– Снова дралась во дворе? – Ага! Мама, но я не плакала! Вырасту – выучусь на моряка. Я уже в ванне плавала!
– Боже, не девочка, а беда! Сил моих больше нету. – Мама, а вырасту я когда? – Вырастешь! Ешь котлету.
– Мама, купим живого коня? – Коня?! Да что ж это делается? – Мама, а в летчики примут меня? – Примут. Куда они денутся?! Ты же из каждого, сатана, душу сумеешь вытрясти!
– Мама, а правда, что будет война, И я не успею вырасти?..
Моя жена — наседка, Мой сын, увы, эсер, Моя сестра — кадетка, Мой дворник — старовер. Кухарка — монархистка, Аристократ — свояк, Мамаша — анархистка, А я — я просто так… Дочурка-гимназистка (Всего ей десять лет), И та социалистка, — Таков уж нынче свет! От самого рассвета Сойдутся и визжат, — Но мне комедья эта, Поверьте, сущий ад. Сестра кричит: «Поправим!» Сынок кричит: «Снесем!» Свояк вопит: «Натравим!» А дворник: «Донесем!» А милая подруга, Иссохшая, как тень, Вздыхает, как белуга, И стонет: «Ах, мигрень!» Молю тебя, Создатель (Совсем я не шучу), Я русский обыватель — Я просто жить хочу! Уйми мою мамашу, Уйми родную мать — Не в силах эту кашу Один я расхлебать. Она, как анархистка, Всегда сама начнет, За нею гимназистка И весь домашний скот. Сестра кричит: «Устроим!» Свояк вопит: «Плевать!» Сынок шипит: «Накроем!» А я кричу: «Молчать!!!» Проклятья посылаю Родному очагу И втайне замышляю — В Америку сбегу!..
Сообщение отредактировал: IP - Пт, 18.10.2024, 19:44
* * * Потомки поля Куликова И грозных дней Бородина Молчим – ни слова, ни полслова, Пусть будет просто тишина.
Молчим, привыкшие к утратам, И слушаем из тишины, Как раздаётся по эстрадам «Хотят ли русские войны?» (Хотят, как будто бы когда-то Хотели русские войны?!)
И мальчики идут влюблённо На эти самые слова, И зреет 5-я колонна Юнцов, не помнящих родства.
Абстрактно сонные, слепые, Откормленные пошляки Идут, как твой позор, Россия, В сегодняшние кабаки.
Они не пашут и не строят, Но с лёгкостью вошли давно В литературные герои, В героев песен и кино.
Им наплевать на всё на свете Эстрадным мальчикам земли, На русский снег, на русский ветер, На горький путь, что мы прошли.
Но сквозь лихой эстрадный рокот, Сквозь призрачную тишину Мы чутко слышим, как в европах Готовят новую войну.
И вот однажды сквозь напевы «Хотят ли русские войны?» Мы вдруг услышим: «Где вы, где вы, России верные сыны?»
И встанем мы и может где-то Умрём за Родину свою, И на бессмертье в том бою Не спросим «Звёздного билета»* 1962 ___ *Роман Василия Аксёнова «Звёздный билет», опубликованный в журнале «Юность» № 6,7 – 1961 г.
Сообщение отредактировал: Verbena - Вс, 20.10.2024, 17:18
Нас везут в медсанбат, двух почти что калек, Выполнявших приказ не совсем осторожно. Я намерен еще протянуть пару лет, Если это, конечно, в природе возможно.
Мой товарищ лежит и клянет шепотком Агрессивные страны, нейтральные - тоже. Я ж на чутких врачей уповаю тайком, Если это, конечно, в природе возможно.
Перед нами в снегах лесотундра лежит, Медицинская лошадь бредет осторожно. Я надеюсь еще на счастливую жизнь, Если это, конечно, в природе возможно.
Так и еду я к вам в этих грустных санях. Что же вас попросить, чтоб вам было несложно? Я хочу, чтобы вы не забыли меня, Если это, конечно, в природе возможно.
Это да. Но кое что неприятно изменилось с тех пор....
. ***
Однажды я проснулся очень рано. Бессонница. Включаю телевизор. И вдруг сюжет из "Кинопанорамы" Показан был из прошлого сюрпризом.
Смотрел отрывки старой передачи, И ностальгия охватила безудержно. Ведущий там Рязанов, нет рекламы, И обнимает Фараду Абдулов нежно.
