Ракурсы

Сегодня Ночные волки при минусовой температуре
на шоссейной резине сумели преодолеть заснеженный перевал, чтобы из Бишкека добраться в село Курменты, где захоронена Токтогон.
Там на могиле они оставили сделанную нашими клубными умельцами табличку с образом тёти Тони - так по родственному, с любовью называют её Ленинградцы. Затем посетили детский дом её имени. А позже, в парке Победы им. Д. Асанова, прошел митинг-реквием, посвященный 100-летию со дня рождения кыргызстанки, заменившей мать 150 детям из блокадного Ленинграда.

Мотоколонна в Бишкеке была огромна. Ночные Волки по единогласному решению мотоклубов с флагом Победы возглавили нескончаемую мотоколонну. Среди мотоциклистов в колонне ехал и ее сын Марат.
Мы ждём ребят с ответным визитом на наше Традиционное Открытие Мотосезона в Москве.

Кыргызстан, Добро Пожаловать ДОМОЙ !!!

/
Старт мотоколонны из Байк-Центра Нижние Мневники в 12ч

#ночныеволки #дорогипобеды #мото #9мая

… В августе 1942 года – новая забота. Тогда в киргизские сёла и невеликие городки Чон-Сары-Ой, Чолпон-Ата, Пржевальск, Темировка, Рыбачье и другие стали привозить чудом спасённых из блокадного Ленинграда детишек. Пришёл транспорт с маленькими ленинградцами и в Курменты… Причём, не десять, не двадцать, а сто пятьдесят, по сути, малышей от полутора до 12 лет … Когда Токтогон Алтыбасарова увидела их – заплакала. До того они были худые, измождённые. Опухшие от голода, они не по-детски серьёзно смотрели на встретившую их «тётю», которую потом всю жизнь будут называть «мамой Тоней». Но это будет много позже. А пока… Многие из них так ослабли, что не могли самостоятельно ходить.

Но слезами-то горю не поможешь (есть и в киргизском языке такая поговорка). Под пристанище ребятишкам определили пустующее здание, которое до войны готовили под общежитие школы фабрично-заводского обучения. Селяне набили мешки сухим сеном – вот тебе матрацы. Пропитание? Токтогон Алтыбасарова пошла по односельчанам, рассказывала им об ужасе, который довелось пережить маленьким ленинградцам. Например, про девятилетнюю Катю Иванову, которую в марте 1942 года вместе с такими же несчастными детьми посадили в грузовик и по льду Ладожского озера повезли из города. Как шедшая впереди машина вдруг ушла под лёд, и в полынье держались ещё некоторое время детские шапочки…
Или рассказывала про четырехлетнюю Валю Иванову, которую нашли на кровати около мертвой матери, и как Валя сказала нашедшим: «Мама легла и не встает»… Девочку спасли - привезли на железную дорогу, вместе с другими детьми посадили в товарные вагоны, где на полу было насыпано сено. Кормили жмыхом - никакой другой еды не было. Рассказывала про других, прошедших через ужас блокады, и чудом спасшихся в этом киргизском селе. И сельчане стали приносить ленинградцам, как говорится, что могли - молоко, кумыс, сыр... Делились картошкой, свёклой. А ещё и через много-много лет, став уже взрослыми, дети вспоминали, как «мама Тоня приносила им печёные кусочки тыквы, которые были вкуснее всех пирожных на свете»…




Каждая семья из села Курменты взяла шефство над двумя-тремя приезжими ребятишками. К осени женщины сшили им из войлока телогрейки, связали носки.
… Когда более-менее справились с блокадным голодом – возникла новая забота. Дело в том, что у многих детей-блокадников не было документов. Самым маленьким вешали на руку клеенчатую бирку, где чернилами были написаны их имена, фамилии и год рождения. В дороге эти бирки либо терялись, либо надписи на них стирались. А ведь каждому надо было соорудить «Свидетельство о рождении». Вот и пришлось Токтогон Алтыбасаровой придумывать им имена и фамилии. Сами дети имя ей тоже по-своему придумали. Те, кто постарше звали ее Тоня-эже – так в Киргизии обращаются к старшей сестре. А младшие стали называть её просто мамой Тоней… А «маме Тоне» со 150 детьми на руках и двадцати-то лет не было…



Каким же получилось продолжение этой истории? Самое главное, ни один ребенок из пережившего блокаду города - в этом киргизском селении не умер. Поднимали их всем миром, и они выжили. Более того – все выучились, что называется, стали на ноги. Кого-то после войны нашли родители или родственники, и забрали их обратно в Ленинград, а для кого-то новой «малой родиной» стала уже Киргизия… С теми, кто остался жить в республике, она каждый год на 9 мая встречалась у монумента в Парке Победы… Односельчане рассказывали, что всё это время в Курменты со всего Союза, а потом и со всей России от выросших детей-блокадников на адрес Токтогон Алтыбасаровой приходили письма.
... В 1952 году необычный детдом закрыли и село Курменты даже как-то опустело… Но каждую осень «мама Тоня» собирала в саду яблоки и отправляла посылки своим до боли родным «детям». А ещё писала им письма, и они писали ей. Потому и знала Токтогон Алтыбасарова о своих воспитанниках практически всё – кто на кого выучился, кто женился, у кого появились свои дети, а потом уже и внуки…

Сложилась и у неё своя семья… И тоже необычно. Дело в том, что селяне частенько отправляли на фронт посылки – вязали для бойцов Красной армии носки, варежки… И вышло так, что связанные Токтогон подарки вручили её же односельчанину. Начали переписываться. А в марте 1945 года он с орденами и ранениями вернулся в Курменты уже, по сути, её мужем. Сыграли свадьбу… Жили счастливо… Народили 9 детей… Были среди них юристы и учителя, инженеры и врачи… Семейную династию продолжают сегодня 23 внука и 13 правнуков...

