Ракурсы

Человек, пришедший сюда, должен пережить максимально возможное «погружение в космос на земле», - написал когда-то Колейчук о мемориальном Музее космонавтики, в оформлении которого принимал участие. Слова эти вполне – и даже в гораздо бόльшей степени - соотносимы и с нынешней выставкой.
Принципу «погружения в космос на земле» он следовал и тогда, когда, продолжая на практике идеи конструктивизма и супрематизма, утверждая преемственность художественного опыта, реконструировал работы Иогансона, Родченко, братьев Стенбергов, Медунецкого, созданные ещё в 20-х годах прошлого века. И тогда, когда, уже в 2012 году создавал концептуальный проект «Музей русского авангарда».
Стремясь выйти за пределы привычного, увидеть в обыденном неведомое «четвертое измерение», Колейчук изобретает новые технологии. Одна из них – «самоколлаж». Это когда в привычном пейзаже прорисовываются вдруг необычные геометрические объемы, возникает иллюзия нашего личного присутствия «на пыльных тропинках далёких планет» и изображение обретает новый, уже глобально-космический смысл. Парадокс состоит в том, что художник добивается этого результата не какими-то сложными компьютерными обработками, а простыми перестановками частей изображения внутри него самого при помощи ножниц и клея, и, конечно, благодаря своему, особому взгляду, тонкой интеллектуальной игре, которая поражает нас своей логической простотой.
Он с легкостью манипулирует зрительным восприятием. Удивляя - удивляется сам. И этот дух первооткрывательства воплощается в самых разных работах, каждая из которых могла бы стать его визитной карточкой: «Космос», «Одинокая звезда», «Бесконечное пространство», «Живая линия», «Сферы», «Солнечный парус», парадоксальные «Невозможные объекты», «Мебиус», «Куб-трансформобиль» и многое другое.
В конце 1900-х он обобщает свой художественный и научный опыт и создает авторскую учебную программу по формообразованию. И уже с 1996 года вводный курс «Формообразование» читается в трёх столичных учебных заведениях – Московском архитектурном институте, на отделении дизайна Московского государственного открытого педагогического университета и в Центре изучения современного искусства.
Есть, по крайней мере, два буквальных, «вещественных» доказательства прямого отношения Вячеслава Колейчука к освоению космического пространства и к его первопроходцам.
Ещё в 60-е годы прошлого века, когда на устах молодых людей всех континентов уже были «спутник» и «Гагарин» и вот-вот готовы были присоединиться к ним слова «Аполлон», «Луна», «Армстронг», он предложил проект космического самовозводящегося радиотелескопа. Его чертёж поразительно напоминает те конструкции, которые на разных околоземных орбитах и на межпланетных маршрутах работают нынче в ближнем и дальнем космосе.
И второе свидетельство. Когда Колейчук изобрёл новый вид изобразительного искусства и к живописи, графике, скульптуре прибавил свою штриховую стереографию (её тут же окрестили рукотворной голографией), Третьяковская галерея предоставила залы для демонстрации этого открытия.

Узнав, что он побывал на выставке Колейчука и дал ей самую высокую оценку, я позвонил ему домой, спросил о впечатлении. Борис Викторович ответил: «Художники веками бились над передачей объема на плоскости, создавали для этого целые знаковые системы. А этот человек «одним жестом» решил проблему безо всяких физических и технических премудростей, которые сопровождают объемные изображения в современной голографии. Если в двух словах: гениально просто. Не «просто гениально», а именно «гениально просто». Тут важен порядок слов».
Есть ещё и третье свидетельство. Но оно скорее имеет отношение к освоению космоса научной фантастикой. Не забудем, что вторая половина ХХ века была временем не только первого реального прорыва в космос, но и господства в молодых умах пророческо-философских прозрений Рэя Брэдбери, Станислава Лема, Ивана Ефремова, братьев Стругацких. Общеизвестны слова Армстронга о Гагарине: «Он всех нас позвал в космос». Менее известны слова самого Гагарина в одном из интервью о том, что его в космос позвала ефремовская «Туманность Андромеды».
Когда Георгий Данелия снимал фильм «Кин-дза-дза» о злоключениях землян на неведомой планете, загвоздкой было, ну а как, собственно, должны выглядеть окружившие их «инопланетные» вещи. Да так, чтобы весь этот «космический» реквизит и соответствовал выбранному жанру комедии, и поражал, удивлял зрителя. Решить задачу предложили Колейчуку. Сам Вячеслав так вспоминал об этой не совсем обычной работе, о том как слова из сценария стали предметами:
«Почти никакой установки, что это за предметы такие, не было. Были названия – цак, тренклюкатор, гравицапа, музыкальные инструменты, визатор, звуковые колонки, деньги и т. д. Что это, как это – непонятно. В первый момент потянуло на хай-тек. Полированный металл, прецизионное исполнение. А потом, когда съездили в пустыню, всё встало на свои места. Кстати, в пустыне металл ржавеет мгновенно. Концентрация солей в воздухе запредельная. Это одна из причин появления миражей. Так появилась идея всё сделать ржавым, окислённым, но работающим. Светящимся, вращающимся, движущимся. Дал мне как-то Г. Данелия кругляшек из 10 мм латуни, битый-перебитый. Понравился он мне. Отпилил я от него четверть, поставил её на шарнир, затем набил на поверхность диска стальные шарики, вставил микро-лампочки, линзочки. Принёс Г. Данелии. Он посмотрел, пощупал, положил в карман – значит, понравилось. Оказалось что это машинка перемещения. За время съёмок было сделано более двадцати предметов неизвестной цивилизации».
Это не единственное соприкосновение Колейчука с миром кино и театра. Одно из его изобретений – музыкальный инструмент овалоид, металлозвукосинтезатор с иллюзией глубины звукового пространства, недоступной сегодня ни одной стереоустановке в мире. И когда Константину Райкину в «Сатириконе» потребовалось в постановке «Превращения» по Кафке необычное, «неземное», «космическое» даже, если хотите, музыкальное оформление, он пригласил Колейчука с его овалоидом.

