход тот же: «Каким образом деревенский, малообразованный Миша Шолохов в 23 года написал первую книгу "Тихого Дона"? Наверняка интеллигентные лица помогли! А этого назначили! По анкетным данным!»
Ну один же в один подход!
«Как эти руснявые малоумки могут что-то придумать вообще?»
Характерно, что самая боевитая часть антишолоховедения тоже, прямо говоря, того же, что Эйдельман, «интеллигентного» происхождения.
Но проблема вовсе не в их происхождении. А в том, что публикуют это – здесь. Звания даются им – здесь. И сознание детей они десятилетиями насиловали – здесь.
…Ничего не кончается. И даже когда нет рядом рук, поднимающих тебя, упавшего, не плачь.
Не будет рук – будет веревочка, за которую можно удержаться. Встань и иди дальше. Ты сможешь.
И не думай о завтра. Завтра и так будет, думаем мы о нем или нет. Не кори, не ищи виноватых, в конце концов, во всем виноваты мы сами – так или иначе. Я не верю в то, что все – к лучшему. Достаточно просто верить. Что так надо. А к чему – может, и поймем когда-нибудь.
Да. Не повторится многое. Но оно было. И оно – наше. И нашим останется. Слезами ли, счастьем, болью, с которой жить. Но – нашим.
Жалей. Не о прошлом, не о несбывшемся, жалей тех, кому, видит Бог, много хуже, чем тебе.
И прости. Всех тех, кто обидел, предал, оскорбил – так много чего можно написать, кто кому сделал плохого. Это вечная борьба добра и зла. И кто делал то или другое – по сути, не разобрать. У каждого своя правда.
Только не плачь. И ничего не бойся. Иди и делай. И все – получится.
Молодая ясноглазая блондинка пришла на первое занятие по сценарным курсам и села за парту, трогательно, словно школьница, сложив руки. Через несколько секунд в аудиторию войдет он. И все... Дальше их жизнь полностью изменится и никогда не будет прежней. Оба испугались этого чувства. В 1954 году тридцатилетняя замужняя поэтесса-фронтовичка, выпускница Литинститута, Юлия Друнина поступила на сценарные курсы при Союзе кинематографистов. Здесь она встретила своего преподавателя - пятидесятилетнего кинодраматурга Алексея Каплера, который тоже был несвободен.
Невероятно обаятельный, острослов, всеобщий любимец, снискавший зрительскую любовь, избалованный женщинами (среди которых была и юная дочь Сталина - Светлана Аллилуева, и красавицы-актрисы Татьяна Златогорова, Татьяна Тарновская и Валентина Токарская) Каплер посмотрел на худенькую светловолосую Юлию и потерял дар речи.
"А ведь я, правда, никогда не думал, что могу так мучительно, до дна, любить. Жил дурак дураком..." - позже скажет он о своем чувстве к Юле.
Увы, их страсть была преступной. Встречи, расставания, упреки, обиды, раскаяние, стыд. Возвращения, новые встречи. Мучительное чувство вины перед близкими.
У нее муж - поэт Николай Старшинов и маленькая дочь Лена. У него - жена Валентина Токарская, с которой он познакомился в воркутинской ссылке, получив десятилетний срок за антисоветскую пропаганду по официальной версии, а на самом деле за связь с несовершеннолетней Светланой Аллилуевой.
На Валентине Токарской Каплер женился сразу после возвращения из ссылки в 1953 году. Токарская - женщина, которой он многим обязан. Женщина, которая буквально спасла его в тюрьме своей любовью.
Юлия пыталась сопротивляться с этим "беззаконным чувством", сохраняя верность мужу, но как ей казалось, сдерживаемая, но безнадежная любовь к Каплеру все равно давала огромное счастье, вдохновляла на такие стихи, ставшие своего рода "визитной карточкой" ее творчества:
Не бывает любовь несчастливой Не бывает… Не бойтесь попасть В эпицентр сверхмощного взрыва, Что зовут "безнадежная страсть".
Каплер ухаживал красиво: дарил цветы, помогал налаживать отношения с издательствами, с восторгом читал ее новые стихи, ходил на ее выступления. Шесть лет они боролись со своей любовью, пытались сохранить семьи. Пока однажды Юля, решительно взяв ребенка и чемоданчик, не покинула их общую с мужем квартиру.
Друнина и Каплер поженились в 1960 году и не было людей более счастливых. Как однажды подметил восхищавшийся ими Эльдар Рязанов: "Их история - повесть о Ромео и Джульетте советского времени. Немолодых, но прекрасных".
С Алексеем Юлия узнала, что любовь - это не про поцелуи и не вздохи на скамейке. Это когда тебя принимают как есть: с литературными исканиями, с сомнительной репутацией поэтессы, которую "двигают", с ночными кошмарами о фронте и многолетней бессонницей. Что любовь - это когда и в глаза, и за глаза за твою честь и достоинство кидаются сражаться, стоит кому-то снова попытаться кинуть в тебя неосторожное слово.
Друзья посмеивались над влюбленным Каплером: "Был ходоком, а стал под каблуком". Он не реагировал на эти выпады: ему просто было все равно, лишь бы любимая Юля была довольна.
"Алексей Яковлевич сумел окружить ее такой теплотой и заботой, - рассказывала подруга Друниной Виолетта Орлова ,- что Юля ощущала себя счастливой каждый час, каждую минуту..."