После войны «мама Тоня» 44 года работала секретарём сельского совета, а кроме того, 23 раза избиралась депутатом поселкового, районного и областного советов. Была членом коллегии Верховного суда Киргизской ССР.
- Маму приглашали на учебу, предлагали хорошие должности в республиканской столице, - рассказывал позже сын Токтогон – Марат, - Но ее отец рано умер, мама часто болела, а надо было ещё, как говорится, поднимать младших братьев и сестёр…



Так что, всю свою жизнь женщина-легенда прожила в родном селе, где и скончалась в 2015 году в возрасте 90 лет. Памятник Токтогон Алтыбасаровой установлен в Бишкеке - на черной мраморной плите изображены шпиль Адмиралтейства и лучи прожекторов над Невой… Чуть ниже - барельеф из белого мрамора: женщина-киргизка держит на руках русского ребенка… У основания памятного мрамора вкопана капсула с землёй с Пискаревского кладбища… Теперь вот памятник Токтогон Алтыбасаровой появится и в Санкт-Петербурге…

Ещё в конце восемнадцатого века крепостной помещицы Балашовой, из Пензенской губернии, восхищал свою барыню невероятными лакомствами. Варенье и абрикосовая пастила получались у Стёпки Николаева настолько вкусными, что слава о них пошла по всему краю. К чести Балашовой, не стала она неволить Стёпку, когда тот попросился в Москву. Тогда для крепостных это был настоящий шанс – работать по оброку. Можно было создавать своё маленькое дельце, да отсылать часть доходов помещикам. Этой лазейкой воспользовались многие!

Дело своё Степан знал на отлично. Помогали ему дети: Иван да Василий. Вскоре уже вся Москва бегала к нему за покупками. А потом уже пожилой крепостной выкупил всю свою семью и поселился в Семéновской слободе вместе с женой и четырьмя детьми, да записался в купцы третьей гильдии… Там и фамилию поменяли на «Абрикосовы» - в честь той самой восхитительной на вкус пастилы.

Алексей был внуком того самого Степана, сыном Ивана, но «сладкое дело» Степана впоследствии потерпело крах. Не сумели дети умного крепостного сохранить и приумножить, так что Алёша Абрикосов бегал разносчиком писем, помогал в чужих лавках, а потом пристроился в контору Гофмана. Знакомство с Груней стало для него блистательным шансом – девушка приятная, воспитанная в купеческом духе, да ещё и богатая.

Их благословили 24 апреля 1849 года, на Красную Горку. Первая неделя после Великого Поста считалась самым счастливым временем для свадьбы! Отец невесты, А. Б. Мусатов не поскупился на приданное, дал пять тысяч рублей. Такие деньги, при умном вложении, могли окупиться сторицей…
- Дело откроем своё. – С горящими глазами говорил Алексей.
Начинали они просто, с самых азов, постепенно расширяясь. Неугомонный Алексей не хотел останавливаться на вареньях, пастиле и засахаренных орешках. Он мечтал о собственном шоколаде, о карамели.
Дело начинало потихоньку набирать обороты.

Хозяин был богат на выдумку и , поговаривали, придумал выпускать новый сорт конфет. Конфета чуть похрустывала и получила название «Раковые шейки» – так в позапрошлом столетии называли рачьи хвосты.
Пользовались популярностью и «Утиные носы», тоже конфеты. Мы же их знаем теперь как «Гусиные лапки».

В то время как другие коммерсанты действовали по принципу «не обманешь – не продашь», чета Абрикосовых выбрала тактику ровно противоположную.
Искусствовед Илья Шнейдер писал: «Если вы покупали коробку конфет в кондитерской Абрикосова, то помимо обязательного приложения к её содержимому в виде засахаренного кусочка ананаса и плиточки шоколада «миньон», завёрнутой в серебряную фольгу, в коробочке лежала ещё небольшая толстенькая плитка шоколада в обёртке из золотой бумаги с наклеенной на неё миниатюрной фотографией Шаляпина или Лины Кавальери».

Помня, что основными его покупателями всегда будут дети, Алексей придумал выпускать конфеты в форме зайчиков. Дело пошло – и следом появились другие зверушки. А шоколадный заяц, завёрнутый в разноцветную фольгу, впоследствии сделался классикой советского кондитерского производства и принёс много радости не одному поколению

Для детей же в шоколадные наборы вкладывались всякие головоломки и картинки, мозаики и бумажные игрушки. Вот такой киндер- сюрприз!

Находчивые Абрикосовы знали, чем завлечь покупателей, и придумывали для продвижения оригинальные приёмы.
В 1880 году в газетах распространился слух, что в одном из магазинов сети Абрикосовых все женщины блондинки, а в другом – брюнетки. На деле это было не так, но клиентов стало больше.
- Самые лучшие сладости в Москве – у Абрикосова. – Скоро уверенно говорили в городе. А потом поставлять товары начали и в столицу, и в Нижний Новгород, и в Казань.

Со временем открыли филиал и в Крыму. Там из дешёвых и качественных фруктов Абрикосовы делали ту самую вкусную пастилу и другие лакомства. И конечно же абрикосовое варенье – уж этого фрукта там было в избытке, на дорогах деревья росли.

А в 1879 году Алексей Иванович купил кусок земли в Сокольниках, на Малой Красносельской. Именно там был построен самый известный абрикосовский дом.

Один из героев Ивана Шмелёва расхваливал свои гостинцы: «И ваша любимая пастила, рябиновая… и соломка от Абрикосова».