Но это всё приложения, следующие из его личных открытий, порой имеющих самое непосредственное отношение к тем фундаментальным переменам, которые вошли в жизнь планеты людей с космическими полётами, обузданием ядерной энергии, компьютером, Интернетом, со всеми этими «теориями струн», залежами «темной материи» во Вселенной, с этой загадочной «частицей Бога» -- бозоном Хиггса, которую, кажется, физикам удалось-таки заманить в сети своего адронного коллайдера. Да, это приложения. Так сказать, ближний космос Вячеслава Колейчука. А дальний – сами открытия.
Уже самое первое из них развернуло перед архитекторами поистине безграничные возможности в формообразовании, оставлявшие в прошлом диктатуру прямой линии и куба в первоэлементах (кирпичи, плиты, блоки), из которых веками возводились дома, дворцы, храмы.
Почти одновременно патенты на это открытие были выданы в США и в СССР. За океаном такой патент получил великий американский архитектор Бакминстер Фуллер, а у нас студенты Московского архитектурного института Слава Колейчук и Юра Смоляров. Речь шла о вантово-стержневых или самонапряженных конструкциях, в которых «игра сил» используется с оптимальным КПД. Оттого они исключительно прочны и надежны, несмотря на то, что внешне выглядят хрупкими. Не случайно на них тут же обратили внимание творцы космической техники. Но впервые идея самораскрывающихся на орбите антенн и солнечных батарей родилась именно у Колейчука. И тоже – еще в студенческие годы.
Визитной карточкой этого открытия стала гигантская модель атома, которая вращалась высоко в воздухе на площади перед Курчатовским институтом под электронную музыку, написанную адресно, специально по этому случаю, легендарным человеком – Львом Терменом, которого звали «советским Фаустом» и который за свою долгую жизнь побывал создателем первого в мире электромузыкального инструмента терменвокса (он, между прочим, обучал игре на терменвоксе Ленина), американским миллионером, узником ГУЛАГа, и даже успел в 60-70-х годах прошлого века благословить на творчество Вячеслава Колейчука, Булата Галеева и других молодых первопроходцев возрождающегося отечественного авангарда.

Им восхищались Жорж Баланчин и Энди Уорхол. Художник моды, график, автор театральных костюмов и скульптор, он остался в истории искусства нашего столетия как один из ярчайших представителей стиля ар деко. «Это единственный художник двадцатого века, оказавший сильнейшее влияние на моду»... Лучший иллюстратор моды и театральный дизайнер начала столетия Эрте однажды признался: «Мои произведения вообщене имеют отношения к реализму, они воплощение моих снов».
Эрте был индивидуалистом, художником до мозга костей, не признававшим ни малейшего вмешательства в свое творчество. Бесконечная фантазия, филигранный рисунок, мастерство в построении композиции и удивительное чувство цвета привлекали к Эрте многих законодателей мира моды. Не преклоняться перед его мастерством и виртуозностью было невозможно. Его аллегорические фантазии, его сказочные и мифологические мотивы до сих пор потрясают воображение поклонников и почитателей его таланта.
Его талант расцвел в 10-20е годы ХХ века, потом о нем на тридцать лет забыли, а в 60-е он вернулся в статусе «великого Эрте». Хотя его и называют художником ар деко, сам он не желал быть причисленным к определенному направлению. «Может быть, ваши читатели полагают, что я модернист, - писал он в 1919 году редактору Harper's Bazaar. - Должен заметить, что я не принадлежу ни к одной из художественных школ, особый стиль моих рисунков служит инструментом выражения красоты образа. В искусстве я индивидуалист». Он остался верен себе на протяжении всей жизни, и его стиль часто называют – «стиль Эрте».
Эрте - это псевдоним, составленный из инициалов Р.Т. Роман Петрович Тыртов, появился на свет в Петербурге в 1892году, в семье адмирала флота. В древнем роду Тыртовых, ведущих свое происхождение от татарского хана Тырта, все мужчины были морскими офицерами. «Я- один из тех немногих членов нашей большой семьи моряков, который по причине слабого здоровья не пошел по этой славной стезе, - писал Эрте в 1919 году. - Но я не утратил любви к морю, к его открытым просторам. Большую часть детства я провел в Кронштадте, где мой отец служил комендантом Школы морских инженеров». Узнав, что сын хочет стать художником, отец был страшно разочарован.

http://onage.ucoz.ru...e/2009-10-31-39
http://www.erte.ru/sculptures.html