Вот Горин молодой и безбородый, А рядом с ним Миронов, бодр и весел. Талантлив, в этом суть его природы, Он так играл, что все вскочили с кресел.
Гафт с Остроумовой ещё не поженились, Гердт много шутит и о прошлом не печётся, И в студии все словно породнились, Большой семьёй, как в песенке поётся.
Отдельным кадром Ширвиндт и Державин, Их пара как всегда неразделима. И восседает Табаков, как добрый барин, И Лановой проходит бодро мимо.
Хазанов в этот вечер зажигает, Караченцов заливисто смеётся, Ерёменко о будущем мечтает, А Харитонов - что успех вернётся.
Никитины прошли, какая пара! Их песни всей страною овладели: Я помню, каждый вечер под гитару На улице про Александру пели.
Вот гордая осанка у Миледи - Так Терехову часто величают, - И Казаков ещё Израилем не бредит, И Михалкова без кавычек уважают.
Высоцкого все дружно вспоминали - Всего два года как его не стало, - Сюжет о нём и песню показали: Он столько сделал, хоть прожил так мало!
Вот Гурченко, ещё без изменений, А Яковлев подтянут и любезен. И Окуджава, безусловный гений, Спел про войну. Ну, как же он без песен!
Они для всех казались эталоном - Мы с ними веселились и грустили, - Киношно-театральным эскадроном Артисты весь народ с ума сводили.
Как много лет прошло! А может, мало... И многих нет, иные уж далече, Но вот под ложечкой тревожно засосало, Хоть говорят о том, что время лечит.
Ушла, как в бездну, целая эпоха, И времена другие наступили, Но иногда, когда бывает плохо, Пою о том, как молоды мы были...
Успокойся. Вдохни. Будет все хорошо. Будут осень и листья. И дождь в капюшон. Будет лес и прохлада прозрачного дня, И закат на обрыве желтей янтаря...
Будут сонные звезды, туман на мосту, И собака-бродяга на старом посту. Успокойся. Вдохни. Знаешь, скоро зима... И из серых вдруг белыми станут дома,
Снова праздники, жизнь, суета и мороз, Гололед на дорогах, обветренный нос... Будем греться в кафе, вспоминая наш год, Ты укроешь от сотен, от тысяч невзгод,
Ты расскажешь о солнце в лучах фонаря, Я закутаюсь в шарф седины января... Будет нежность без слов и кинжалов в спине, Будет кошка о чем-то мечтать на окне...
Мы рождаемся вновь с самой чистой душой. Успокойся. Вдохни. Будет все хорошо.
Лес, точно терем расписной, Лиловый, золотой, багряный, Веселой, пестрою стеной Стоит над светлою поляной. Березы желтою резьбой Блестят в лазури голубой, Как вышки, елочки темнеют, А между кленами синеют То там, то здесь в листве сквозной Просветы в небо, что оконца. Лес пахнет дубом и сосной, За лето высох он от солнца, И Осень тихою вдовой Вступает в пестрый терем свой.
Сегодня на пустой поляне, Среди широкого двора, Воздушной паутины ткани Блестят, как сеть из серебра. Сегодня целый день играет В дворе последний мотылек И, точно белый лепесток, На паутине замирает, Пригретый солнечным теплом; Сегодня так светло кругом, Такое мертвое молчанье В лесу и в синей вышине, Что можно в этой тишине Расслышать листика шуршанье.
Лес, точно терем расписной, Лиловый, золотой, багряный, Стоит над солнечной поляной, Завороженный тишиной; Заквохчет дрозд, перелетая Среди подседа, где густая Листва янтарный отблеск льет; Играя, в небе промелькнет Скворцов рассыпанная стая — И снова все кругом замрет. Последние мгновенья счастья! Уж знает Осень, что такой Глубокий и немой покой — Предвестник долгого ненастья.
Глубоко, странно лес молчал И на заре, когда с заката Пурпурный блеск огня и злата Пожаром терем освещал. Потом угрюмо в нем стемнело. Луна восходит, а в лесу Ложатся тени на росу… Вот стало холодно и бело Среди полян, среди сквозной Осенней чащи помертвелой, И жутко Осени одной В пустынной тишине ночной.