Чехов писал своей жене из Ялты: «Спасибо за конфекты, только жаль, что они от Флея, а не от Абрикосова».

Абрикосовские сладости славились на всю страну. Дмитрий Мамин-Сибиряк приводил разговор в провинциальном магазине:
– Нет ли у вас какого-нибудь здешнего варенья? – спрашивал Окоёмов разбитного приказчика. – Здешнего-с? Никак-нет-с… У нас есть лучшие сорта: Абрикосова-с. Шестьдесят копеек фунт… – Из Москвы? – Точно так-с…

«Нехуды павильоны гг. Абрикосова (конфеты и другие кондитерские изделия) и Ланина (фруктовые воды)», – писал критик Владимир Стасов о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года.

По мере того, как ширилось производство Абрикосова, росла и купеческая семья: двадцать два ребёнка!

При этом Груня, её уже давно звали Агриппиной Александровной, вникала во все мелочи. На открытии торгового дома «А.И.Абрикосов и Сыновья» появилась в строгом тёмном платье и шали, ничем не выдавая своего особенного положения. А ведь её уже за глаза называли «Шоколадной королевой»!

Было у них двое мальчишек на подхвате, а стало две тысячи рабочих. И четыре тысячи тонн сладостей поставляли Абрикосовы не только по России, но и за её пределами!

Абрикосовские сладости участвовали в различных ярмарках и выставках, в том числе и международного уровня. А в 1899 году их ждал большой успех: компания Абрикосовых стала поставщиком двора Его Императорского Величества, и ей разрешили размещать на этикетках государственный герб.

И всегда помнила Груня завет отца – если у купца есть деньги, он должен ими поделиться. С 1877 по 1886 годы жертвовала «Комитету по оказанию помощи семьям убитых и раненых в войне с Турцией», была одним из попечителей нескольких ремесленных училищ и московских больниц, в том числе и детской Морозовской больницы. Она создавала приюты, пожертвовала 100 тысяч рублей для Московской консерватории, открыла при фабрике детский сад – а тогда это было невероятно прогрессивным делом!
А ещё многодетная мать Груня лучше других знала, как трудно приходится женщине, когда она носит под сердцем дитя. На её средства возник бесплатный родильный приют, которым Груня занималась лично. Приезжала беседовать с женщинами, всегда привозила для них подарки.

И щедрый кондитер много денег отдавал. В Крымскую войну он делал ежегодные пожертвования госпиталям и ополченцам. На его деньги (правда, при участии Корзинкиных и Траумбергов) заново отстроили церковь Ильи Пророка в подмосковной деревне Изварино, там же появилась и церковно-приходская школа.
И на протяжении всей жизни жертвовал деньги Алексей Иванович Практической академии коммерческих наук, будто бы извиняясь, что недоучился.

Агриппина Александровна хлопотала о своих детях – девочек удачно выдавала замуж, сыновьям присматривала жён. А когда пошли внуки, то купили усадьбу под Москвой, которую так и назвали – Внуково. Чтобы было где малышам резвиться на свежем воздухе!

Её никогда не видели рассеянной, сбитой с толку, печальной. Она уверенно шла вперёд , и всё у неё получалось, и всем она была довольна. Как и пообещала ей когда-то бедная женщина у церковной ограды.

Груня – Агриппина Александровна Абрикосова – покинула этот мир 1 сентября 1901 года.
С мужем они совсем ненадолго разминулись в Вечности, чтобы соединиться навсегда. Алексей Иванович пережил супругу всего на 3 года, его похоронили в 1904.
Двое созданных друг для друга людей, пришедших в этот мир, чтобы сделать его чуточку лучше и слаще.
Уже после смерти этой славной женщины, в 1902 году, по её завещанию Москве перешло сто тысяч рублей для организации нового бесплатного родильного дома. Строительство началось в 1903 году на Миусской площади, а в мае 1906 года родильный дом на 51 койку был открыт.
На строительство было затрачено более 200 000 рублей и Московская городская управа приняла решение официально присвоить новому родильному приюту имя Агриппины Александровны Абрикосовой.
А после Октябрьской революции он был переименован в роддом им. Н. К. Крупской. Родильному дому вернули имя его учредительницы лишь в 1994 году.
В 1996 году на фасаде здания установили мемориальную доску. А в 2012 году роддом был закрыт.
В 1918 году фабрика Абрикосовых была национализирована и получила название «Государственная кондитерская фабрика № 2». В 1922 году ей присвоили имя московского большевика П. А. Бабаева. После революции многие из Абрикосовых уехали за границу, но многие остались. Потомками рода являются Дмитрий Иванович Абрикосов (внук А. И. Абрикосова), много лет отдавший дипломатической службе в Японии; Хрисанф Николаевич Абрикосов (внук А. И. Абрикосова) – личный секретарь Л. Н. Толстого; Алексей Иванович Абрикосов (внук А. И. Абрикосова) – врач-патологоанатом, автор нескольких учебников. Его сын, Алексей Алексеевич Абрикосов – учёный-физик, лауреат Нобелевской премии (2003).
Кроме того, к этому роду принадлежат артисты Московского театра имени Вахтангова – А. Л. Абрикосов и его сын Г. А. Абрикосов.