О том, что этот брак был удивительным, свидетельствует бывший муж Юлии Николай Старшинов: "Алексей Яковлевич Каплер относился к Юле очень трогательно - заменял ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя".
Где бы Друнина не была, Алексей писал ей письма и телеграммы, встречал на вокзалах и в аэропортах с огромными букетами цветов, а она прятала счастливое лицо у него на груди.
К примеру: "Джанкой. Поезд 31, вышедший из Москвы 24 декабря, вагон 13, место 25, пассажиру Друниной. Доброе утро. Каплер".
Или: "Сидел дома, занимался, и вот меня выстрелило срочно бежать на телеграф, сказать, что я тебя люблю, может быть, ты не знаешь или забыла. Один тип".
Алексей Яковлевич любил ее преданно и нежно. Каплер пообещал себе, что отныне в жизни Юли будет все только хорошее.
"Она не знала, где платить за квартиру, как починить машину или вызвать мастера, если в доме что-то ломается. В нашем доме не было культа еды, и Алексей Яковлевич безропотно оставался без своего любимого вкусного и сладкого. Если приходили гости, то он заказывал блюда в Елисеевском гастрономе или ресторане..." - рассказывала дочь Юлии.
Отпуск они проводили вместе в Крыму, в районе Коктебеля. Старались приехать в мае на цветение степных маков и вернуться к бархатному сезону в сентябре-октябре. Перенесший два инфаркта Каплер не переносил жару. Каждый день они совершали многочасовые прогулки по старокрымским тропинкам, плавали в море в любую погоду.
Каплер писал жене: "Прошло еще шесть лет, и я люблю тебя еще сильнее, еще вернее. Давно мы стали с тобой одним человеком (который может даже повздорить с самим собой по глупости, но разделиться, стать снова двумя не может). Ты обрати внимание, как я обнаглел, - раньше писал только о своих чувствах, а теперь расписываюсь за обоих и не боюсь, что ты опровергнешь. Спасибо тебе за все, жизнь моя".
Любовь Юлии проявлялась в стихах: "Ты - рядом, и все прекрасно: И дождь, и холодный ветер. Спасибо тебе, мой ясный, За то, что ты есть на свете".
Как анекдот передавали из уст в уста, как в какую-то из заграничных командировок Юлии Владимировны, когда она уже возвращалась домой, пожилой уже Каплер, не в силах дожидаться любимую в Москве, поехал встречать ее на границу - в Брест. Девятнадцать лет длилась их любовь. Однажды все закончилось.
— Юлия Владимировна, вы человек стойкий и сильный. Позвольте напрямик... - глаза врача глядели устало. — Да, говорите все как есть! — Алексею Яковлевичу осталось недолго. Рак. Одна из самых агрессивных и неоперабельных форм.
Перед глазами все завертелось, ноги подкосились. Она присела на кушетку. Надо чтобы по ее лицу Алексей ничего не понял. Пригладив волосы и смахнув слезы, она отправилась в палату, где лежал Каплер. Она будет ухаживать за ним до его последнего вздоха. А он, обессиленный, будет мучиться двумя вопросами: во-первых, надо во что бы то ни стало закончить сборник киноповестей, и во-вторых, как будет без него жить любимая Юленька?
Юлия похоронила его на старокрымском кладбище с видом на ту самую тропинку, по которой они столько раз поднимались на гору вместе. Журавлиные эскадрильи, Агармыш, что вплывал во тьму. Не в Москве тебя хоронили — В тихом — тихом Старом Крыму. Я твою выполняла волю... Громко бился об урну шмель. Было с кладбища видно поле И дорога на Коктебель. Потеряв Алексея, Юлия так и не пришла в себя. Ни один мужчина не выдерживал сравнения с Алексеем Яковлевичем. Если бы она кого-то еще смогла полюбить, то знала: Алексей понял бы и простил ее, как понимал и принимал ее при жизни. Она прожила без него еще целых двенадцать лет. Хрупкая, красивая женщина, девочкой ушедшая на войну, талантливая поэтесса, у которой в жизни была необыкновенная любовь. В 1990 году она стала депутатом, много выступала в прессе с публицистическими статьями, призывала сохранить лучшее, что было в уходящей эпохе. О своей работ она говорила так: "Единственное, что меня побудило это сделать, - желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане". Однако это было ей уже не под силу. 20 ноября 1991 года Юлия Владимировна завела старенький "жигуленок" и отправилась в писательский поселок. На своем письменном столе она оставила папку с готовой рукописью последней книги "Судный час", посвященной Каплеру. Написала письма: дочке, внучке, зятю, подруге... Всем, кого любила. И милиции: "Прошу никого не винить..." А потом отправилась в гараж, тщательно закрыла за собой дверь, приняла снотворное, включила двигатель, и добровольно ушла к тому, которого любила больше жизни.
На двери дачи 21 ноября нашли записку, адресованную зятю: "Андрюша, не пугайся. Вызови милицию, и вскройте гараж..."
Похоронили Юлию Друнину рядом с мужем. Она была очень разная. Очень-очень мужественная - и на фронте, куда пошла семнадцатилетней добровольно, а потом вернулась после ранения в шею, едва не стоившего ей жизни, и тогда, когда принимала последнее в своей жизни решение. Бескомпромиссная, наивная, романтичная, трогательная…
Фаина Раневская