Теперь уж тишина другая: Прислушайся — она растет, А с нею, бледностью пугая, И месяц медленно встает. Все тени сделал он короче, Прозрачный дым навел на лес И вот уж смотрит прямо в очи С туманной высоты небес. О, мертвый сон осенней ночи! О, жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане Светло и пусто на поляне; Лес, белым светом залитой, Своей застывшей красотой Как будто смерть себе пророчит; Сова и та молчит: сидит Да тупо из ветвей глядит, Порою дико захохочет, Сорвется с шумом с высоты, Взмахнувши мягкими крылами, И снова сядет на кусты И смотрит круглыми глазами, Водя ушастой головой По сторонам, как в изумленье; А лес стоит в оцепененье, Наполнен бледной, легкой мглой И листьев сыростью гнилой…
Не жди: наутро не проглянет На небе солнце. Дождь и мгла Холодным дымом лес туманят, — Недаром эта ночь прошла! Но Осень затаит глубоко Все, что она пережила В немую ночь, и одиноко Запрется в тереме своем: Пусть бор бушует под дождем, Пусть мрачны и ненастны ночи И на поляне волчьи очи Зеленым светятся огнем!
Лес, точно терем без призора, Весь потемнел и полинял, Сентябрь, кружась по чащам бора, С него местами крышу снял И вход сырой листвой усыпал; А там зазимок ночью выпал И таять стал, все умертвив… Трубят рога в полях далеких, Звенит их медный перелив, Как грустный вопль, среди широких Ненастных и туманных нив.
Сквозь шум деревьев, за долиной, Теряясь в глубине лесов, Угрюмо воет рог туриный, Скликая на добычу псов, И звучный гам их голосов Разносит бури шум пустынный. Льет дождь, холодный, точно лед, Кружатся листья по полянам, И гуси длинным караваном Над лесом держат перелет. Но дни идут. И вот уж дымы Встают столбами на заре, Леса багряны, недвижимы, Земля в морозном серебре, И в горностаевом шугае, Умывши бледное лицо, Последний день в лесу встречая, Выходит Осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота, Среди двух высохших осин, Видна ей синева долин И ширь пустынного болота, Дорога на далекий юг: Туда от зимних бурь и вьюг, От зимней стужи и метели Давно уж птицы улетели; Туда и Осень поутру Свой одинокий путь направит И навсегда в пустом бору Раскрытый терем свой оставит.
Прости же, лес! Прости, прощай, День будет ласковый, хороший, И скоро мягкою порошей Засеребрится мертвый край. Как будут странны в этот белый, Пустынный и холодный день И бор, и терем опустелый, И крыши тихих деревень, И небеса, и без границы В них уходящие поля! Как будут рады соболя, И горностаи, и куницы, Резвясь и греясь на бегу В сугробах мягких на лугу! А там, как буйный пляс шамана, Ворвутся в голую тайгу Ветры из тундры, с океана, Гудя в крутящемся снегу И завывая в поле зверем. Они разрушат старый терем, Оставят колья и потом На этом остове пустом Повесят инеи сквозные, И будут в небе голубом Сиять чертоги ледяные И хрусталем и серебром. А в ночь, меж белых их разводов, Взойдут огни небесных сводов, Заблещет звездный щит Стожар — В тот час, когда среди молчанья Морозный светится пожар, Расцвет полярного сиянья.
И. Бунин 1906 г.
Сообщение отредактировал: Verbena - Вт, 29.10.2024, 15:41
Цветы поливать перестала. Молчала, являлась домой. Какую-то книгу листала, Смеялась, ходила со мной. Томительны стали и тяжки, запущены — вот уж тщета! — противные эти бумажки — квартирные наши счета.
Цветы поливать перестала. Подумаешь! Дни коротки! Но очень уж ново и ало сияли твои коготки. А я не поверил сначала, как верить беде не хотят. Но ты невпопад отвечала. Смеялась — и то невпопад.
Цветы поливать перестала. Заметил. Жалею. Молчу. Как будто от солнца устала. Расспрашивать я не хочу. А может быть, надо бы, надо тебя расспросить и понять? Искала призывного взгляда — я видел — опять и опять.
Зрачки распирало от страха, и губы сводило виной. Таилась трусливая птаха под смелостью этой шальной. Я сам удивлён, провожая, — какая во всём простота! Не ты уходила, чужая, совсем и не ты, и не та.