Вианы не ударили в грязь лицом. Что ни блюдо – кулинарный шедевр. Не говоря уж о знаменитом амьенском паштете из утки.
Вокруг – шутки, смех, лукавое подтрунивание. И только старшая сестра невесты – 27-летняя Онорина – сидела на этом празднике жизни как чужая.
Ведь и года не прошло, как умер ее муж. Конечно, она не особо убивалась: ее выдали замуж по семейному соглашению. Но все равно сердце щемило, когда красавица сестричка целовалась с молодым мужем под одобрительные крики гостей.
Неожиданно литератор поднялся из-за стола. Бокал опрокинулся под его рукой, красное вино потекло по белоснежной скатерти.
Но Верн, не замечая, стремительно шагнул к Онорине. «Что ты здесь делаешь?» – изумленно спросил он, как будто они были хорошо знакомы.
Гости зашумели, объясняя, что это – сестра невесты.
Молодой человек, сконфузившись, отошел, но весь вечер бросал на Онорину странные взгляды.
А на следующий день сделал ей предложение: «Может, тебе это покажется смешным, но у меня давно есть потребность в счастье с тобой!» У Онорины сердце дрогнуло. Вот так – ни больше ни меньше – в стремительном счастье с ней! С ее-то вдовьей долей и двумя маленькими дочками…
Крошечные Валентина и Сюзанна гостили тогда у бабушки по отцу. Верн попросил привезти их. Так и запомнился Онорине тот чудесный май – каштаны в цвету, детский лепет в беседке, улыбающийся Жюль.
А потом был его первый поцелуй. И опять Онорина почувствовала себя странно – поцелуй был такой страстный и интимный, словно они уже много раз целовались.
Летом в Амьен приехал младший брат Жюля – Поль. Он был моряком и уже бороздил океаны на зависть старшего брата. Онорина первой выскочила встречать нового родственника.
А тот изумленно уставился на нее: «Это ты?!» Онорина, недоумевая, шагнула ближе. «Простите! – выдохнул Поль. – Но вы так похожи на кузину Каролину!»
Каролина!.. Прелестная, капризная и сумасбродная девочка из детства братьев Верн. Они жили тогда в Нанте – 11-летний Жюль и 9-летний Поль. Летом братья пропадали в порту, мечтательно разглядывая парусники дальнего плавания, завидуя юнгам, которые поплывут навстречу приключениям.
Но у Жюля была и своя причина для вздохов – Жюль был влюблен.
Но кузина Каролина старше его на год и уже кокетничает с мальчиками. Жюль в растерянности: чем же поразить ее сердце?
В голове его родился безумный план. В порту дожидается отплытия в Вест-Индию трехмачтовая шхуна «Коралли». Это – перст судьбы: на «Коралли» Жюль привезет для Каролины ожерелье из кораллов!
Юный безумец и вправду подкупил юнгу, заняв его место.
Хорошо, отец быстро сумел перехватить сына, а то сгинул бы мальчишка. Дома Жюлю устроили нагоняй.
Но влюбленность устояла и длилась еще много лет. Прелестная ветреница, у ног которой перебывали десятки поклонников, позволяла Жюлю гулять с ней под луной и даже целовать. Но когда он сделал ей предложение, рассмеялась в ответ. Конечно, перспективы Жюля тогда были весьма туманны. Словом, Каролина выскочила за богатенького.
После рассказа Поля Онорина неделю проплакала. Выходит, она лишь тень некоей Каролины. Замена. Копия. И что – всю жизнь теперь пытаться походить на оригинал, к тому же незнакомый?!
Словом, подумав, Онорина решила разорвать помолвку.
Жюль выслушал ее вполне серьезно, но вдруг захохотал: «Считай, что Каролина – черновик моих чувств, а ты – чистовик. Ты никуда от меня не денешься – ты написана навсегда!»
Они тихо обвенчались в Париже 10 января 1857 года. Денег на пышные церемонии не было. Хотя пьесы Верна и ставились на сцене, но платили за них сущие гроши. Онорину это не пугало. Есть крыша над головой, дети сыты – и слава богу. Правда, у Онорины была мечта – жить спокойно. Но о покое с мужем-непоседой пришлось забыть. Даже сына родить спокойно Онорине не удалось – папочка уплыл в путешествие и застрял по пути домой. Говорил потом, что с погодой не повезло…
Мишель родился 3 августа 1861 года. Жюль же, вернувшись, не очень сильно обременял себя семейными делами. К тому же увлекся новомодными полетами на воздушном шаре. Хорошо, его шар прохудился, а то пришлось бы Онорине собирать мужа по кусочкам!
Только она обрадовалась, что этот неисправимый мечтатель вылез, наконец, из гондолы и поможет ей по дому, Жюль уселся писать первый большой роман «Пять недель путешествия на воздушном шаре». Шли рождественские дни 1862 года, но семейству Верн было не до праздников.
Мишель болел, кричал не переставая. Онорина не спала, не ела.
А папочка, заткнув уши, марал бумагу. В конце концов отнес рукопись Александру Дюма-отцу.
Тот посреди ночи ворвался в скромное жилище Вернов на перекрестке Круа-Руж, разбудил всех, включая крошечного Мишеля. Радостно хохоча и подбрасывая младенца под потолок, Дюма завопил: «Это великий роман науки!» – и через несколько дней поспособствовал знакомству Верна с самым известным парижским издателем Жюлем Этцелем.
С тех пор Верн сдает Этцелю по 2–3, а то и 4 романа в год.
Злые языки судачат, что Жюль Верн – псевдоним писательской группы. Не может же один человек написать столько! А что делать? Надо на что-то жить. Ну а в том, что Жюль Верн – псевдоним, действительно есть доля правды. Ведь Онорина, как верная супруга, помогала мужу – по много раз переписывала его сочинения. Ведь никто, кроме нее, не мог понять корявого почерка Жюля.
Иногда приходилось переписывать по 800 строк в день – так что руки сводило. Еще Онорина делала для мужа вырезки из прессы. А иногда даже и подсказывала сюжетные повороты.
В истории литературы в один ряд с самоотверженной Онориной можно поставить только еще одну жену писателя – Софью Толстую, которая переписывала громаднейшие романы своего Льва Николаевича десятки раз. И не просто переписывала – вставляла собственные описания и диалоги по тому плану, каковой выдавал ей супруг.
Супруги Верн трудились не покладая рук – денег же постоянно не хватало. К тому же Жюль вспомнил о своей детской страсти к кораблям.
И страсть оказалась недешевой.
Первое судно, простой рыбачий баркас, Жюль купил через четыре года после рождения Мишеля.
В честь сына назвал его «Сен-Мишель», и в его каюте устроился работать над романом «20 тысяч лье под водой».
Онорина на всю жизнь запомнила, как Жюль впервые привел ее на борт. «Я влюблен в эти сбитые доски так, как в 20 лет любят женщину!» – заявил он.
Пришлось и Онорине плавать – не отдавать же мужа «другой любви». Тем более что впоследствии появилась еще более грациозная «любовница» – белоснежный парусник «Сен-Мишель II».
А в сентябре 1877 года – уже паровая яхта «Сен-Мишель III». Эта шикарная игрушка стоила 55 тысяч франков. Конечно, тогда Жюль опубликовал свой знаменитый роман «Вокруг света». Но таких денег роман не принес. Пришлось влезть в долги. Онорина пришла в ужас. Чтобы уговорить ее, Жюль привел брата Поля, и они начали горячо убеждать, что именно о такой замечательной яхте мечтали в детстве. А капризная Каролина выговаривала им тогда: «Ваши плавания – глупости!»
После таких воспоминаний Онорина, конечно, согласилась. Пусть Жюль знает: Онорина – не Каролина, она понимает мечты мужа!
С весны 1885 года Верны уехали из Парижа и обосновались в Амьене. Конечно, переезд потребовал новых средств. Но слава богу, Жюль Верн теперь уже известный всему миру писатель, его книги расходятся огромными тиражами, и даже разные научные общества приглашают его в почетные члены.
9 марта 1886 года Амьен стоял в дымке первой зелени. Жюль Верн возвращался с прогулки.
И вдруг раздался выстрел, а за ним – другой.
Из окна второго этажа Онорина увидела, как муж осел на землю и вокруг его ноги начало расползаться кровавое пятно. Она кинулась вниз. Пока бежала, соседи уже внесли Жюля, а за ним втащили… племянника Гастона.
Неужели это он стрелял? Любимый сын и надежда своего отца Поля, любимый племянник Жюля. Иногда Онорине даже казалось, что Жюль любит Гастона больше собственного безалаберного сыночка. И вот – на тебе!
Гастон вырывался, крича: «Я должен был сделать это! Дядя сам виноват! Он не должен про все это писать. Подлодки, пушки, полеты на Луну.
Он выдумывает мир, в котором мы погибнем! Кто-то должен его остановить. Человек из будущего не может жить среди нас!»
Онорина заткнула уши и побежала в комнату, куда отнесли Жюля. Вот до чего довели эти чертовы «жюль-верновские» фантазии! Вот цена романов о будущем: Гастон – в безумии, Жюль – в крови.
Прибежавший врач констатировал, что опасности нет. Пуля попала в ногу. Ее можно даже не удалять. Жюля просто накормили снотворным. Гастона увезли в сумасшедший дом.
Соседи разошлись. Онорина осталась со спящим мужем. Она верила: Жюль – сильный, он выкарабкается.
Верн действительно выкарабкался. Вот только нога так и осталась больной. Но он по-прежнему писал свои два романа в год.
Однако потом он начал слепнуть. Оказалось, что это – следствие диабета, как и его вечный ненасытный аппетит. Удивительно, но с таким букетом заболеваний оптимист Верн все равно проскрипел до 77 лет.
Ему даже удалось пожить в будущем – в XX веке и лично увидеть, как человеческая цивилизация обзаводится выдуманной им техникой – например, подлодками и самолетами.
Ну а потом появились телевизоры, транзисторы, мобильники, кредитные карточки и магазины самообслуживания, которые он предсказал.
И кто знает, может, если бы Верн все это не напридумывал, ученые ничего бы не изобрели?..
А в 1969 году космический корабль «Аполлон-9» полетел к Луне по траектории, некогда рассчитанной Верном в романе «С Земли на Луну», и даже приземлился всего в пяти милях от точки, описанной в романе.
Самого же Верна не стало 24 марта 1905 года. Но еще 15 лет в мир выходили его романы. Сын Мишель издавал рукописи отца.
Онорина не надолго пережила мужа. Ее не стало в 1910 году, спустя пять лет после смерт Верна. Ей был 81 год.
P. S. В начале марта 2008 года к Международной космической станции отправился первый автоматический грузовой корабль «Жюль Верн», разработанный учеными Европы. Ну а компьютерная программа, которая вывела его на орбиту, называлась «Онорина». Выходит, недаром Верн признавался: «Меня ведет звезда Онорина».