Иди! Ни прощенья, ни просьбы. Да если бы не отошла, пожалуй, уже не нашлось бы тех слов, что сгорели дотла. И так поломала немало в разгуле своей пустоты. Цветы поливать перестала. За что ты казнила цветы?
По улице ходим с утра мы. Прости мне, испытанный друг, — ранений давнишние шрамы чего-то напомнили вдруг. Восходит тбилисское лето, цветы и цветы на распыл. Они и напомнили это, как будто я это забыл.
Непонятно, как можно покинуть эту землю и эту страну, душу вывернуть, память отринуть и любовь позабыть, и войну.
Нет, не то чтобы я образцовый гражданин или там патриот - просто призрачный сад на Садовой, бор сосновый да сумрак лиловый, темный берег да шрам пустяковый - это все лишь со мною уйдет.
Все, что было отмечено сердцем, ни за что не подвластно уму. Кто-то скажет: "А Курбский? А Герцен?" - все едино я вас не пойму.
Я люблю эту кровную участь, от которой сжимается грудь. Даже здесь бессловесностью мучусь, а не то чтобы там где-нибудь.
Синий холод осеннего неба столько раз растворялся в крови - не оставил в ней места для гнева - лишь для горечи и для любви.
Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастроф.
Детям вечно досаден Их возраст и быт — И дрались мы до ссадин, До смертных обид, Но одежды латали Нам матери в срок — Мы же книги глотали, Пьянея от строк.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фраз, И кружил наши головы запах борьбы, Со страниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь Мы, не знавшие войн, За воинственный клич Принимавшие вой, Тайну слова «приказ», Назначенье границ, Смысл атаки и лязг Боевых колесниц.
А в кипящих котлах прежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов! Мы на роли предателей, трусов, иуд В детских играх своих назначали врагов.
И злодея следам Не давали остыть, И прекраснейших дам Обещали любить; И, друзей успокоив И ближних любя, Мы на роли героев Вводили себя.
Только в грёзы нельзя насовсем убежать: Краткий век у забав — столько боли вокруг! Попытайся ладони у мёртвых разжать И оружье принять из натруженных рук.
Испытай, завладев Ещё тёплым мечом И доспехи надев, — Что почём, что почём! Разберись, кто ты: трус Иль избранник судьбы — И попробуй на вкус Настоящей борьбы.
И когда рядом рухнет израненный друг И над первой потерей ты взвоешь, скорбя, И когда ты без кожи останешься вдруг Оттого, что убили его — не тебя,
Ты поймёшь, что узнал, Отличил, отыскал По оскалу забрал — Это смерти оскал! Ложь и зло — погляди, Как их лица грубы, И всегда позади Вороньё и гробы!
Если мяса с ножа Ты не ел ни куска, Если руки сложа Наблюдал свысока, А в борьбу не вступил С подлецом, с палачом, — Значит в жизни ты был Ни при чём, ни при чём!
Если, путь прорубая отцовским мечом, Ты солёные слёзы на ус намотал, Если в жарком бою испытал что почём, — Значит нужные книги ты в детстве читал!
Мне тебя сравнить бы надо с песней соловьиною, С тихим утром, с майским садом, с гибкою рябиною, С вишнею, черёмухой, даль мою туманную, Самую далёкую, самую желанную
Как это все случилось, в какие вечера, Три года ты мне снилась, а встретилась вчера. Не знаю больше сна я, мечту свою храню, Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню
Мне тебя сравнить бы надо с первою красавицей, Что своим весёлым взглядом к сердцу прикасается, Что походкой лёгкою подошла, нежданная, Самая далёкая, самая желанная
Как это все случилось, в какие вечера, Три года ты мне снилась, а встретилась вчера. Не знаю больше сна я, мечту свою храню, Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню.
Плохие стали зеркала, Неверно как-то отражают, Меня так грубо искажают — Пародия их просто зла. Я помню — много лет назад Получше делать их умели, И на меня из них смотрели Мои весёлые глаза, Фигуры стройный силуэт, Лицо живое, молодое И симпатичное такое - Теперь таких зеркал уж нет. Хотя с тех пор прошли года, В себе не чувствую изъянов, Всё так же полон мыслей, планов, Душа как прежде молода. Зеркал же новых злая гладь, Куда порой смотрю я сдуру, Какую-то карикатуру Теперь вдруг стала рисовать. В жестокой глубине стекла Почти седой и лысоватый, В морщинах весь, слегка пузатый... Плохие стали зеркала!