Автор Елена Коровина

И уже 1 января 1968 года подарком под новогоднюю елку по экранам советских кинотеатров разошлись новенькие, яркие, изумительно дублированные Вячеславом Тихоновым и Ниной Меньшиковой копии фильма, взявшего золото Канн в мае 1966-го.
Решительность Фурцевой особенно дорогого стоила, потому что центром напряжения фильма была долгая постельная сцена, каких в советском прокате еще не было.
Фильм представлял собой хронику общения двух 35-летних родителей-одиночек, которых промозглый декабрьский вечер в Довиле свел у порога школы-интерната, где воспитывались их дети.

Поездки в Довиль и обратно, разговоры за обедами и за сигаретами о работе, о прежних браках, о самбе, о бразильских композиторах Жобиме и Жилберту, о скульпторе Джакометти и собаках, о кино, по большей части сымпровизированные Жаном-Луи Трентиньяном и Анук Эме, исчерпывали содержание картины.

А любовная сцена, где обнаженная спина Трентиньяна недвусмысленно демонстрировала его попытки доставить новой знакомой удовольствие, а глаза Эме так же недвусмысленно давали понять, что оно к ней так и не приходит, была его несостоявшейся кульминацией.
Все прекрасно, герои прекрасны, у них прекрасные профессии — гонщик экстра-класса и ассистентка режиссера в кино,— они подходят друг другу, но оргазм не приходит: героиня еще не остыла от любви к погибшему мужу-каскадеру.

«Мужчина и женщина» разрушил главный на тот момент принцип мелодрамы: фильм не заканчивался свадьбой с поцелуем в диафрагму, а был похож на досужую болтовню, которая стала было складываться в задушевный разговор, но в самый важный момент он прерывался. И все же у фильма был как будто бы счастливый финал, в котором Мужчина на машине обгонял поезд Женщины, чтобы встретить ее на вокзале в Париже, где они заключали друг друга в объятия и застывали черно-белой моментальной фотографией.

Режиссером, который сделал Анук Эме настоящей звездой на все времена, стал Клод Лелуш.
В 1966 году он пригласил её сняться в мелодраме «Мужчина и женщина».
Тогда имя Лелуша было еще мало кому известно, а в голове у него лишь рождались зарисовки сюжета и мелодии к фильму, но, даже несмотря на это, он знал:
«Это фильм всей моей жизни».

У него не было ни денег, ни творческой поддержки, но в своем фильме он с самого начала хотел видеть двух звезд французского кинематографа:
Жана-Луи Трентиньяна и Анук Эме — только их и никого другого.

Сценарий Анук Эме очень понравился, и она сразу же согласилась сниматься, но, правда, режиссеру пришлось потратиться на достаточно дорогого парикмахера и гримера, на которых настаивала актриса.

Как и многие Клод Лелуш не устоял перед обаянием актрисы и был тайно в неё влюблен. Режиссер планировал признаться ей в своих чувствах, но опоздал всего на день.
Они снимали в отеле «Норманди».

И режиссер решил подряд снять две постельные сцены: сначала с любовником, которого играл Жан-Луи Трентиньян, а потом с мужем в исполнении Пьера Баруха.
В своей книге «Баловень судьбы» Клод Лелуш писал:
«То, что происходит в этой постели, сценарием не предусмотрено. Естественно, это уже не кино. Анук и Пьер полюбили друг друга... Ох уж этот Барух!

Он легко крадет сердце той, в кого и я тайно влюблен.
Пора признаться, я не мог сопротивляться очарованию Анук.
Какой мужчина устоит перед ней? Но из робости и желания показаться джентльменом я пропустил два дня, прежде чем признаться ей в своих чувствах…»

Хотя спустя годы Лелуш перестал жалеть о своей медлительности, ведь уже в 1970-м Анук Эме ушла от Пьера Баруха к английскому актеру Альберту Финни.
Возможно, именно эта история и натолкнула Лелуша на одно из его красивейших высказываний:
«Самые прекрасные истории любви те, прожить которые нам не хватило времени».
Какие бы романы не скрывались за съемками, фильм «Мужчина и женщина» стал центральным в фильмографии Анук Эме и принес ей международное признание.

Более 60 лет своей жизни Анук Эме посвятила кинематографу.
Актриса получила «Золотой глобус» за роль в фильме «Мужчина и женщина» и Каннскую пальмовую ветвь за фильм «Прыжок в пустоту», а также была номинирована на премии «Оскар», «Бафта» и «Сезар».

Анук Эме была музой многих известных режиссеров, включая Федерико Феллини, Клода Лелуша и Жака Деми.

Франсуаза Сорья Дрейфус — под таким именем 27 апреля 1932 года в Париже родилась Анук Эме.

источник Natasha Volpina, Хаита Бугакова, Margarita Levitskaya

После того как дошли до жены, весь день они провели в поисках. Его не приняли ни в Мечниковской больнице, ни в Поленовском институте, мест не было для «покойника».

Ей всюду говорили:
— Это благо, если умрёт, – и для вас, и для него. Ведь, если выживет, в лучшем случае будет смотреть в потолок и ходить под себя. Вас это устраивает? Она отвечала: — Меня это устраивает.
Только в старой лечебнице на Фонтанке хирург Гурчин, который знал её как актрису сжалился над ней (она молила: «Пожалуйста, сделайте безнадёжную операцию под мою расписку!»), и решился. Склеил затылок, а где костей не хватило, осталась дыра.

Шли дни, недели. Он боролся вместе с ней за жизнь. В момент шестой клинической смерти заорала нечеловеческим голосом:
"Не умирай! Лётчик найден!" – и он, кто в своё время активно искал лётчика Литвинова, доставившего в осажденный Ленинград Седьмую симфонию Шостаковича, открыл глаза..."

И все последующие двадцать шесть лет она стала для него не только самой любящей женой и самым верным другом, матерью, нянькой, медсестрой, поводырем.

Ещё недавно за её спиной другие актрисы шептались: «Вот бы мне её росточек!.. А мне бы её пластику!..» Они ей завидовали. А теперь жалели: «Ой, такая молодая, красивая, талантливая! Бросила бы его! У неё же столько поклонников!»

Однажды, у него прихватило сердце, кардиолог в реанимации сказал жене: «Готовьтесь к худшему. Он может умереть, и произойдёт это, самое позднее, между пятью и шестью утра...» Она всю ночь сидела у его изголовья и умереть не позволила. А вечером блистательно играла Сильву...
Впрочем, это было в порядке вещей: днём делала ему уколы, массаж и прочие процедуры, а вечером выходила на сцену, и зрители восхищенно аплодировали: на «Баядере» – её Одетте, на «Весёлой вдове» – её Ганне Главари, на «Фиалке Монмартра» – её Нинон, на «Летучей мыши» – её Розалинде. А ещё – «прекрасная Елена», а ещё – Фраскита, впрочем, всего не перечислить... Как люди обожали её божественное сопрано, искрометный танец, дивное актёрское обаяние!

А дома же для неё пел он:
«Говорят, бабье лето, говорят, бабье счастье – то, что солнцем согрето после бед и ненастья...» Или читал: «Кто говорит, что первая любовь любви последней ярче и сильнее?..»

Он посвятил ей около ста стихов, ещё больше – песен. Если бы вы слышали его тенор, если бы видели, как стремительно бегали по клавишам фортепиано и по струнам гитары его пальцы (а ведь ложку до рта не мог донести!).

Она любила эти песни и стихи. Вспоминала как он поднимал стосорока килограммовую штангу лежа, а двух пудовку выбрасывал вверх сорок семь раз, а всего за день суммарно осиливал сто тонн! Вместе они поднимались на Эльбрус. Вместе, на «Запорожце», одолели Каракумы. За свою жизнь он «износил» двенадцать автомобилей.

Все фотографии он хранил в альбомах и утверждал, что нет в стране такой церкви, которую бы ей не показал.
Однажды, уже добравшись до границы с Турцией, вдруг она вспомнила: — Боже! У меня же послезавтра «Баядера»! Он резко развернул машину и за 48 часов ни на миг не сомкнул глаз добрался до места. Когда подкатили к театру, до начала спектакля оставалось сорок минут. И пока она блистала на сцене он крепко спал, уронив на руль «Запорожца» свою седую голову.

А один раз, вернувшись сюда же, на площадь Искусств, из Уфы, они глянули на спидометр, а там: 999999!
Он – ей моргнул и улыбнувшись сказал:
— Берём шампанское и делаем вокруг аникушинского Пушкина круг почёта!
А ещё они вдвоем помогали другим. О нем часто писали, особенно в газете «Советский спорт».

Однажды ему позвонила женщина из Ростовской области:
«У меня "сын-афганец" после тяжелейшего ранения готов наложить на себя руки. Помогите!»
И они проехали 1750 километров, до города Шахты, и спасли его. А всего за двадцать шесть лет вернули к жизни двести тридцать пять инвалидов).

Со своими учениками, коллегами он начал создавать музей, который был открыт 16 марта 1968 года.
– Наш музей, – говорил Евгений Алексеевич , – рассказывает о подвиге служителей всех искусств блокадного Ленинграда. Для нас все равны и до́роги одинаково: и артисты, и писатели, и билетеры, и осветители – все, кто с честью спасал город. Мы живем по принци-пу: «Никто не забыт и ничто не забыто».

В экспозиции музея – более 20000 экспонатов, документов, вещей, среди которых уникальные, как, например, часы Н.И. Римского-Корсакова, переданные в дар музею потомками композитора, рояль, на котором играл Д.Д.Шостакович, его ноты, письма, фотографии, личные вещи. Здесь же хранится и дирижерская палочка Карла Элиасберга, под управлением которого в Ленинградской филармонии 9 августа 1942 года впервые прозвучала Седьмая симфония Д.Д.Шостаковича.

Они вместе открывали музеи по всей стране...

Например музей Шостаковича, что в Калининграде, Музей Чести, что в Тверском крае, неподалеку от могилы Анны Керн и те, что в Минске, Ангарске , музей А.А. Ахматовой в Слободке и других местах...

За неделю до её кончины, когда к нему по поводу нового музея, сто одиннадцатого, посвящённого на сей раз тяжёлой атлетике, пришли телевизионщики, а он от горя уже не имел никаких сил с ними общаться, она шепнула:
«Пойдите на кухню и там займитесь делом, это важно...»

Она как самоотверженно боролась за его жизнь, так и мужественно сопротивлялась своей болезни. Он чувствовал себя хлюпиком по сравнению с ней.

Когда она получила «первую группу без права работы» то поняла, что жить осталось совсем немного, но работу не бросала. Профессор оперного факультета Консерватории (многие её студентки – лауреаты международных конкурсов), она назавтра, 24 ноября, участвовала в заседании кафедры, но на мастер-класс сил уже не осталось.

Вечером 26 декабря позвонила в театр:
— Прошу гроб на сцене не открывать. Пусть будут мелодии Кальмана, Легара, Штрауса, и непременно – увертюра к «Летучей мыши». Потом сказала ему: «Умру завтра». Назавтра приоткрыла глаза: «Я вас немножко обманула... Дорогой, не забудь 29-го поздравить Витальку Копылова с днём рождения».
Её не стало 28-го. Он держал её руку до последнего удара пульса...

Она лежала на сцене своего театра. Оркестр исполнял увертюру к «Летучей мыши». Кто-то читал стихи в микрофон.

Потом над ней стал опускаться занавес, и людские рыдания слились с долгой-долгой овацией Актрисе. А он всё шептал:
«Опустела без тебя Земля. Как мне несколько часов прожить?..»