...Три недели без пищи И воды бы глоток... А вокруг ревёт-свищет, Но не сломлен браток!.. На позиции с группой Заходил паренёк - Ну ж, была там заруба, Да управились в срок!
Скоротечная схватка - Тот опорник был взят: Получилось всё гладко - К ликованью ребят! Только огненным шквалом Вновь опорник взметён! И пропали сигналы, Знать, никто не спасён...
Выжить тут невозможно Под лавиной огня - И на сердце тревожно, И помочь им нельзя... Но явилось вдруг чудо: Наш опорник живёт - Из развалин...оттуда Огонь кто-то ведёт!
Обезвожен, голодный, Русский Воин - герой! Подвиг твой благородный: До победного - бой! А его убивали Тем, чем только могли, - Но враги не сломали, Но враги не прошли!
Жив! Закарий Алиев, Ты - российский герой! Вот так парни лихие Берегут наш покой! И за них нам молиться, Тылом им помогать, Чтоб им в дом возвратиться - Ждёт их Родина-мать!
/Н.Шеларь, 10.11.2024г., видео от сообщества "Синодик"/ ******* Настоящий герой! Российский штурмовик три недели отбивался от боевиков ВСУ! 28-летний уроженец Дагестана три недели в одиночку отбивался от атак боевиков ВСУ. Его штурмовой отряд считали погибшим под обстрелом во время уничтожения украинского опорника. Вопреки всему российский боец три недели держал в страхе противника и не давал ему подойти к своей позиции. Появилось видео от того самого бойца ВС РФ Закарьи, который в одиночку удерживал опорник на Запорожском участке аж 3 недели. Эти кадры боец снял в тот период. На видео истощенный солдат с печалью в глазах констатирует, что уже в наглую стоит в опорнике и не собирается уходить с занятой им позиции. Даже в этой ситуации герой не теряет чувства юмора — говорит, мол, стоит и ждет, что кто-нибудь хоть что-то подкинет поесть.
«Что ты вжи-вжикаешь? Пойди сюда, что-нибудь подкинь!», — в шутку отвечает боец вражескому дрону.
В субботу в сети появились кадры, как Закарья в одиночку без еды и единой капли воды продолжал отражать накаты врага на отбитую позицию. Сенатор от Запорожской области Рогозин рассказал, что мало того, что боец в одиночку удерживал опорник, так он еще и сам атаковал противника. В отбитой траншее Закарья обнаружил мешок лука, который и был его пищей. Спустя 3 недели дрон ВС РФ все же обнаружил нашего воина, после чего его удалось эвакуировать. Сейчас боец на реабилитации.
Сообщение отредактировал: IP - Вт, 12.11.2024, 17:03
Осыпаются листья, желтеет привычный пейзаж. На губах привкус ржавчины, ветра и карамели. Это осень опять надевает свой камуфляж, Чтобы скрыть по посадкам стихи, «лепестки» и потери.
Наши мёртвые нас не оставят и смогут помочь, Даже если мы будем орать, бесноваться и плакать. У Малого остались жена и красавица дочь, И зачатый ребёнок, который родится без папы.
Бородатый, улыбчивый, крепкий, как новый блиндаж, Потрещать по душам ко мне ночью приходит Калина. Мы с ним снова на промке ныряем в разбитый гараж, Он опять, не смотря ни на что, закрывает мне спину…
Эта осень косыми дождями мне бьёт по лицу, С каждым новым ударом всё больше и больше зверея, И кричит мне живому, забывшему стыд подлецу: «Никогда. Не вернёшь. Ни Хопеша. Ни Тоху. Ни Змея»
Но дорогу осилит идущий, и надо идти. То не бурные реки нахлынули по половодью, - Это строчки, теснясь, разрывают меня изнутри, Оттого что накормлены потом, землёю и кровью.
Все мы ходим под Богом, не зная, что будет потом, Но в одном я уверен на этом израненном свете: Если мой позывной, как и ваши, не станет стихом, Я клянусь, пацаны, - я вам всем расскажу о Победе!
Сообщение отредактировал: IP - Вт, 12.11.2024, 22:46
Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Её любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Неё одной молю ответа, Не потому, что от Неё светло, А потому, что с Ней не надо света.