Он прожил без неё триста пятьдесят четыре дня. И теперь они навеки вместе – на Смоленском кладбище…
ЛЮДМИЛА ФЕДОТОВА — советская и российская актриса и певица, народная артистка Российской Федерации. (12 мая 1939 г — 28 декабря 2004 г. (65 лет), Санкт-Петербург).
ЕВГЕНИЙ ЛИНД — почётный академик спорта. (08.04.1935-18.12.2005) Он воспитал тридцать пять мастеров спорта, чемпионов Советского Союза и Олимпийских игр. В его жизни было шесть клинических смертей. Седьмая оказалась настоящей. Имя Линда ещё при жизни было вписано на страницы Золотой книги Санкт-Петербурга.

ЛЮБОВЬ !!! Чувство , которое не знает границ и ограничений. Покойтесь с миром прекрасные, сильные духом люди, люди с большой буквы

(С) Марина Комарова

Хотела было про пранк Вована и Лексуса, которые развели Макаревича как последнего дурака, написать, да потом подумала - а зачем? Чтобы указать на очевидную вещь? Что Макаревич - претенциозный, надутый самомнением глупый старик, давным давно утративший какую бы то ни было релевантность, как они любят выражаться? Так это очевидно...Удивляет во всём этом только одно - их стольких уже выставили на смех этими пранками, что казалось бы у любого мало-мальски разумного человека с цифрами АйКью не в пределах цифр комнатной температуры, должен срабатывать хотя бы слабенький сигнал тревоги, когда им якобы "звонят" из якобы офиса якобы президента Зеленского, но нет, не срабатывает...Создавшие в своем мозгу собственную картину мира, эти солипсисты действительно верят в то, что им могут позвонить президенты, папы римские, генеральные секретари ООН, и всё для того, чтобы поинтересоваться их мнением по глобальным вопросам выживания и развития человечества...Идиоты, что тут ещё можно сказать, и Макаревич - один из весьма типичных представителей этой категории людей. Пошлый вульгарный иррелевантный идиот.

Одна из главных героев фотографии Прасковья Леонтьевна Ткачёва, старшая медсестра хирургического отделения госпиталя знаменитой Брестской крепости. Она – на переднем плане, в белом халате.
Биография Прасковьи Леонтьевны наполнена такими фактами, что диву даёшься: как всё это выдержать и не сломаться?

Медсестрой она решила стать ещё в детстве. И мечту свою осуществила. В Брестскую крепость Прасковью направили в 1939 году. И хотя была возможность оставить службу и вернуться домой, девушка этого не сделала. После демобилизации (1940 год) осталась в госпитале старшей сестрой. Работы было не просто много, а чрезвычайно много.

…Армейский госпиталь готовили к расформированию. Более восьмидесяти больных предстояло подготовить к переезду в Пинск. Это было днем 21 июня 1941 года. До позднего вечера Прасковья Леонтьевна работала с документами. Сделать всё, что планировала, не успела, поэтому и ложиться спать не стала.

А ранним утром раздался взрыв – бомбёжка! Одна из бомб попала в здание терапевтического отделения. Вслед за этим – в хирургический корпус. Разбитыми оказались перевязочная, кладовая. Начался пожар. Прасковья Леонтьевна, молодая женщина, которой ещё не исполнилось тридцати, наравне с мужчинами вытаскивала из огня раненых – уносила их в казематы в земляных валах (она находились на расстоянии полутораста метров). Вместе они спасли двадцать восемь человек. Больше не успели – обрушились стены, похоронив под собой многих раненых. Тем не менее, Прасковья Леонтьевна после обрушения снова вернулась. Не найдя никого в живых, вытащила ещё значительную часть медикаментов.

Между тем, уже шёл бой. Фашисты пустили в ход дымовые шашки, некоторые раненые просто задохнулись. Кончились бинты, в дело пошли наволочки, простыни. Прасковью Леонтьевну дважды ранило осколками снарядов, но на не покинула свой пост. Более того, смогла привести в этот импровизированный «лазарет» нескольких женщин и детишек.

В кармане медсестры лежал профсоюзный билет. И Прасковья Леонтьевна прямо на нём начала писать имена людей, их адреса, всё, что помнила. Вот несколько строк: «…Мы стремились выйти, нас окружили немцы, погибли комиссар Н.С.Богатеев, Хорецкая Верочка во время оказания помощи пограничнику… И Ровнягина Дуся… Втроём несли бойца, бежали из последних сил к двери, но туда прорвались враги. Наши воины убили несколько фашистов. Оставшихся в живых фашисты забросали гранатами. Убили около 22 больных и раненых. Нас осталось четверо из двадцати восьми…».

Забегая вперёд, скажу, что сегодня этот профсоюзный билет хранится в Музее обороны Брестской крепости. Но вернёмся туда, в страшный первый день войны.

Захватив Южный остров, фашисты обнаружили медсестру и её подопечных. Сфотографировали. Отправили в лагерь. Раненая Прасковья Леонтьевна нашла в себе силы нести носилки. Рядом с ней шли женщины и дети, она постоянно говорила им: «Нельзя отставать, держитесь вместе. Не падайте – расстреляют!» Едва кто-то из пленных совершенно обессиливал, его подхватывали под руки или несли. Фашисты довольно быстро поняли, что за такой организацией стоит женщина. И чуть было не расстреляли саму Ткачёву.
Прасковья Леонтьевна Ткачева выжила, бежав из лагеря. Летом 1942 года она уже работала связной в партизанском отряде имени Чернака (Брест). Победу встретила на родной земле. В Бресте и прожила ещё сорок восемь лет после Победы, сама передала в музей легендарный профсоюзный билет. Была награждена медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».

Прасковья Леонтьевна Ткачева умерла в 1993 г
Александр Горелов